трудновато... я не хочу сказать, что на нее нельзя опереться, потому что она
- сама верность и чистота, но... трудновато... Право же, Агнес, я не знаю,
как это выразить! Она - робкое существо, и ее легко смутить и испугать. Не
так давно, незадолго до смерти ее отца, я решился поговорить с ней... Если
вы не возражаете, я расскажу, как это было.
о поваренной книге, о записи домашних расходов и обо всем прочем.
Агнес. - Вы имели все основания приняться за дело горячо, чтобы проложить
дорогу в жизни, но можно ли было поступать так неосторожно с робкой,
любящей, неопытной девочкой? Бедняжка Дора!
звучала такая доброта. Мне казалось, я вижу, как она нежно обнимает Дору и
своей великодушной защитой безмолвно упрекает меня за то, что я сгоряча
поспешил смутить это сердечко. Казалось мне, я вижу, как Дора в своей
очаровательной бесхитростной простоте ластится к Агнес, и благодарит ее, и
ласково сетует на меня, и любит меня со всей своей детской невинностью.
видел их вдвоем, связанных тесной дружбой и горячо любящих друг друга.
которого не отрывал глаз от огня. - Как мне поступить?
леди. Вам не кажется, что скрывать было бы недостойно? - спросила Агнес.
колебания, - но глубоко уверена... да, я уверена, что скрытничать и
притворяться вам не подобает.
- и вот почему я написала бы этим леди. Искренне и просто, насколько это
возможно? я бы рассказала обо всем, что произошло, и попросила бы разрешения
бывать иногда у них в доме. Вы еще так молоды и только начали прокладывать
себе путь в жизни, а потому, мне кажется, следовало бы написать, что вы
согласны на все условия, которые они могли бы вам поставить. На вашем месте
я умоляла бы их не отказывать вам в просьбе, не переговорив предварительно с
Дорой, и обсудить вашу просьбу вместе с Дорой, как только они сочтут это
возможным. Я не писала бы очень пылко и не требовала бы слишком многого, -
добавила мягко Агнес. - Я положилась бы на свою верность и на свое
постоянство... и на Дору!
плакать и не захочет сказать обо мне ни единого слова? - спросил я.
вполне вероятно. И потом обе мисс Спенлоу (пожилые леди иногда бывают такими
чудачками!) могут оказаться не совсем подходящими особами, чтобы к ним
обращаться с такой просьбой!
взглянув на меня. - Лучше подумать о том, правильно ли ты поступаешь, а если
правильно, то так и поступать.
важности задуманного дела, я посвятил едва ли не всю вторую половину дня
сочинению письма; для выполнения столь трудной задачи Агнес предоставила в
мое распоряжение свое бюро. Но сперва я спустился вниз повидаться с мистером
Уикфилдом и Урией Хипом.
штукатуркой; он имел необычайно гнусный вид среди груды бумаг и книг. Принял
он меня, как всегда, раболепно и притворился, будто ничего не слышал от
мистера Микобера о моем приезде, чему я взял на себя смелость не поверить.
Вместе со мной он отправился в кабинет мистера Уикфилда, - комната мало
походила на прежнюю, ибо лишилась многих вещей, перешедших к новому
компаньону, - и остановился у камина, где начал греть спину, поглаживая
подбородок костлявой рукой, в то время как мы обменивались приветствиями с
мистером Уикфилдом,
мистер Уикфилд, не преминув взглядом испросить у Урии согласия.
вам приятно, мой юный мистер... простите - мистер Копперфилд... но так
понятно, что у меня это вырвалось...
стеснять! Найдется другая комната... Найдется другая комната.
только в другой комнате, а не то остановлюсь где-нибудь еще; решено было
поместить меня в другой комнате, после чего я расстался с компаньонами до
обеда и снова поднялся наверх.
посидеть со своим вязаньем у камина под тем предлогом, что в ветреный день,
при ее ревматизме, ей полезней быть в комнате Агнес, чем в гостиной или
столовой. Хотя я без всякого сожаления отдал бы ее на милость ветра,
отправив на самый высокий шпиль собора, но пришлось подчиниться
необходимости и любезно ее приветствовать.
ответ на мой вопрос о ее Здоровье. - Не очень-то хорошо. Похвастать нечем.
Если бы я увидела, что мой Урия занимает хорошее положение, чего мне еще
желать? Как вы нашли моего Урию, сэр, какой у него вид?
никакой перемены в нем не заметил.
согласиться. Разве вы не заметили, какой он худой?
сказала миссис Хип.
глаза, когда они взирали на все остальное человечество и встретились с
моими; и я подумал, что она с сыном действительно очень любили друг друга.
Она перевела взгляд с меня на Агнес.
изнуренный вид? - спросила миссис Хип.
Агнес, спокойно занимаясь своим рукоделием.
три-четыре до обеда, но она все сидела и сидела, орудуя своими вязальными
спицами с такой же монотонностью, с какой сыплются песчинки в песочных
часах. Она сидела по одну сторону камина, я сидел за бюро перед камином, а
по другую его сторону, неподалеку от меня, сидела Агнес. Всякий раз, когда,
размышляя над письмом, я отрывал от него взгляд, передо мной было задумчивое
лицо Агнес, и это ангельское лицо, от которого словно исходило какое-то
сияние, укрепляло мое мужество; но в то же время я чувствовал, как другой,
недобрый взгляд скользит по мне, переходит на нее, снова останавливается на
мне и украдкой опускается на вязанье. Не знаю, что это было за вязанье, ибо
ничего в этом искусстве не понимаю, но напоминало оно сеть, а миссис Хип,
работая костяными спицами, походила при свете камина на злую волшебницу,
пока еще подчинявшуюся лучезарному доброму существу, сидящему напротив, но
всегда готовую в подходящий момент набросить на кого-нибудь свою сеть.
обеда ее заменил сын, и когда мы остались втроем, мистер Уикфилд, он и я, -
он продолжал украдкой наблюдать за мной и корчился так, что не было сил
терпеть. В гостиной мать снова вязала и снова за нами следила. Пока Агнес
играла и пела, она сидела около фортепьяно. Разок она попросила Агнес
сыграть и спеть какую-то балладу, которой, по ее словам, так восхищается ее
Урия (он зевал, развалившись в кресле), а в паузах поглядывала на него и
сообщала Агнес, что он в полном восторге от музыки. О чем бы она ни
заговаривала, почти всегда, - вернее просто всегда, без единого исключения,
- она упоминала о нем. Было очевидно, что она получила такое предписание.
неприятно видеть мать и сына, которые, словно две отвратительные летучие
мыши, распростерли над домом свои крылья, бросая на него мрачную тень, что я
предпочел бы даже сидеть внизу, несмотря на вязанье и все прочее, чем идти
спать. Я почти не спал. На следующий день снова начались вязанье и слежка, и
так продолжалось до вечера.
мне удалось только показать ей письмо. Я предложил ей прогуляться, но миссис
Хип настойчиво повторяла, что чувствует себя плохо, и Агнес, из жалости,
осталась дома, чтобы ее не покидать. Под вечер я вышел из дому один,
размышляя о том, как следует поступить и вправе ли я дольше скрывать от
Агнес то, что говорил мне в Лондоне Урия Хип; ибо это снова начало меня
сильно тревожить.
прекрасно прогуляться, как вдруг в сгущавшихся сумерках кто-то, шедший
позади, окликнул меня. Показалась неуклюжая фигура в узком пальто, ошибиться
было нельзя. Я остановился, и Урия Хип подошел ко мне.
задали работу!
старым знакомым.