пришла анонимка, а время было такое, что этот фольклор высоко ценился и
был весьма лакомым; анонимщик писал, что следователь районного управления
внутренних дел Квициния помогает своим единокровцам в "кепи-аэродромах"
налаживать подпольные связи с рыночными перекупщиками фруктов.
адресов - управление кадров милиции, горком партии, редакции, все как
полагается) Гиви Квицинию от работы в отделе отстранили. Он не мог взять в
толк: "За что?! Ведь все знают, что я никогда никого не патронировал,
торговцев бежал как огня, занимался бандитами, как не стыдно верить
заведомой клевете?" Его не уволили из органов милиции, нет, просто не
допускали до работы, жалованье платили исправно, здоровались сдержанно,
когда входил в комнату, коллеги моментально прекращали деловые разговоры
по телефону и закрывали папки с документами.
года рановато, отец стал седеть в сорок пять; пришел к начальнику
районного управления:
меня ни разу не вызвали на собеседование? То был на Доске почета, а теперь
- лишился доверия, разве так можно? Неужели вера в донос выше духа
товарищества?
право сигнализировать куда угодно, подписываясь или не подписываясь, - это
их право. А наш долг во всем разобраться.
трудящегося дороже амбиций сотрудника!
никто толком ему ничего не рассказал, ответы были уклончивые, мол,
разбираемся, не торопите события, да и потом мы не обязаны отчитываться
перед прессой, органы на то и существуют, чтобы находить правду и стоять
на страже закона, разберемся - поставим в известность.
увольнении; на работу ходить перестал; его сосед по комнате Саша Ярмилов,
молоденький лейтенант, негромко посоветовал Варравину:
высшей марки, слог анонимки похож на его, пусть сличат почерки. Он, я
помню, говорил Гиви, что, мол, "кепи-аэродромы" и в Москву пробрались,
нация жуликов, у них деньги на кустарниках растут, поработали б, мол, как
мы... А Гиви ему ответил, что грузинский марганец, чай, виноград,
Черноморское побережье и автомобилестроение вносят вполне весомый вклад в
бюджет Родины, нахлебником себя считать не может, отнюдь...
"Кепи-аэродром" мне тогда врезался в память, вот в чем дело...
это семь дней, хотя, если бы не требовалось девять подписей, можно (нужно,
черт возьми!) было бы ограничиться одним, - Квициния был задержан в
нетрезвом виде и уволен за полным служебным несоответствием.
на следствии, доказало их идентичность; тем не менее, поскольку был факт
задержания в нетрезвом виде - кого интересует, что это случилось
вследствие незаслуженного, унизительного оскорбления, - Квицинии лишь
изменили статью "По собственному желанию, в связи с переходом на работу в
адвокатуру".
он отказался: "В конце концов, адвокат - тот же следователь, ищет правду,
защищает невиновного, подвергает сомнению доводы противной стороны".
помнил, что начальник управления звонил в редакцию, жаловался "на чересчур
заносчивого репортера, позволяет себе необдуманные замечания весьма
двусмысленного свойства"), Квициния признался:
удается отстоять мальчишку, который щипнул по дурости в троллейбусе
десятку, - такого от тюрьмы надо спасать, оттуда вернется уркой, потерян
для общества, да и не каждый бандит - бандит. Если вдуматься, мы еще мало
отличаем - кто стоял рядом, а кто грабил... Но, честно тебе скажу - без
оперативной работы, без ощущения схватки, когда надо взять мерзавца с
финкой или обрезом, - я тоскую.
Варравин, - про молодого американского адвоката... Он бился против
прокурора и судьи за бедную старуху, ему угрожали, требовали, чтобы он
отступился от нее, намекали, что защита бабки помешает его последующей
карьере - сюжет американцы умеют крутить, ни одного пустого кадра, - а тот
стоял на своем и доказывал присяжным невиновность старухи. Ее оправдали,
адвокат обрушился - в полном изнеможении - в высокое кресло, бессильно
опустил руки на выпирающие колени; камера стала отъезжать, и мы наконец
поняли, что имя этому адвокату - Авраам Линкольн, великий президент
Америки... Так что зри вперед, Гиви... Я, например, убежден, что мы
накануне судебной реформы, - нет ничего надежнее решения присяжных, это
демократично, гарантия от предвзятости судьи и двух заседателей.
"Двенадцать рассерженных мужчин". Помнишь этот фильм?
сердце.
это узнать поневоле, потому что, кроме него, никто не мог установить
истину, - помог навык детектива.
поразительной красоты, резкая в суждениях, мыслившая изнутри, по-своему,
она вошла в его жизнь сразу и, как он считал, навсегда. Они поженились
через три месяца; первые полгода были самыми счастливыми. Иногда, правда,
Оля мрачнела, взгляд ее черных, широко поставленных глаз делался тяжелым.
"Что с тобою, солнце?" - "Ничего, просто устала". Однажды он застал ее в
слезах: она сидела возле его письменного стола; нижний ящик, в котором
хранилась корреспонденция, был открыт, в руках у нее была связка писем от
Лизаветы. "Настоящие мужчины, - сказала Оля, - перед свадьбой уничтожают
письма и фотографии любовниц". - "Лизавета мой друг, я не скрывал этого и
расстался с нею задолго перед тем, как увидел тебя. А вот рыться в чужих
письмах - дурной тон". - "Я считала, что, когда мужчина и женщина живут
вместе, нет ничего чужого, все общее".
лестницу, крикнул в пролет: "Не глупи, не надо так!" Она ничего не
ответила: хлопнула дверь парадного, настала гулкая пустота, тяжкая
безнадежность, ощущение беспомощности.