наяву. Это ты. Возможно ли? Да. Я снова оживаю. Если бы ты знала, что мне
пришлось испытать, Дея!
другому; не притязая ни на чье внимание, он лизал наудачу все, что
попадалось, - грубые сапоги Урсуса, куртку Гуинплена, платье Деи, тюфяк.
Это был его волчий способ изъявлять радость.
была так спокойна, что шхуна спускалась вниз по течению Темзы без
малейшего труда; незачем было прибегать к парусам, и матросов не вызывали
на палубу. Судохозяин, по-прежнему один у руля, управлял шхуной. Кроме
него на корме не было ни души; на носу фонарь освещал горсточку счастливых
людей, неожиданно встретившихся снова и в пучине скорби внезапно обретших
блаженство.
4. НЕТ, НА НЕБЕСАХ
обе руки к сердцу, словно желая сдержать его биение.
от радости. Это хорошо. Я сражена твоим появлением, мой Гуинплен. Сражена
внезапным счастьем. Что может быть упоительнее мгновения, когда все небо
нисходит нам в сердце? Без тебя я чувствовала, что умираю. Ты возвратил
меня к жизни. Точно раздвинулась какая-то тяжелая завеса, и я
почувствовала, как в грудь мою хлынула жизнь, кипучая жизнь, полная
волнений и восторгов. Как необычайна эта жизнь, которую ты пробудил во
мне! Она так чудесна, что мне даже больно. Мне кажется, что душа моя
становится все шире и ей как будто тесно в теле. Эта полнота жизни, это
блаженство охватывает меня всю, пронизывает меня. У меня точно выросли
крылья, - я чувствую, как они трепещут. Мне немного страшно, но я очень
счастлива. Ты воскресил меня, Гуинплен.
упала.
высочайшего блаженства к глубочайшему отчаянию. Гуинплен сам упал бы, если
бы ему не нужно, было поддержать ее.
поддерживал ее; в глазах его отражались отчаяние и растерянность.
слова, и о том, "что он думал, можно было догадаться лишь по быстрым
движениям его век, судорожно мигавших, словно для того, чтобы удержать
готовые политься слезы.
Расстояние отсюда до Гревсенда не очень велико. Тихая погода продержится
всю ночь. На море нам нечего бояться нападения, потому что весь военный
флот крейсирует у берегов Испании. Наш переезд совершится вполне
благополучно.
складки своего платья. Погруженная в раздумье о чем-то, не передаваемом
никакими словами, она глубоко вздохнула:
умереть. Умереть теперь? Умереть сейчас? Но это невозможно. Бог не так
жесток. Возвратить тебя для того, чтобы в ту же минуту отнять снова? Нет,
так не бывает. Ведь это значило бы, что бог хочет, чтобы мы усомнились в
нем. Это значило бы, что все, все обман - и земля, и небо, и сердце, и
любовь, и звезды. Ведь это значило бы, что бог - предатель, а человек -
обманутый глупец... Ведь это значило бы, что нельзя верить ни во что, что
надо проклясть весь мир, что все - бездна. Ты сама не знаешь, что
говоришь, Дея. Ты будешь жить! Я требую, чтобы ты жила. Ты должна мне
повиноваться. Я твой муж и господин. Я запрещаю тебе покидать меня. О
небо! О несчастные люди! Нет, это невозможно. И я останусь на земле один,
без тебя? Да это было бы так чудовищно, что самое солнце померкло бы! Дея,
Дея, приди в себя. Это у тебя ненадолго, это сейчас пройдет. У человека
бывает иногда вот такой озноб, а потом он забывает о нем. Мне нужно, мне
необходимо, чтобы ты была здорова и больше не страдала. Ты хочешь умереть!
Что я тебе сделал? При одной мысли об этом я теряю рассудок. Мы
принадлежим друг другу. Мы любим друг друга. У тебя нет причин уходить.
Это было бы несправедливо. Разве я совершил какое-нибудь преступление?
Ведь ты же простила меня. О, ты ведь не хочешь, чтобы я впал в отчаяние,
чтобы я стал злодеем, безумцем, осужденным на вечные муки! Дея, прошу
тебя, заклинаю, умоляю, не умирай!
слез, он бросился к ее ногам.
одежды; Гуинплен, лежавший ничком, не замечал ничего. Он обнимал ее ноги и
бессвязно молил:
Только вместе. Тебе - умереть, Дея! Я никогда не соглашусь на это!
Божество мое! Любовь моя! Пойми же, я здесь. Клянусь тебе, ты будешь жить!
Умереть? Ты, значит, не представляешь себе, что будет со мною после твоей
смерти. Если бы ты только Знала, как ты мне нужна, ты бы поняла, что это
решительно невозможно, Дея! Ведь кроме тебя у меня никого нет. Со мною
случилось нечто необычайное. Представь себе, я только что пережил за
несколько часов целую жизнь. Я убедился в том, что на свете нет ровно
ничего. Существуешь только ты, ты одна. Если не будет тебя, мир не будет
иметь никакого смысла. Сжалься надо мной! Живи, если ты любишь меня. Я
нашел тебя вновь не для того, чтобы сейчас же утратить. Погоди немного.
Нельзя же уходить, едва успев свидеться. Успокойся! О господи, как я
страдаю! Ты ведь не сердишься на меня, правда? Ты ведь понимаешь, что я не
мог поступить иначе, так как за мной пришел жезлоносец. Вот увидишь, тебе
сейчас станет легче дышать. Дея, уже все прошло. Мы будем счастливы. Не
повергай меня в отчаяние! Дея! Ведь я не сделал тебе ничего дурного.
возмущение. Из груди Гуинплена вырывались жалостные стоны, которые
привлекли бы голубку, и дикие вопли, способные устрашить льва.
Дея ответила:
все, что мог. Час назад мне хотелось умереть, а теперь я уже не хочу
этого. Гуинплен, мой обожаемый Гуинплен, как мы были счастливы! Бог послал
тебя мне, а теперь отнимает меня у тебя. Я ухожу. Ты не забудешь "Зеленого
ящика", правда? И своей бедной слепой Деи? Ты будешь вспоминать мою
песенку. Не забывай звука моего голоса, не забывай, как я говорила тебе:
"Люблю тебя". Я буду возвращаться по ночам и повторять тебе это, когда ты
будешь спать. Мы снова встретились, но радость была слишком велика. Это не
могло продолжаться. Я ухожу первая, так решено. Я очень люблю моего отца
Урсуса и нашего брата Гомо. Вы все добрые. Как здесь душно! Распахните
окно! Мой Гуинплен, я не говорила тебе этого, но однажды я приревновала
тебя к женщине, которая приезжала к нам. Ты даже не знаешь, о ком я
говорю. Не правда ли? Укройте мне руки. Мне немного холодно. А где Фиби и
Винос? В конце концов начинаешь любить всех. Нам приятны люди, которые
видели нас счастливыми. Чувствуешь к ним благодарность за то, что они были
свидетелями нашей радости. Почему все это миновало? Я не совсем понимаю,