read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



может быть заступником несчастных". Это слова "изменника" Каталины. Почему
Цицерон так его ненавидел? Только из-за разности идейных позиций? Нет,
Севушка, он ненавидел его еще и потому, что Каталину впервые судили за то,
что он, юноша, был искренне влюблен в весталку Фабию, сестру жены
Цицерона... В политике всегда надо искать не только общественную, но и
личную подоплеку... А когда Каталина внес предложение кассировать, то есть
отменить все долги ростовщикам, он сделался самым популярным человеком Рима,
это и испугало олигархов, отсюда та клевета, которая была обращена против
него... Он выставил свою кандидатуру в консулы, и он бы стал консулом, но в
действие была введена провокация,
и Цицерон, получив власть, обвинил Каталину в заговоре и измене...
Сколько прошло веков, прежде чем мы узнали не только речи Цицерона, но и
позицию Каталины? И что же, мы подняли Каталину на щит, как народного героя?
Судя по тому, что вам задают учить в классах, педагогика буржуа до сих пор
страшится открыть правду... Подвергай все сомнению, сын, прекрасная
позиция..."
...Исаев присел на табурет, обхватил голову руками: зачем мне привиделось
все это, подумал он, почему я вновь, как в самые счастливые или горькие
минуты жизни, услышал отца?
Ты услышал его дотому, медленно, превозмогая себя, ответил он, что
никогда не забывал то выступление Каменева в двадцать пятом, когда он
открыто перед съездом потребовал устранения Сталина. Вот почему ты сейчас
вспомнил Цицерона и Каталину; ты просто боялся назвать имя, ты до сих пор
страшишься говорить себе правду, ты ищешь искренность в словах Аркадия
Аркадьевича, который так хочет выслать этого самого Валленберга в Швецию,
только для этого ему надо доказать миру, что шведский банкир был агентом
гестапо. А не так ли работали с Алексеем Ивановичем Рыковым девять лет
назад? Тебя приглашают влезть в дерьмо для того лишь, чтобы сделать "благо"
другому человеку. И я все время возвращаюсь мыслью к его предложению сделать
добро Валленбергу, с "которым мы попали в глупое положение", разве нет? Я
запрещаю себе даже думать о подсадке, но именно потому, что я постоянно
запрещаю это, значит, так же постоянно эта мысль живет во мне!
...В конце пятой недели его разбудили в половине пятого утра; на пороге
стоял тот самый Сергей Сергеевич, которого он назвал тварью...
Лицо его было уставшим, осунувшимся, в глазах застыла боль...
-- Поднимайтесь, -- сказал он. -- Зря вы на меня наговорили
руководству... Мне строгача объявили, а я ведь отца похоронил...
Исаев почувствовал, как ослабли ноги и остановилось сердце, когда в
камере, куда его ввели, он увидел Сашеньку, сидевшую на табурете.
Это была не Сашенька, а седая женщина с морщинистым серым лицом и
высохшими руками; только глаза были ее -- огромные, серые, мудрые, скорбные,
любящие...
-- Садитесь на вторую табуретку, -- сказал Сергей Сергеевич. -- Друг к
другу не подходить, если ослушаетесь, прервем свидание. Я оставлю вас
наедине, но глазок камеры открыт постоянно, за нарушение будет отвечать
Гаврилина -- три дня карцера.
И, по-солдатски развернувшись на каблуках, Сергей Сергеевич вышел из
камеры...
-- Любовь моя, -- сказал Исаев и понял, что он ничего не сказал -- пропал
голос.
-- Любовь моя, -- повторила Сашенька. -- Максимушка, Максим Максимович,
нежность вы моя единственная...
Зачем я не умею плакать, горестно подумал Исаев, как счастливы те, кто
может дать волю слезам; от инфаркта чаще всего умирают улыбчивые люди.
-- Двадцать лет назад... Я видел в Шанхае сон... Будто я вернулся к тебе,
в Москву... И мы едем на пролетке, -- прошептал он, откашлявшись.
У Сашеньки задрожал подбородок...
Я оставил ее, повинуясь приказу, пришедшему во Владивосток из этого дома,
подумал Исаев. Ей было двадцать тогда... А сейчас? Измученная старенькая
женщина... И я не имею права сразу же спрашивать о сыне, я должен что-то
сказать ей...
-- Ты похудела, любовь, но тебе это очень." Даже не знаю, как сказать...
К лицу...
-- Максимушка... Я же знаю про себя все... Женщины все про себя знают...
Даже если отобрали зеркальце... Я старуха, Максимушка... Глубокая старуха...
Вы меня не успокаивайте, вы ж всегда подтрунивали надо мною, вот и сейчас
будьте таким... Я вас тоже видела во сне... Это были какие-то кинофильмы, а
не сны...
-- Ты сказала "отобрали зеркальце", -- Исаев осмотрел камеру; сразу же
обратил внимание на большую отдушину, понял, что их не только записывают, но
и снимают. -- Тебя давно арестовали? В чем обвиняют? Говори быстро, потому
что могут прервать свидание-Сашенька покачала головой:
-- Мне сказали, что не прервут, дали честное слово... И разрешили
отвечать на ваши вопросы... Можно я спрошу, Максимушка?
-- Конечно, любовь...
-- Вы были верны мне все эти годы?
Ее заставили задать этот вопрос, понял Исаев, до конца ощутив их
трагическую, непереступаемую отгороженность друг от друга: дело здесь не в
том, что она говорит мне "вы", она и во Владивостоке так говорила, дело в
другом, совсем в другом, нам обоим неподвластном.
-- Я люблю тебя, -- ответил он, неотрывно глядя в ее лицо, словно бы
стараясь снять морщины, пепельность, отеки, чтобы увидеть прежнюю Сашеньку.
-- Я всегда любил тебя...
-- Но ведь вы живой человек... У вас были женщины?
-- Да.
-- И они ничего не значили в вашей судьбе? Они не остались в вас?
Зачем она говорит это, подумал Исаев. Нельзя так говорить, это совсем
даже и не Сашенька, это не моя Сашенька... Я же никогда не посмею спросить,
был ли у нее мужчина, Конечно, был, но ведь любовь, такая, как наша,
отмечена иной печатью, другим смыслом...
-- Они оставили рубец в душе, потому что их из-за меня убили, -- ответил
он и ощутил, что сердце наконец перестало колотиться.
-- Вы совсем не изменились... -- прошептала Сашенька. -- Такой же
красивый... Нет, даже еще красивей... Вам так идет седина... Спасибо, что вы
сказали правду... Вы всегда были таким чистым человеком... Только чистые
люди честны... Помните, на заимке у Тимохи я говорила, что твои... что...
ваши читатели режут фамилию "Исаев" под статьями, когда заклеивают газетами
окна на зиму... Я ж поняла тогда, кого вы называли "читателями".
-- Я это чувствовал, любовь... Я был так благодарен тебе за это...
Мужчина очень гордится, когда любимая все про него понимает... Ведь понять
-- это значит простить, нет?
-- Понять -- это значит любить, Максимушка... Вы не спрашиваете про
Санечку... Почему? Не хотите сделать больно?
-- Да... Не знаю... За эти годы я приучился ждать, когда сам чело... Фу,
как ужасно я говорю... Я растерян, Сашенька... Да, я привык, что люди сами
говорят то, что посчитают нужным сказать... Но ведь ты не человек... Ты
Сашенька...
-- Наш Санечка пропал без вести, -- из ее глаз покатились слезы; лицо
было прежним, страдальческим, но губы все же таили в себе какое-то
умиротворение, появившееся в первое мгновение их встречи. -- Санечка пропал
в Праге, в последний день войны... Когда выступили власовцы...
-- Ты запрашивала командование? Где он был до исчезновения? С кем
встречался? Адреса?
-- Я писала всем... Я обратилась даже к товарищу Сталину...
-- Отвечали?
-- Да... "Никакой информацией не располагаем"... Я писала и товарищу
Берия... Три раза... Меня пригласили на Кузнецкий мост...
-- Куда? -- Исаев не понял. -- Что это?
-- Это приемная Министерства государственной безопасности...
-- Ну? -- спросил он нетерпеливо и понял, как бестактен он с этим своим
требовательным "ну?".
-- Мне сказали, -- Сашенька замолчала надолго, потом снова заплакала. --
Мне сказали, что Санечка ушел с власовцами...
-- Это ложь, -- отрезал Исаев.
-- Я сказала то же самое.
-- Мне обещали с ним встречу, любовь... Или мне врали, или он тоже
сидит... Ты давно тут?
-- Нет... Меня только что привезли из Бутырок.
-- Я спрашиваю, давно ли тебя арестовали?
-- Три^ месяца назад.
Когда я вернулся, сразу же понял Исаев; чуть ли не в тот же день...
-- В чем тебя обвиняют?
Из ее глаз еще горше покатились слезы, которые как-то странно молодили
морщинистое лицо; безутешность свойственна детству или юности, люди средних
лет и старики готовы к потерям, в них нет такого отчаяния, как в малыше или
девушке; те еще слишком остро ощущают несправедливость, свою беззащитность и
малость, страшное противостояние огромного мира; потом это проходит; утраты
меняют людей.
-- Сначала пришла похоронка на вас... Потом про нашего Санечку
написали... что он пропал без вести... Это очень позорно, вы ведь знаете,
как это у нас позорно... А я кинохронику смотрела, бои за Будапешт, бежал
наш солдатик, а потом вдруг исчез, прямое попадание мины, облачко, ямка, и
ни следа от человека... А матери его: "пропал без вести"... Ни пенсии, ни
помощи...
-- Саня жив. И он не предатель, -- повторил Исаев. -- Пожалуйста, верь
мне, любовь...
104
-- Вы не называете меня по имени... Почему?
-- Потому что у тебя два имени... Одно -- Сашенька, а второе -- Любовь...
В' Латинской Америке к женщине обращаются -- "Любовь", "Амор"...



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [ 14 ] 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.