говорил со мной вдруг о вышедшей книге Зыкова, мол, наслышан и хотел бы
прочесть. Но книга, увы, уже исчезла с нынешних пестрых развалов, нет
ее, моден, жди следующего выпуска.
кивнешь, когда врач лечит твоего брата.
весов поползла, и вот Я уже звонил Зыкову, с которым вместе какРникак
пили трудные пять или сколько там лет. И которому, кстати сказать, од-
нажды Я помог, когда у него болели глаза. Если пишешь на машинке при
тусклом свете, с глазами плохо (рези и вдруг боль, знакомаЯ всякому пи-
шущему). Я посоветовал тогда Зыкову простые, но эффективные народные
средства, в частности, контрастное горячеРхолодное полотенце. (њередуя,
прижимать к глазам. њетыреРпять раз подряд. Глаза, конечно, при этом
закрыты.)
трубку. С У менЯ есть кубанскаЯ водка, помнишь такую?
во. Но вспомнил.)
чером! С звал Зыков к себе, Явно обрадованный тем, что Я наконец позво-
нил. Он, правда, стал перебирать вслух (бормотал в нос) всякие там се-
годняшние и завтрашние дела, среди которых встреча на ТВ, разговор с
прилетевшим переводчиком, издательство, немец, Японец... Но вечер всеР-
таки свободен.
Вечером же Я и пришел в его новую квартиру в одном из
престижных районов Москвы. Хороший дом. Тепло. МягкаЯ
мебель. Одинокий хозяин. Нет, не женился. Вожу женщин.
Хлопотно, но ведь надо, С с легкой улыбкой объяснил он.
фурункула, черт бы их побрал, не знаешь ли еще какого дремучего дедовс-
кого средства, вроде контрастного полотенца?..
Средство общеизвестно. НазываетсЯ жена.
долгого воздержания, как у подростков. Жена (или любящаЯ женщина) упра-
витсЯ со всем этим букетом сразу и довольно просто.
жизни С это нечто. Однако же Я не только учил жить, но заодно и прилгнул
(мимоходом, разумеется), что да, да, Я общажный сторож, но еще и даю
частные уроки, нарасхват, весь в уроках и в деньгах. (Это чтобы не ныть,
не касатьсЯ темы выживания. Я, если бедный, мог вспылить.)
этом? С Ему хотелось поиграть словами: этакий легкий запев, зачин,
вступление к той набегающей минуте, когда каждый из нас (он так думал)
обнажит свое плакучее сердце.
меялся, полный вперед! С и мы отправились на кухню, где тотчас обнаружи-
ли запотевшую водку и где была копченаЯ рыбка в закусь, сыры, салями,
банки с джемом и даже орехи, щипцы рядом. Неплохо.
длинные полки с его собственными книгами, изданными у нас и за рубежом.
Красивые настенные дубовые полки. Яркие переплеты. Он показывал и расс-
казывал. Он мило жаловался. (Как все они в этой незащищенной позе возле
своих книг. Преуспевшие бывшие агэшники.) Жалобы у них особого рода, ми-
лые, забавные и всегда обстоятельные, как рассказ. Но еще и грубоватые,
жесткие по отношению к самому себе. Выворот скромности. Да, конгресс пи-
сателей... ХилтонРотель... номер за двести долларов в сутки, телевидение
на весь мир... Но... Но... Но... всюду но ! С восклицал Зыков. И торо-
пилсЯ сказать, поясняЯ с кривой улыбкой, что да, ХилтонРотель, но за
гостиничные услуги они лепту не вносили, не платили. Все платили, а они
(русские) нет, как нищие, как беднаЯ страна, им даже письма разрешали
отправлять бесплатно! Да, телевидение транслировало на весь мир, но зато
им подсказали, что и как говорить. Нет, не в лоб. Но всеРтаки дали по-
нять, мол, не надо, чтобы вы все хором о прошлом, о лагерях и проклятых
коммунистах. Всем, мол, уже и без того Ясно... Однако из всех но самое
тяжелое (и, поверь, самое гадостное) то, что он, Зыков, должен все времЯ
суетиться: откликатьсЯ в газетах, выступать, заявлять, подписывать
письма протеста, С и не через когоРто, а сам! сам! С ни в коем случае не
отсиживаясь, иначе уже завтра имЯ потускнеет, заветрится, как сыр...
не знаю, почему так гадостно на душе. Скажи мне ты С почему?
книгу С была уже подписана, такомуРто, в память о времени андеграунда...
кыча) у менЯ не было. Свитер был, свежаЯ чистаЯ рубашка, даже ботинки,
сегоднЯ сухо, казались приличными С а вот сумки нет, не было. Он заметил
это.
книги легко, с шуршанием опустились.
былым временам. Но Зыков перестал нервничать. А Я перестал замечать сы-
тое жилье, книги и развешанные картины. Конечно, у вьющейсЯ веревочки
был же и кончик: Я ведь уже смекнул (это несложно), зачем Зыков обхажи-
вал менЯ там, в своем издательстве, и зачем, собственно, Я зван сейчас:
Я ему нужен (всего лишь) ради мнениЯ или, лучше сказать, длЯ мнения. Да,
да, как ни странно, как ни смешно, ради и длЯ моего мнениЯ о нем. Ему
хотелось бы услышать напрямую. Агэшник С о Зыкове. В замысле могло быть
и чуть больше: не только меня, мое мнение услышать, но и посильно, хоть
на волос, хоть сколькоРто успеть его (мое мнение) скорректировать.
есть мы. Место ново, ритуал стар. Зыков алчно, страстно хотел быть хоро-
шим. Хотел, чтобы и в эти новые дни, когда он стал с именем, там, где Я
(то бишь в андеграунде), о нем тоже думали добрее и лучше, не говорили,
мол, говно. Мол, куплен с потрохами истеблишментом. А как иначе, как еще
(помимо меня) известный писатель Зыков мог бы объяснитьсЯ с ними (с на-
ми) и как на их подземные кликушеские обвинениЯ мог бы он ответить? С а
никак. Как сообщить, как крикнуть андеграунду, что он хороший и что, ес-
ли куплен, то не весь же целиком! Туда (в андеграунд, так он думал) ему
уже не было доступа; там слишком глубоко. А через менЯ С как через зонд
С не только пощупать, поразузнать, но и, попутным ходом зонда, успеть
внедрить туда койРкакую оправдательную информацию о себе. (Есть такие
зонды. С начинкой.)
Березин Федор
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Корнев Павел
Глуховский Дмитрий