Чтение 14–й страницы книги ~Вечный шах~

загадочного Таиланда), причудливыми бра и торшерами (произведениями
последнего на Москве мастера золотые руки). Уютно, уютно жили
принципиальные борцы за высокое киноискусство.

Резкий крик донесся снизу и тут же сдавленно прекратился. Скрываясь
от света резких фонарей в тени тротуарных деревьев, Виктор осторожно пошел
туда, откуда донесся крик. Вот они: метрах в тридцати от него на
неряшливом пустом пространстве, возникшем на месте снесенного дома, трое
деловито и умело били четвертого. Один из троих держал, зажав ему рот,
страдальца, а двое колотили в него, как в барабан. Некоторое, достаточное
для троих время, Виктор любовался поучительным зрелищем и, наконец, сочтя
экзекуцию достаточной, вскричал нервным, взволнованным, высоким голосом:

- Что здесь происходит?!

- Атас! - крикнул державший, уронил страдальца на землю, и троица
кинулась по улице вниз. К фаллосу.

Виктор бегом преодолел тридцать метров, отделявших его от лежащего,
и, тревожно дыша, склонился над ним.

- Что с вами?

Диме Федорову некогда было отвечать: он, раскинув руки по поганой
земле и прикрыв глаза, стонал. Виктор с трудом приподнял его, усадил.
Дима, как пьяный же, вяло обрадовался, произнеся невнятно:

- Витя.

- Димка! - вполне правдоподобно изумился Виктор. - Кто это тебя? За
что?

- Помоги мне, Витя, - жалобно попросил Дима.

Виктор крепко взял его за талию, и оба, кряхтя, встали в рост.

- Руки, ноги целы? - спросил Виктор.

- Не знаю. Я домой хочу. Доведи меня, Витя.

Что и требовалось доказать. Виктор закинул Димину руку себе на плечо,
ухватистее взял за талию и осторожно повел его вверх к богатому дому с
уютными окнами. Ребята поработали добросовестно. Дима передвигался весьма
неумело, каждый свой шаг отмечал легким постаныванием.

В квартирке-бомбоньерке холостяка-греховодника Виктор постарался
привести страдальца в порядок: раздел, умыл, осмотрел подвергшееся побоям
тельце, для понта смазал некоторые места йодом, вновь одел - в халат - и с
материнской нежностью усадил в мягкое креслице. Осведомился:

- У тебя выпить есть что? Тебе выпить надо.

- В холодильнике посмотри.

Не холодильник - скатерть-самобранка: и водочка трех сортов, и
колбаска - сервелат, и колбаса салями, и окорок, и сыр швейцарский, и
огурчики, и помидорчики.

- Меня паразит Юрка не кормил! - объявил Виктор. - Я жрать хочу.

- Бери что хочешь, - томно разрешил Дима.

На журнальном столике Виктор изобразил что надо. И выпить, и пожрать.

Налил Диме в стакан, себе в большую рюмку.

- Ты что, не на автомобиле? - спросил Дима, поднимая стакан слабой
рукой.

- Думал Юрка поднесет, поэтому и гортранспортом прибыл, - ответил
Виктор и посоветовал: - Ты сразу все махани. Поможет.

Дима по бабьи сосал из стакана, а Виктор одним движением вылил рюмку
в себя. И замер: прямо перед собой на стене увидел большую фотографию в
тонкой раме, на которой хозяин дома в камуфлированной куртке и такой же
каскетке восседал на лихом коне, а коня держал под уздцы сопливый витязь -
конюх.

Виктор закашлялся и поставил рюмку на стол.

- Ты закусывай, - оторвавшись от стакана, предложил Дима.

- А ты пей, пей, - приказал Виктор.

Дима, наконец, умучил полторашку и, стараясь не колыхать свой
поврежденный организм, осторожно откинулся в кресле. Однако, видимо,
потревожил в себе что-то, потому что горестно пожаловался:

- Болит, Витя, все болит!

- Тогда еще сотку, - решительно определил вторую дозу лекарства
Виктор и, отмеряя ее в Димин стакан, посоветовал: - Ты бы лучше не трогал
местных девочек, Дима.

- Да не трогал я никого! - со слабым отчаянием возразил Дима.

- Ладно, что я тебя не знаю, что ли! Юбки же не пропустишь. А здесь
юные аборигены - народ суровый. Район-то какой - Грузины! Ну, будем!

Он и себе налил рюмку. Выпили. Бодрее стал Дима, бодрее: сотка прошла
без пауз.

- Это не из-за баб, Витя! - сказал он, запив сотку водичкой. - И не
местные пацаны меня избили, а бандиты, настоящие бандиты!

- Когда тебя бьют, всегда кажется, что бьют тебя богатыри. У страха
глаза велики, Дима. А ты у нас хилый, интеллигент с пылким воображением. -
Сообщив это, Виктор деятельно приступил к поглощению дефицитных колбас и
сыров. Дима с обидой наблюдал за этим процессом. Собирался, чтобы
ощетиниться. Собрался:

- Меня сегодня били в первый и в последний раз в жизни. И тем, кто
сделал это, еще сильно аукнется.

- Ой, не замахивайся, Дима, ой, упадешь! Кто ты есть в наших суровых
сегодняшних буднях? Фрей тонконогий, лох от стенки...

- Почему от стенки? - перебил Дима. Стенка эта показалась чрезвычайно
оскорбительной.

- Потому что у тебя, если ты за стенку не держишься, тонкие ножки
подкашиваются. Стой у стенки, Дима, и не двигайся.

- А если стенка вместе со мной на них двинется? - загадочным вопросом
предположил Дима и высокомерно глянул на Виктора. Хорошо, хорошо поплыл с
непривычных двухсот пятидесяти. Виктор нарочито паузил: оторвался от пищи,
отдышался, со вниманием приступил к очередному наполнению жидкостей. Дима
гордо ждал ответа на свой вопрос.

- Стенку твою по доскам разберут, а последней дощечкой тебя по
голове, - лениво обрисовал перспективу Виктор и поднял рюмку: - Будем,
Дима!

- Моя стена - стальная! - возвестил Дима. - Помнишь про легионы
Цезаря? Стена из сверкающих щитов надвигается мерно и неостановимо. И горе
тому, кто станет на ее пути!

- Пожалуй, двести пятьдесят для тебя - многовато! - озабоченно
заметил Виктор.

- Ты... ты... - не находя слов, заспотыкался на личном местоимении
Дима, непроизвольно набирая в больную грудь воздух. Набрал, выдохнул и в
свободно-презрительной манере плавно продолжил:

- Что ты знаешь обо мне, бедный, несмышленый Витя? Да и что ты можешь
знать? А я знаю о тебе все. Я знаю, с кем ты спишь, я знаю, что ты пьешь,
я знаю, сколько ты зарабатываешь, я знаю, о чем ты думаешь, я знаю, чего
ты хочешь. Я знаю про тебя все, потому что я лох от стенки.

- И это тебе помогает жить? - спросил Виктор.

- Что? - не понял Дима.

- Что ты знаешь обо мне все.

- Нет. Мне помогает жить, что я от стенки.

- Не очень-то. Три пацана отвели тебя от твоей стенки и без суеты
пересчитали ребра.

- Они горько пожалеют об этом.

- Ты разыщешь этих пацанов и, держась за стенку, со страшной силой
изметелишь их? Картинка заманчивая, но из области маниловских мечтаний.

- Почему я? Их разыщут и накажут другие. У нас разделение труда,
Витя.

- У кого это у нас? - тихо поинтересовался Виктор.

Ляпнул Димочка лишнее и спохватился.

- У нас - это у нас. У тебя есть друзья, Витя, и у меня есть друзья.

- У тебя не друзья - у тебя стенка, - напомнил Виктор.

- Ну, это так, образ. Все мы за друзьями, как за каменной стеной.

- Хорошие у тебя друзья. Они что, рэкетиры, что ли?

- Почему рэкетиры? - обиделся Дима.

- Ну, ты же о разделении труда говорил. Ты, естественное дело,
интеллектуал, а они...

- А они - друзья, просто друзья, вовремя приходящие на помощь, -
перебил Дима и заговорил о другом: - Эти, как ты говоришь, пацаны у меня
из карманов все вытащили. Денег при себе у меня было мало, да и не в них
дело. В бумажнике - все мои документы. Что с ними будет, Витя?

- Если я прав, и это - пацаны, то документы твои скорее всего
накрылись: их разорвут и выбросят. Если же профессионалы, то кинут в
почтовый ящик и со временем документы возвратятся к тебе. Так что жди
пока.

- Жди меня и я вернусь, только очень жди, - нелепо вспомнил
знаменитые стихи Дима и погладил себя по голове, не по-мужски поправляя
прическу.

Все, закрылся. Больше из него ничего не вытянешь. Виктор встал,
потянулся стоя, налил по последней, объяснив при этом:

- Посошок на дорожку.

- Я совсем пьяный, Витя, - доверительно сообщил Дима. Переиграл,
правда, немного.

- Ты дома, а мне еще добираться. Будь.

Чокнулись. И опять перед Виктором оказалась фотография с лихим
всадником. Спросить, откуда она? Думать начнет, а начнет думать, вспомнит,
что Виктор конюха этого в экспедиции видел. Нет, лучше о другом, с ударом
напоследок.

- Ну, я пойду. Ты тут один сам с собой справишься? Может, доктора
какого-нибудь позвать?

- Спасибо, Витя, ничего не надо. Отлежусь, думаю, без докторов. Рад
был видеть тебя, я всегда рад тебя видеть. Извини, что не смогу проводить.

- Ничего, я уже как-нибудь, - дожевывая кусок сыра, Виктор направился
к выходу и вдруг от дверей: - Да, по поводу твоей всегдашней радости