Чтение 14–й страницы книги ~Бомба для председателя~

выпустил его монографию "Германия, апрель сорок пятого", и - впервые за
все его поездки - не стал отказываться от предложенного гонорара. После
этого он засел в библиотеке, пересмотрел гору литературы по математике и
физике, сделал выписки из телефонных справочников Эссена, Киля и Гамбурга,
связался по телефону с Мюнхеном и Франкфуртом и наконец нашел того, кого
искал, - физика Рунге.

- Извините, что я к вам так поздно, доктор Рунге.

- Кто вы?

- Мое имя вам ничего не скажет, но дело у меня к вам крайне срочное.

Они стояли в дверях. Хозяин заслонил дверь и не приглашал гостя
войти.

- Я сейчас занят. Очень сожалею...

- Минута у вас найдется?

- Минута - да. Только вряд ли "крайне срочное дело" можно решить за
минуту.

- Это лицо вам знакомо? - спросил Исаев, показав Рунге маленькую
фотографию.

- Очень знакомый молодой человек...

- Ему сейчас пятьдесят шесть.

- У меня плохая память на лица.

- Кто с вами работал в концлагере Фленсбург?

- Холтофф?

- Так это Холтофф или нет?

- Да... Пожалуй что... Мне кажется, что он, но я боюсь ошибиться.
Хотя нет, точно, это Холтофф.

- Теперь посмотрите на это фото.

- Тоже он. Так постарел... Неужели жив?

- Ну а если жив, тогда что?

- Покажите оба фото еще раз.

- Может быть, нам все же договорить у вас в доме?

- Прошу. - Рунге пропустил Исаева в комнаты.

- Вероятно, вы сначала спросите, знаю ли я адрес Холтоффа, и сразу
позвоните в федеральную комиссию по охране конституции?

- Я ни о чем вас не спрошу.

- Все надоело?

- Просто мне надо кончить работу, которой я отдал последние десять
лет, а если я обращусь к властям, меня начнут таскать по комиссиям,
комитетам и подкомиссиям... Я прошел через все это. Допросы, очные ставки,
свидетельские показания в суде, оправдание обвиняемых...

- Все-таки Кальтенбруннера повесили...

- А остальные? Где Бернцман? Зерлих? Айсман? Где они? Бернцман в
земельном суде. Айсман у Дорнброка. Зерлих в МИДе...

- Вы пропустили Штирлица, господин Рунге.

- Штирлиц спас мне жизнь.

- Если бы война продлилась еще месяц и русские танки не вошли в
Берлин, Холтофф бы вас прикончил, несмотря на все старания Штирлица.

- Вы хотите, чтобы я предпринял какие-то шаги?

- Да.

- Зачем это нужно вам, если я не хочу этого? Я, которого Холтофф
мучил, кому он прижигал сигаретой кожу, кого он поил соленой водой? Зачем
это нужно вам, если я этого не хочу?

- Зло не имеет права быть безнаказанным, господин Рунге.

- Он одинок?

- Пять лет назад у него родился внук.

- Наши внуки не виноваты в том, что было.

- Верно. В этом виноваты деды.

- Объявив войну, я принесу зло его жене, детям, внуку. Вы призываете
меня к мести, а я против мести. Чем скорее мир забудет ужасы нацизма, тем
лучше для мира. Надо забыть прошлое, ибо, если мы будем в нем, мы не
сможем дать будущее детям.

- Забыть прошлое? Очень удобная позиция для негодяев.

- Вы у меня в доме... Я не имею чести знать вас, но просил бы
выбирать точные формулировки.

- Я точен в выборе формулировок. Нас здесь никто не слышит, надеюсь?

Рунге ответил:

- Нас здесь никто не слышит, но мое время кончилось. Так что, - он
поднялся, - всего вам хорошего. Ищите мстителей в других местах.

- Сядьте, господин Рунге. Я не собираюсь забывать прошлое. Я не
забыл, какие вы писали показания в первые дни после ареста. Я. не забыл,
скольких людей вы ставили под удар своими показаниями. Я не забыл, как на
допросах вы клялись в любви и верности фюреру.

- Штирлиц...

- И благодарите бога, что я не приобщал ваши доносы к делу, иначе вам
было бы стыдно смотреть в глаза Нюрнбергскому трибуналу, где вы вели себя
как мученик-антифашист. Я имею слабость к талантам, поэтому я изъял из
дела все ваши гадости и оставил лишь необходимые клятвы в лояльности.
Благодарите бога и меня, Рунге, что по вашим доносам не посадили никого из
ваших коллег. И прозрели вы не в тюремной камере. Вы прозрели, когда я
отправил вас в спецотдел лагеря, в удобный коттедж. Вас поили кофе и
кормили гуляшом, но на ваших глазах вешали людей, а там были талантливые
люди, Рунге, очень талантливые люди. И не моя вина, что вас там начал
пытать Холтофф, - тогда я уже не мог помешать ему...

- Штирлиц?!

- Штирлиц... Вы правы, я - Штирлиц.

Рунге отошел к окну. Он долго молчал, а потом повторил:

- Штирлиц...

Исаев усмехнулся:

- Штирлиц...

Рунге долго стоял возле окна и курил. Не оборачиваясь, он тихо
сказал:

- Я напишу все, Штирлиц. Вам я готов написать все. Диктуйте.

- Нет... Господь с вами... Я пришел не для того, чтобы диктовать... Я
пришел для того, чтобы вы не забывали... Я не хочу, чтобы Холтофф повторял
с вашими внуками то, что он делал с вами...

- Доброе утро, могу я поговорить с майором Гельтоффом?

- Майор Гельтофф сейчас дома и просил не беспокоить его до
одиннадцати.

- Пи-пи-пи...

"Стерва! - ругнулся Исаев. - То, что она не говорит обязательного
"ауфвидерзеен", сбивает меня с толку. Это от старых немцев. Все-таки
тринадцать лет в Германии что-нибудь значат".

Исаев остановил такси:

- Вельмерсдорф, Руештрассе, семь.

Гельтофф жил на Гендельштрассе, но Исаев по привычке не назвал
точного адреса. Первое время он и в Москве, когда ехал на такси, ловил
себя на мысли, что называет Скатертный переулок вместо того, чтобы просить
шофера отвезти его прямо на улицу Воровского.

От Руештрассе до Гендельштрассе было совсем недалеко - полкилометра,
не больше. Исаев огляделся: улочка была пустынная и тихая; коттеджи за
высокими металлическими заборами, много плюща, плакучие ивы вокруг
маленьких озер, воркование голубей и звонкие голоса детишек.

"Улица хорошая, - отметил Исаев, - а вон та ограда с бетонным
выступом как раз для меня. Я смогу посидеть, и он меня не увидит из своего
дома. Когда он будет выезжать и остановится на улице, чтобы закрыть ворота
гаража, я успею сесть к нему в машину".

Когда из ворот выехал БМВ-1700 и Холтофф пошел закрывать за собой
ворота гаража, Исаев быстро поднялся и тут же снова сел - свело ногу. Он
понял, что не успеет сесть в машину до того, как Холтофф вернется. Он
успел открыть дверь БМВ одновременно с Холтоффом. Тот посмотрел на Исаева:
сначала недоумевающе холодно, потом отвалился на спинку сиденья и,
побледнев, тихо спросил:

- Ты же мертв, Штирлиц... Зачем ты появился? Что тебе нужно от меня?

- Я рад, что ты сразу поставил точку над "i". Мне действительно
кое-что от тебя нужно.

- Что?

- Хорошее начало... Молодец, Холтофф. Вон автомат. Позвони в газету к
редактору Ленцу и пригласи его на дружескую беседу куда-нибудь в бар... Я
после объясню, что меня будет интересовать.

- Добрый день, редактор Ленц.

- Здравствуйте, инспектор.

- Мое звание - майор.

- Да? Хорошо. Я это запомню.

После паузы Холтофф сказал:

- Мне пришлось пригласить вас в этот бар, потому что так будет лучше.
Я не хочу лишнего шума... Вызов в полицию, официальные показания. Это
всегда вызывает шум.

- Я не боюсь шума. Наоборот, я люблю шум. Он мне выгоден. Ведь я
газетчик, майор Гельтофф.