посмотрела на него, остановилась, беспомощно теребя платье, и тихо спросила:
Разве ты забыла наш дом, Паола? Что сделали с тобой?
она пытается что-то вспомнить, но не может. За спиной Боба послышался шорох.
Он повернулся с ловкостью кошки: у ствола сандалового дерева стоял Бергофф!
обнаружив следов арпела, профессор повеселел.
дела и на Пито-Као. Гм... поскольку он необитаем, можно управиться и за
денек. Если у нас будет помощник.
вдвоем, - напомнил он.
дело, оторвался от книг Гирис.
Бассейной.
Александр Иванович.
где-нибудь в районе Владивостока, в специальном, так сказать,
полуискусственном бассейне, как предложили вы.
однажды сказал о нем Перстенек, - затем, пустив два-три веселых радужных
пузыря, с головой ушел в Океан Размышлений, где, как известно, издавна
водятся самые необыкновенные и полезные идеи.
намерение, отошел в сторону и, понизив голос, сказал мне:
сопровождать.
кают-компанию и первым подал пример.
понаслышке. И все же я волновался.
моторной лодкой и первым увидел на высоком скалистом берегу величественные
каменные статуи.
высадились на берег и втроем выкатили из лодки мотоцикл с коляской.
Александр Иванович сел в коляску, Гирис - позади меня, на второе седло.
Профессор выбрал направление, мы выехали на тропинку, по ней - на более
широкую проселочную дорогу, которая вилась по самой береговой кромке и
поднималась вверх, точно нехотя взбираясь на пологий и длинный, как летний
день, холм.
длинноухий, высоколобый иноземец. Высеченный из темно-серого туфа, он
покрылся пятнами зеленого, желтого и белесого мха.
его был глубоко задумчив.
именно стоящим во весь рост, лишь скрытый от меня грудой больших камней и
жестким, колючим кустарником. На губах его чудилась саркастическая улыбка.
Так может улыбаться человек, заканчивающий свои дни почти у самой цели, но
все же не достигший ее... Словно он понимал всю тщету, бесполезность
дальнейших усилий, но вспоминал о том великом деянии, что уже было за его
спиной.
выразительных каменных чертах его лица. Только гениальные мастера могут
создавать такие скульптуры. Только величайшие невежды цивилизованного мира
могут говорить о неполноценности угнетенных, так называемых малых народов
Африки, Азии, Полинезии. Только наиподлейшие из глупцов, забывая о единстве
природы человека, могут игнорировать эти и подобные им вдохновенные творения
простых, натруженных рук.
немало непреходящих истин, одну из которых я и вспомнил у могилы Маны.
власти обстановки и необъяснимого обаяния, которое излучают лишь подлинные
произведения искусства.
всего только правил мотоциклом, причем с коляской, да еще по сравнительно
сносным тропинкам или даже настоящим дорогам. Моим пассажирам - вот им
досталось изрядно! Они то и дело брали пробы грунта, воздуха, воды и делали
анализы с помощью портативной, но надежной походной лаборатории.
микробиологической базы, на покинутом крабоконсервном заводе и в пустом
теперь поселке Лакитаун.
кабачок Оскара. На всем - холодок запустения. Лишь вывеска "Вспомни свою
крошку" и длинная стойка у буфета напоминала о характере заведения, как
одежда, лежащая на берегу реки, напоминает об утопленнике.
резиденция Бергоффа и Дорта - вначале вызвал во мне любопытство, но и там
ничего интересного я не увидел.
только покрылась безразличной ко всему пылью, я уже собрался выйти на
широкую веранду, как увидел на одной стене портрет, написанный маслом на
небольшом холсте.
красивое девичье лицо с большими смеющимися светло-карими глазами,
обрамленное вьющимися каштановыми волосами. Тонкий и прямой римский нос.
Пухлые улыбающиеся губы.
угольку, оставшемуся от костра, от которого еще можно прикурить. Но,
вспомнив совет академика ничего не брать и сцены, происходившие на Пито-Као
в дни ужасной эпидемии арпела, я ограничился лишь ответной улыбкой этому
милому лицу и вышел из дома.
крупные, точно искусственные спутники, звезды. Я сидел на скалистом обрыве у
самой воды. В густом тропическом лесу хлопали крылья невидимых в темноте
птиц, стрекотали цикады; то далеко, то совсем близко слышался писк и что-то
напоминавшее пыхтенье и топот босых ног.
оборвался, и воздух наполнился... звуками арфы. У меня появилось такое
ощущение, будто я открыл дверцу холодильника.
черт бы ее побрал!
самосохранения уже взведен, точно курок.
не удивишь и симфоническим оркестром. Что это они долго возятся с анализами
на кладбище? Неужто не надоело? Хоть бы поскорее пришли. Пора и домой.
Пито-Као, и табачный дым почему-то вкуснее и действует особенно
умиротворяюще. Да и недурно, совсем недурно вот так - одному! - побыть ночью
вблизи незнакомого леса, на чужих скалах, под сказочным небом в абсолютной
темноте.
ни с того ни с сего я вижу вдали освещенное окно... Этого еще не хватало!
Крепко зажмурился, как в детстве, сосчитал до трех и... свет. Свет в одном
из окон дома Бергоффа. Пустого дома. Заброшенного. На необитаемом уже более
года острове.
во всех странах и самое радикальное средство против галлюцинаций. Произнося
без передышки непотребные слова, бросаю украдкой взгляд в направлении
особняка Бергоффа и... все тот же свет в окне.
бывает у меня нечасто. Если вы и найдете в моей книге неплохие, на ваш
взгляд, места, то, честно признаюсь, они появились только потому, что сама
действительность подарила их мне. Лично же я ничего не выдумывал, да и не
люблю заниматься таким несвойственным мне делом.
сработало безотказно. Быстро извлекаю из футляра фотоаппарат, присоединяю к
нему телеобъектив, навожу его, щелкаю. Раз! И свет погас...