восхода образовался.
парикмахерски рельефно уложенными волосами, светящаяся внутренним светом и
довольством сытости и чистоты; не понятно, как и миновала обильно
посыпанную пылюгой площадь, не замаравшись. Настурция узрела шкурку угря и
в показной капризности поджала губы:
причитающийся Настурции. Колодец видел - Настурция шутит и сыта. Мордасов
повинно пожал плечами, мол, не углядел, не выдержал натиска Рыжухи, а
квасница - вот незадача - от жары ли, от напряжения облизнула губы
по-змеиному мелькнувшим языком.
проскочил угорек!
заколыхались под тонкой тканью, а с шеи в ложбинку меж бескрайних грудей
заструился пот.
праведное негодование считалось его лучшим сценическим достижением. -
Запомни, мать, я никогда не вру. У нас люди значительные - а я из
таковских - никогда не врут, самое большее заблуждаются, искренне, но чтоб
врать - ни-ни... запомни... и я равняюсь на маяки, - Мордасов подмигнул
Настурции - и товарищ Притыка равняется на маяки...
маяки и что это такое? смутное ощущение того, чего ожидает общество от
этого равнения, конечно, присутствовало, но известное насилие над языком и
смыслом было очевидно даже кваснице.
колготками; внезапность броска ошеломила даже железобетонно невозмутимого
Мордасова. Притыка ухватила с торжеством и уже неподдельною злостью пачку
и помотала сверкающим конвертом перед носом Мордасова. Рыжуха смекнула,
что некстати встряла в противостояние корыстей и попятилась к двери.
Мордасов скрытно колупнул колготные запасы Притыки, образующиеся из сдачи
на комиссию интуристовскими переводчицами, и сейчас опасался, что всплывут
его манипуляции с ценами.
отбривала неугодных кавалеров, проштрафившихся скаредностью или жлобским
обхождением, и злобность блеска заставляла широкоплечих молодцев гнуть
головы к земле и пятиться мелкошажно, не отдавая и себе отчета, что их -
неустрашимых по природе своей - заставляло пугаться.
стенд с грамотами; вышло, что как раз из левого уха квасницы вылилась
затейливая подпись по кремовому тисненному листу и, казалось, тряхни
Рыжуху без жалости - из ушей у нее высыпится и еще много-много подписей,
которыми можно украсить-уснастить разные грамоты от Москвы до самых до
окраин...
карабкаться по телесам Рыжухи, чтоб добраться до бесстыжих глаз пособницы
Мордасова в недобром деле, наносящем урон стараниям Притыки.
квасницы каленым железом не выжечь признания в ущерб Мордасову; и лишний
раз Притыка уяснила, что вес Колодца на площади намного превосходит ее
собственный, надо б угомониться, упрятать гонор подальше, как товар
никчемный, во всяком случае, в побоище за авторитет с Мордасовым.
ишь допрос третьей степени... учинила! оставишь нас без квасу, а до сезона
дождей еще жить - месяц тужить...
живот скупщицы колготок, напоминавший бочку, обтянутую дешевеньким ситцем
и с яростью, таявшей, подобно маслу на растопленной сковороде, скорее по
привычке пугать слабого выдохнула:
голяком сподручнее промышлять! - Уже неуверенно подытожила Настурция,
потому что в последний год дочь Рыжухи чаще сдавала тряпье Притыке, чем
покупала у нее. В пору вошла дочурка квасная, тоскливо подумала приемщица
и сразу все стало противно и мелко: сиди себе здесь дурой-дурищей в
кривобокой обшитой дранкой коробке, притулившейся к краю забытой богом
площади не шибко важной станции и пересчитывай невозвратимые денечки
собственных годов, а девиц пошустрее раскосые ухажеры улещают и водят
кормить мясом бычков, чьи тушки везут самолетами из Японии, а при жизни
тех бычков молоком отпаивают, как раз, чтоб дочь Рыжухи впослед отужинала
приличествующим образом.
персиками, из шкафа извлек две неказистые тарелки, одну склееную, с
щербинками по краю, выловил два могутных персика, водрузил на тарелку и
халдейски угодливо протянул женщинам.
обе достойные и конфронтации на моей территории я не потерплю.
улыбкой прощения; квасница расправилась с персиком одномоментно, не
испытывая недавних затруднений Мордасова, потому как щеки ее могли
растянуться не только прикрываючи персик, но и арбуз средних размеров.
перерыва отщелкало минут двадцать - и побрел к дверному крючку.
ток воздуха от вентилятора шевелил волоски на проборе. Филин при встрече
сегодня утром кивнул вяло, мутно, по-рыбьи взглянул на подчиненного,
Шпындро глотал слюну при мысли, что Кругов - опасный конкурент -
поглядывает на него с особым вниманием неспроста, Игорь Иванович допускал,
что битва за выезд уже началась без объявления войны, началась с тайных
разведопераций, с прощупываний и обходных маневров. Битвы эти изматывали
донельзя, просушивали до песчаной пыли, будто прах на донце неглубоких
колодцев в пустыне. Филин мог вести двойную игру, мог оповестить о
забугорной вакансии и Шпындро и Кругова одновременно, в попытке потянуть
из обоих. С момента намека на выезд стоило забрезжить отходному застолью,
работа и вовсе прекращалась, не считая прихода и отсиживания на службе,
остальное и без того не обременительное, только по первости суетное и
будто бы неоглядное, переставало что-либо значить. Бумаг исторгалось
столько по всяческим поводам, что даже призрака опасности быть пойманным
за руку по причине безделья не существовало.
при кажущейся простоте акта считалась делом непростым, со своими извивами,
тупиками и тонкостями, вскрывающимися лишь от многолетней практики - ни
учебников не полистаешь, ни советов прилюдных не услышишь. Тут каждый
первопроходец и опыт его остается втуне до конца дней.
Шпындро взял проект бумаги, составленный месяца три назад, как раз на
случай, если понадобится мотивированно вломиться к Филину. Настала пора
пустить проект письма в ход. Письму повезло - родилось на свет, а могло
так и остаться упокоенным в баллоне шариковой ручки Шпындро. Письму
предназначалась роль повода для беседы и время использовать этот повод
прикатило.
время держал Шпындро в поле зрения и даже обедать напросился вместе.
Кругова могло волновать одно - примет ли сегодня Филин Шпындро или нет?
Шпындро заботило то же самое касательно сослуживца и поэтому взаимная
опека не казалась слишком обременительной и вполне устраивала обоих.
провожаемый взглядом Кругова, и вышел в коридор, зная, что Кругов
последует за ним. На половине пути до кабинета Филина Шпындро замер, не
слишком продуманно выбрав место остановки, обернулся и увидел позади
Кругова, тот безразлично приближался и неожиданно свернул к двери туалета.
Ах, черт, укорил себя Шпындро, не там тормознул. Кругов прикинулся, что
шлепает в туалет, а сам Шпындро выглядел дурацки, застыв посреди коридора
и пристально патрулируя взором поход Кругова по нужде.
учетом изменения соотношения сил, которое стало очевидно вчера ему и
секретарю, решительно попросил всезнающую фурию сплетен и недомолвок
уведомит Филина, что у Шпындро неотложное дело.
толком не удастся, если примет с места в карьер, пожалуй, у Игоря
Ивановича неплохие шансы.
прояснилось. В приемную, будто ненароком по дороге из туалета заглянул
Кругов и увидел Шпындро с проектом на коленях. Коллеги скрестили взгляды и
секретарь тут же сообразила, что становится очевидцем важных событий.
наколки, грубой лепки лицо, окутанное клубами беломорного дыма, но в
глазах-щелках Шпындро почудился свет решимости, которого в прошлый раз не
было, а значит сегодня разговор мог принять более определенный характер и
тогда наличие даров дочерям - сувкам филинова помета величал их Игорь про
себя - под рукой подтверждало необыкновенную предусмотрительность Шпындро.
случайному и обходя нужное, трогающее за живое каждого из двоих в этом
кабинете. Филин водил мастерски, то натягивал лесу, то отпускал, то вовсе
терял интерес к Шпындро, то неожиданно глаза начальника вспыхивали
восторгом взаимонужности. Торопиться некуда, оба на службе, в стенах, и