растерянно заморгал, глядя на Айз Седай. Всем в лагере известно было о
спорах ее с Рандом. - Колесо само сплетает путь для него.
отвесив церемонный поклон.
Белоплащников. Но спали меня Свет, если я понимаю, к чему она сводится!
Всякий раз в подарках Белоплащников я разыскиваю потаенную иголку с
отравленным острием.
Преданных Дракону столь же безжалостно, как они рубят друг друга.
которых проезжали караваны госпожи Леи, умерли трое молодых людей...
знак удивления, как для другого человека - вскрик. Этих слов от Морейн Лан
явно не ожидал. Она же продолжила свою речь:
случае, ни в двух прочих подкрасться незаметно к несчастным убийцы не могли.
- Морейн обратила взгляд на пляску пламени. - Интересно вот что: все трое
убитых отличались более внушительным ростом, чем большинство молодых людей,
и все трое - со светлыми глазами. Большая редкость на Равнине Алмот -
светлые глаза. Но выходит, очень некстати сегодня появляться на Равнине
высокому юноше с блещущими глазами.
оказаться мертвы, если подступить к парням неприметно никто не мог?
слишком поздно, - пояснил Лан спокойно и тихо.
Никогда не слыхал ни об одном к югу от Пограничных Земель.
имя Света, да кто такие эти Бездушные? И на кого похожи они - на троллоков
или на Исчезающих? Но он не проронил ни слова.
больше не станет рассуждать том, что ясно, а что нет. И стоило ей сжать губы
- уже никому не под силу будет разговорить Лана, хоть ломом раздвигай ему
челюсти, толку не добиться. Шайнарцы, и те не осмеливались нарушить
учрежденный ею порядок. Никто не осмеливался сердить грозную Айз Седай.
- Так их и не заметить? О Свет!
- На самом деле - ничего не изменилось. Спуститься на Равнину нам нельзя. И
Темный желает предать смерти каждого из нас.
перемены вплетает в себя Узор. Нам должно оседлать сам Узор, а не капризы
его арабесков! - И, оглядев их, каждого по отдельности, Морейн спросила: - А
ты уверен, Уно, что твои разведчики не упустили ничего подозрительного? Даже
самую малость?..
Седай, да и в схватке с Мурддраалом никогда не бывает уверенности в исходе.
Но я готов жизнью своей поклясться в том, что разведчики в дозоре ничем не
хуже любого Стража!
такую длиннющую речугу - и не выругался ни разочка! На лбу Уно заблестел
трудовой пот.
что Ранду с тем же успехом можно было запалить на вершине горы сигнальный
костер - для любого Мурддраала миль на десять окрест!
стражей, тех, что не подпустят к лагерю врагов?
подвергать сомнению решения Морейн, но в таких редких случаях он старался,
чтобы его возражений не слышали другие уши. Вопросы же от прочих он
нисколько не одобрял. В ответ Мин только сузила глаза и продолжила:
увидеть. А здесь мне не понравилось одно... То, что эти... эти Бездушные
могут прокрасться сюда и перерезать мне горло, а я и не замечу, кто меня
лишил жизни.
укрыть нас и от Бездушных, как от прочих Отродий Тени. Отряду столь
малочисленному, как наш, самое лучшее - схорониться как следует. Если же
здесь поблизости есть Получеловек, так близко, чтобы... Ну, свыше моих
способностей выставить таких стражей, чтобы они убили Полулюдей, реши те
проникнуть в лагерь. Если б и было мне подобное по силам, то такое охранение
только заперло бы нас тут. И раз невозможно устроить сразу два круга охраны,
то я положусь на разведчиков и, конечно, на Лана. Они нас защитят. И от моих
малых стражей будет какой-то толк.
разведчики что и проморгали, я этого не пропущу.
даже согласно кивнул.
обвела взглядом вершины окружающих долину гор. - Висит в воздухе угроза, 'я
чувствую...
богатырю захотелось, чтобы выпорхнувшее словцо укрылось у него во рту.
том, чтобы твои часовые ночью были особо настороже.
даже спали с мечами на поясе. "Спокойной ночи!" - промолвила лишь Морейн,
как будто спокойная ночь была для кого-то возможна. С этими словами Айз
Седай направилась к своей избушке. Лан остался возле огня совсем ненадолго,
только чтобы успеть забросать ложкой себе в зубастый рот ровно три миски
варева, после чего бросился вслед за госпожой, и его растворила во мраке
ночь.
собственные его глаза сияют золотом.
тушеного мяса вызывает у него тошноту, - Уно, у меня третья стража? -
Шайнарец кивнул. - Ну что ж, пойдем спать, как советовали. Попробую поспать.
слышал обрывки их разговоров. Хижина, скромный бревенчатый дом, имела
достаточно высокий потолок, позволяющий Перрину распрямиться во весь рост.
Щели между бревен были промазаны глиной, давно просохшей. Почти половину
тесной избушки занимала грубо сколоченная кровать, под одеялом которой
уложены были сосновые лапы. Тот, кто расседлал коня Перрина, к тому же
принес и поставил у дверей лук. Повесив топор и колчан с поясом на крюк
возле дверного косяка, Перрин разделся и поежился. По-прежнему холодны
оставались ночи в предгорьях, зато в холоде не заснешь замертво. А глубокий
сон приносит видения, отбиться от которых невозможно.
холодную дрожь своего тела, стал пристально рассматривать бревенчатый
потолок. Наконец пришло забытье и принесло сны.
Глава 4
ТЕНИ, ВКРАДЫВАЮЩИЕСЯ В СНЫ
заполнял холод. Потирая свои ладони над языками пламени, Перрин не мог
согреться. Холодящий воздух вокруг словно охранял воина, точно щит. Но от
кого сей щит оборонял? Вдруг в глубине своего сознания, как будто ниже
затылка, Перрин почувствовал необычайный голос, процарапывающийся в душу:
ничего веселей для тебя, увидишь! Входи же к нам! Садись. Давай поболтаем
немного!..
помещению круглые столы не были заняты никем. Единственный посетитель
гостиной таился в самом темном уголке. Дымкой тени была как будто подернута
и вся гостиная, дымкой кажущейся, однако заметной краешком глаза. И снова
Перрин взглянул на. пламя, теперь играющее в камине, сложенном из кирпичей.
нечто должное. Откуда такая бестрепетность?
столу. Стол был квадратным. Такими же стали и остальные столы в гостиной.
же раздумал. Ни одна из ламп не светилась поблизости, и хотя свет заливал
остальную часть помещения, человек за квадратным столом, как лазутчик,
покрыт был завесой тени.
туманная догадка проскользнула по краю его памяти. Мужчина был уже в годах,
импозантен и одет столь роскошно, как не принято наряжаться постояльцам
сельских ночлежек и харчевен: глубокий бархат, отливающий вороновым мраком,
и белое кружево - манжеты да воротник. Сидел он выпрямившись, изредка
прижимая ладонь к груди, точно собственные движения доставляли ему сердечную
боль. Бархатные его очи, вонзившие взгляд в лицо Перрина, обведенные тенью,
сверкали, как острия копий, нацелившиеся из мрака теней.
Перрина на поясе. Говорил он с некоторым недовольством, будто разговор с
воителем он вел давно и сейчас повторял уже не раз использованный аргумент.