Чтение 14–й страницы книги ~Ночь одиночества~

скорее насладиться предстоящим.

- А если твой отец.., или кто-нибудь из знакомых увидит нас? -
поинтересовался я. Этель пожала плечами.

- Ну и пусть. - Она высоко вскинула голову. - Меня это ничуть не
беспокоит. Последние чувства к моей семье исчезли несколько лет назад.

- Но тогда у тебя нет чувств и ни для кого другого?

- Нет, есть. О есть! - Она посмотрела мне прямо в глаза. - В данный
момент у меня чувство к вам.

- А в другое время?

- Я не должна вам этого говорить.

В нескольких метрах от ее дома мы остановились. Здесь стоял ее
автомобиль. На всех машинах, стоящих рядом с ее, под щетками были прижаты
парковочные билеты. На ее был только клубный знак.

- В этот раз я поведу сама.

Мы уселись в машину и поехали. Сначала шел небольшой дождь со снегом,
затем небо прояснилось и ярко засверкали звезды. По радио звучала приятная
классическая музыка, было тепло и уютно, как дома, в то время как наша
машина, рассекая воздух, мчалась по извилистому шоссе в сторону Хадсона.

Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в
заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На
вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку
повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи,
поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.

Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но
не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы
декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в
углу отделанной под хижину части комнаты.

- Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом
разожги огонь. Дрова уже в камине.

Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся
делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал
самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить.
Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.

Комми. Она была красной. Она имела все, что можно, и тем не менее
оставалась красной. На что она, собственно, рассчитывала? Неужели она за то,
чтобы правительство приказало ей поделиться всем этим с народом? Все
ценности при новом режиме приобретут новых хозяев. Какой-нибудь жирный
генерал, высокопоставленный чиновник из секретной службы, кто-нибудь еще.
Уверен, прекрасно быть комми, пока ты на самом верху. А из кого же они
планируют сделать послушных идиотов?

Как Этель могла влипнуть в это? Я еще немного поразмышлял о непонятных
мне вещах, сохранившихся в этом мире, и бросил спичку в камин. Огонь
разгорелся, охватив сухие дрова. В этот момент вошла Этель. На ней была
меховая накидка, распущенные волосы казались мягче.

- Холодно?

- Здесь да, но я скоро согреюсь.

Я подал ей бокал, и мы чокнулись. Ее глаза излучали свет и тепло.

Мы выпили с ней еще, и бутылка была уже почти пустая. Меня подмывало
задать ей несколько вопросов, но не хотелось, чтобы она имела возможность их
обдумывать. Я решил чуть-чуть подпоить ее. Открыл бар и стал снова выбирать,
переставляя бутылки. Этель включила проигрыватель и поставила пластинку.

Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла
ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось
во мне с другим желанием. Этель засмеялась:

- Да ты пьян!

- Пьяный, как черт! - На самом деле это не соответствовало
действительности.

- И я тоже пьяна. Но мне это нравится. - Она подняла руки и резко
повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.

- Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.

Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру,
которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне,
приглашая сесть.

- Ты спечешься в своей меховой накидке, - сказал я.

- О нет! - Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами,
она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила
туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с
плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на
которых, меняя их цвет, играли блики огня.

Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из
костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее.
Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать
ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело,
но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она
впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее
длинных ног и упругого, мягкого живота. Этель крепко обняла меня и прижала к
колышущейся восторгом любви груди.

Глава 5

Я проснулся с зарей, во рту было сухо. Пытаясь собраться с мыслями, начал
вспоминать, что произошло вечером. Этель еще спала рядом со мной. Ночью она
вставала, чтобы принести одеяла, когда потух огонь в камине.

Я поднялся, стараясь не потревожить ее. Взял свою одежду, среди нее нашел
пистолет и портупею, пиджак валялся на полу. Я вспомнил, что выронил свой
бумажник, и стал ощупью искать его. Бумажника нигде не было, меня бросило в
жар. Я присел на софу и потряс головой, сгоняя последние остатки сна.
Нагнувшись, стал искать тщательнее, но бумажника не было. Пошарив ногой, я
вытолкнул его из-под столика, куда, видимо, загнал в темноте вчера вечером.

Этель Брайтон спала и улыбалась во сне, когда я уходил. Это была хорошая
ночь, но приходил-то я сюда вовсе не за этим. Она счастливо засмеялась во
сне и обняла руками одеяло.

Я натянул плащ и вышел из дома. Облака вновь сгустились, но было теплее,
чем вчера. За двадцать минут я добрался до хайвея, пришлось прождать столько
же, пока не подошел грузовик, который подвез меня в город. Я угостил
водителя завтраком, и мы разговорились о войне. Парень согласился со мной,
что мы повоевали неплохо. Он тоже был ранен и иногда, ссылаясь на это, мог
отпроситься на денек-другой.

Я позвонил Пату из автомата недалеко от его офиса около десяти утра. Он
поздоровался и спросил:

- Ты можешь подъехать ко мне, Майк? Для тебя есть кое-что интересное.

- По поводу того случая?

- Совершенно верно.

- Буду минут через пять, не уходи.

Снова, как и в прошлый раз, районный прокурор выходил из здания, но не
заметил меня. Когда я постучался в кабинет Пата, то услышал в ответ:
"Войдите" - и открыл дверь.

- Где, черт возьми, ты был? - спросил Пат, многозначительно улыбаясь.

- Нигде, - тоже с улыбкой ответил я. - Если я правильно оцениваю твои
отношения с Вельдой, то тебе лучше стереть помаду с лица и побриться.

- Что, так плохо?

- Кроме того, даже отсюда чувствуется запах виски. Вельде это не
понравится, - констатировал я.

- Ни одной любящей женщине не понравится, - пошутил Пат. - Ладно, хватит
об этом, Майк. У меня есть для тебя новости. - Он выдвинул ящик письменного
стола и вытащил оттуда большой конверт из плотной бумаги с надписью: "Для
служебного пользования". В нем лежали фотографии отпечатков пальцев. - Мы
сняли их с останков прошлой ночью, - пояснил Пат.

- Ты не терял времени даром.

- Не могу себе этого позволить.

Он раздвинул края конверта и вынул три скрепленных листа. Документ был
отпечатан на бланке больницы, название которой я не смог прочесть, так как
Пат перевернул листы. На обратной стороне находились оттиски пальцев.

- Это тоже отпечатки Оскара Демера из истории его болезни, которая
хранилась у Ли.

Даже непрофессионалу было ясно, что они идентичны.

- Тот же парень, все в порядке, - заметил я.

- Никакого сомнения на этот счет. Хочешь посмотреть медицинское
заключение?

- Да я не очень разбираюсь во всей этой медицинской писанине. Скажи мне
сам вкратце, что они пишут?

- Оскар был опасным психом, параноиком и еще целый ряд подобных терминов.

- От рождения?

Пат понял, о чем я думаю.

- Ну, не совсем так. Нет никаких причин полагать, что это семейная
болезнь и ею может страдать Ли. Оскар еще ребенком попал в аварию и получил
серьезную травму головы, которая привела к заболеванию.

- Что-нибудь просочилось в газеты? - Я передал листы Пату, и он убрал их
в конверт.

- К счастью, ничего. Конечно, мы изрядно поволновались, но ни один из
газетчиков не связал Ли и Оскара между собой. Удачным оказалось и то, что
лицо Оскара было изуродовано, практически лица не было. В противном случае
скрыть ничего бы не удалось, и политики могли бы раздуть это дело.

Я взял сигарету из пачки, постучал ее концом о подлокотник кресла и
спросил:

- Каково мнение медицинских экспертов?

- Черт, самоубийство, без всякого сомнения. Оскар был напуган, страх
толкнул его на это. Он пытался убежать, зная, что в западне. Подозреваю, он
боялся, что его вернут в сумасшедший дом, если поймают, да еще убийство
Моффита... Он просто не смог этого выдержать. - Пат щелкнул зажигалкой и