представить себе, что в молодости он был розовый, круглый и чем-то походил
на доброго, лохматого пса. Теперь стали особенно заметны его маленький рост,
седина. Характерные убегающие вверх брови поросли большими толстыми
волосами. Но способность сомневаться осталась такой же и даже стала, мне
кажется, еще острее, чем прежде.
на них никакого внимания.
когда на институтской конференции осмелился однажды признаться в том, что
работает мало и плохо. Теперь он совсем не работает - вот почему он будет
держаться за свое положение зубами! Вы читали его письмо Сталину в
сегодняшней "Правде"?
рублей в фонд Главного командования.
раз утвердить себя как главу направления. Это дороже ста тысяч. И еще одно.
Вы думаете, он простил себе, что рукопись Лебедева пятнадцать лет пролежала
в его архиве? Он прекрасно понимает, что если бы у него хватило чутья, он
сам занялся бы плесенью и прежде нас добился бы успеха. Как он, должно быть,
ругал себя! Как мучила его досада!
Николаевич молча налил стакан воды и поставил его передо мной.
частности, найти основное? Основное заключается в том, что Власенкова и
Коломнин обманывают государство, и это плохо кончится не только для них, но
и для тех, кто их поддерживает! Если Крамов при всех его качествах был
человеком науки и еще смутно помнит об этом, так ведь у его последователей
нет прошлого, нет ничего, кроме того, чему он их научил. Эти люди способны
на преступление.
ЗНАЧИТ, Я НЕ УБИТ!
позвонила Малышеву, потому что он тотчас же тревожно спросил:
тяжело ранен, лежит в госпитале. По-видимому, безнадежен. Как узнать, где
находится госпиталь?
Москве, - сказал он через две-три минуты. - Ну-с, еще чем помочь?
тут себя ведете без мужа.
как добраться до госпиталя? Подождать до утра? Но застану ли я Володю, если
подожду до утра?"
иду ощупью, протянув перед собой руки. На дне непроглядной осенней ночи, за
плотными шторами, за окнами, переклеенными крест-накрест бумагой, спит,
бодрствует, трудится Москва.
Горького и пропускает, узнав, что я тороплюсь к больному.
стоять у ворот в эту длинную, дождливую, осеннюю ночь, потому что она
окликает меня:
мешками с песком, - Ленинградское шоссе наконец-то! Оказывается, есть на
свете небо - я вижу его над Ленинградским шоссе.
Ноги скользят по грязи. Снова патруль. Бесконечная, прыгающая под ногами
дощатая панель вдоль низких заборов. Неоштукатуренное кирпичное здание за
железной решеткой. Школа. Кажется, здесь!
лет двадцати пяти, с тонкой юношеской шеей, торчавшей из халата, не был на
моем докладе в Обществе микробиологов перед самой войной. У него стало
серьезное лицо, когда я спросила о Володе.
ничего хорошего: "Разве уже испытывали в клиниках? А мне сказали, что с этим
делом что-то не вышло!" Рассказывая о состоянии Володи, он употреблял без
нужды множество иностранных слов и покраснел, когда я машинально поправила
одно ударение.
осложнившееся остеомиелитом лопатки и обеих костей предплечья. Высокая
температура. Словом, тяжелый сепсис. В настоящее время... - Он замялся и не
договорил.
падал на закинутую голову с широко открытыми, блестящими глазами. Сиделка
дремала на табурете подле койки. Он лежал неподвижно, одна рука свесилась с
койки, лицо было белое, задумчивое, с медленно двигающимися, что-то
шепчущими губами. Мы вошли, он повернул голову, шепот стал громче.
непременно приду. - Здравствуй. Почему ты так смотришь на меня? Я изменился,
да? Это пустяки, просто грипп, я скоро поправлюсь.
облизывая пересохшие губы.
и ты промолчала. Понимаешь, командование не в курсе, а то ведь мне бы попало
за то, что я перенес тебя на руках.
тотчас же отвернувшись, спросил Володя. - Ах, да! Ты знаешь, иногда мне
приходило в голову разыскать тебя, но я думал: зачем? А теперь уже поздно,
темно. Галки кричат, - вдруг сказал он упавшим голосом. - Ох, как кричат!
Таня, это ты? Почему ты плачешь? Ведь все хорошо?
Левитова, с которым я встретилась на другой день, глаза полезли на лоб,
когда я сказала, что за двенадцать часов больному впрыснули почти миллион
единиц. Токсическое (отравляющее) действие пенициллина еще не было полностью
изучено в те годы, и ни один человек на земле не имел никакого представления
о том, убьют ли эти дозы Володю или вернут ему жизнь.
начала этот, казавшийся почти фантастическим, курс.
вспомнить о ней, наблюдая те удивительные превращения, которые на моих
глазах стали происходить с приговоренным к смерти человеком.
закроются глаза, остановится сердце. Ничего нельзя было сделать, даже если
бы самые гениальные врачи всех времен и народов собрались у постели Володи
Лукашевича и приложили все усилия, чтобы спасти ему жизнь. С неумолимой
последовательностью шел процесс умирания, и не было до сих пор в мире такой
силы, которая могла бы остановить или сделать обратимым этот процесс.
вливает эту жидкость в кровь приговоренного к смерти, и через несколько
часов исчезает изнуряющий озноб, ослабевают боли, приходит счастье
глубокого, ровного сна. Незаметно, исподволь прекращается мучительная борьба
тела с надвигающимся прекращением жизни. Еще день, и сиделка убирает ширму,
стоявшую между жизнью и смертью.
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Лукьяненко Сергей
Грабб Джеф
Свержин Владимир
Махров Алексей