отличные метательные снаряды. Они умело поражали революцию там, где она была
уязвима за отсутствием брони, - за недостатком логики; они нападали на
революцию в ее королевском обличий. Они ей кричали: "Революция! А зачем же у
тебя король?" Старые партии - это слепцы, которые хорошо целятся.
последовательно. То, что являлось слепотой у легитимистов, было
прозорливостью у демократов. 1830 год обанкротился в глазах народа.
Негодующая демократия упрекала его в этом.
воплощалась минута, вступившая в бой и с монархическими веками и с вечным
правом.
год был обязан за пределами Франции идти в ногу с Европой. Сохранять мир -
значило еще больше усложнить положение. Гармония, которой добиваются вопреки
здравому смыслу, нередко более обременительна, чем война. Из этого глухого
столкновения, всегда сдерживаемого намордником, но всегда рычащего,
рождается вооруженный мир - разорительная политика цивилизации, самой себе
внушающей недоверие. Какова бы ни была Июльская монархия, но она вставала на
дыбы в запряжке европейских кабинетов. Меттерних охотно взял бы ее в повода.
Подгоняемая во Франции прогрессом, она в свою очередь подгоняла европейские
монархии, этих тихоходов. Взятая на буксир, она сама тащила на буксире.
воспитание, карательная система, проституция, положение женщины, богатство,
бедность, производство, потребление, распределение, обмен, валюта, кредит,
права капитала, права труда - все эти вопросы множились, нависая над
обществом черной тучей.
и другое движение. Демократическому брожению соответствовало брожение
философское. Избранные умы чувствовали себя встревоженными, как и толпа;
по-другому, но в такой же степени.
революционными течениями, дрожала под ними, словно в неярко выраженном
эпилептическом припадке. Эти мечтатели, некоторые - в одиночестве, другие -
объединившись в дружные семьи, почти в сообщества, исследовали социальные
вопросы мирно, но глубоко; бесстрастные рудокопы, они тихонько прокладывали
ходы в глубинах вулкана, мало обеспокоенные отдаленными толчками и вспышками
пламени.
той бурной эпохи.
занялись вопросом человеческого счастья.
торговли почти на высоту религии. В цивилизации, такой, какою она создается,
- отчасти богом и, гораздо больше, людьми, - интересы переплетаются,
соединяются и сплавляются так, что образуют настоящую скалу, по закону
движения, терпеливо изучаемому экономистами, этими геологами политики.
целом определить их родовым наименованием - социалисты, пытались просверлить
скалу, чтобы из нее забил живой родник человеческого счастья.
человека, провозглашенным французской революцией, они прибавили права
женщины и права ребенка.
здесь, с точки зрения теоретической, вопросы, затронутые социалистами. Мы
ограничиваемся тем, что указываем на них.
бредней, грез и мистицизма, могут быть сведены к двум основным проблемам.
общества.
личности.
а распределение справедливое. Основа равенства - справедливость.
благоденствия внутри - рождается социальное процветание.
гражданин, великая нация.
материальные богатства, но плохо распределяет их. Такое однобокое решение
роковым образом приводит ее к двум крайностям чудовищному богатству и
чудовищной нужде. Все жизненные блага - одним, все лишения - другим, то есть
народу, причем привилегии, льготы, монополии, власть феодалов являются
порождением самого труда Положение ложное и опасное, ибо могущество общества
зиждется тут на нищете частных лиц, а величие государства - на страданиях
отдельной личности. Это - дурно созданное величие, где сочетаются все
материальные его основы и куда не вошло ни одно нравственное начало.
заблуждаются. Такое распределение убивает производство. Равный дележ
уничтожает соревнование и, следовательно, труд. Так мясник убивает то, что
он делит на части. Стало быть, невозможно остановиться на этих притязающих
на правильности решениях. Уничтожить богатство - не значит его распределить.
Оба решения следует соединить, образовав из них одно.
станете Англией. Как Венеция, вы будете обладать мощью, созданной
искусственно, или как Англия, - материальным могуществом; вы будете
неправедным богачом. Вы погибнете или насильственным путем, как умерла
Венеция, или обанкротившись, как падет Англия. И мир предоставит вам
возможность погибнуть и пасть, потому что мир предоставляет возможность
падать и погибать всякому себялюбию, всему, что не являет собой для
человеческого рода какой-либо добродетели или идеи.
народ, а определенный общественный строй -олигархии, стоящие над нациями, а
не самые нации. Народы всегда пользуются нашим уважением и сочувствием.
Венеция как народ возродится; Англия как аристократия падет, но Англия как
народ - бессмертна. Отметив это, пойдем дальше.
бедному, уничтожьте нищету, положите конец несправедливой эксплуатации
слабого сильным, наложите узду на неправую зависть того, кто находится в
пути, к тому, кто достиг цели, по-братски и точно установите оплату за труд
соответственно работе, подарите бесплатное и обязательное обучение
подрастающим детям, сделайте из знания основу зрелости; давая работу рукам,
развивайте и ум, будьте одновременно могущественным народом и семьей
счастливых людей, демократизируйте собственность, не отменив ее, но сделав
общедоступной, чтобы каждый гражданин без исключения был собственником, а
это легче, чем кажется, короче говоря, умейте создавать богатство и умейте
его распределять; тогда вы будете обладать материальным величием и величием
нравственным; тогда вы будете достойны называть себя Францией.
над ними, утверждал социализм; вот чего он искал в фактах, вот что он
подготовлял в умах.
государственного деятеля необходимость считаться с философами, только еще
намечавшиеся новые истины, попытки создать новую политику, согласованную со
старым строем и не слишком резко противоречащую революционным идеалам,
положение вещей, при котором приходилось пользоваться услугами Лафайета для
защиты Полиньяка, ощущение просвечивающего сквозь мятеж прогресса, палата
депутатов и улица, необходимость уравновешивать разгоревшиеся вокруг него
страсти, вера в революцию, быть может, некое предвидение отречения в
будущем, рожденное неосознанной покорностью высшему, неоспоримому праву,
личная честность, желание остаться верным своему роду, дух семейственности,
искреннее уважение к народу -все это поглощало Луи -Филиппа почти мучительно
и порой, при всей его стойкости и мужестве, угнетало его, давая чувствовать,
как трудно быть королем.
еще была твердой, так как Франция оставалась Францией более чем когда-либо.
надвигавшаяся все ближе и ближе, мало-помалу распростерлась над людьми, над
вещами, над идеями, -тень, отбрасываемая распрями и системами. Все, что было
придушено, вновь оживало и начинало бродить. Иногда совесть честного
человека задерживала дыхание - столько было нездорового в воздухе, где
софизмы перемешивались с истинами. В атмосфере тревоги, овладевшей
обществом, умы трепетали, как листья перед близящейся бурей. Вокруг было
такое скопление электричества, что в иные мгновения первый встречный, никому
дотоле неведомый, мог вызвать вспышку света. Затем снова спускалась тьма.
Время от времени глухие отдаленные раскаты грома свидетельствовали о том,
какой грозой чреваты облака.
мрачном обличье явил себя 1832 год. Народ в нищете, труженики без хлеба,
последний принц Конде, исчезнувший во мраке, Брюссель, изгнавший династию
Нассау, как Париж - Бурбонов, Бельгия, предлагавшая себя французскому принцу
и отданная английскому, ненависть русского императора Николая, позади нас
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Березин Федор
Земляной Андрей
Суворов Виктор
Маккэфри Энн