распутстве следует заслужить на ниве похоти.
Мы вошли в другую комнату и остановились на пороге, зашевелив носами и
сразу сообразив, какое мороженое приготовил нам Минский: в каждом из пяти
фарфоровых бокалов лежали красиво оформленные, свежие на вид, человеческие
экскременты.
- Я всегда закусываю этим после обеда, - заметил монстр, - ничто так не
полезно для пищеварения. Этот продукт вышел из лучших задниц моего гарема, и
вы можете кушать его без опаски.
- Сударь, - начала я, - вкус к подобным деликатесам приходит не сразу
возможно, будь мы в пылу страсти... но в данный момент мы не подготовлены...
- Как хотите, - коротко и, как мне показалось, сухо ответил Минский,
взял бокал и опрокинул его содержимое себе в рот. - О вкусах не спорят.
Тогда приступайте сразу к ликерам, а я вот могу пить их только после
мороженого.
Мрачное убранство комнаты, в которой мы находились, дополнялось
соответствующим освещением: свет пробивался через пустые глазницы и
ощерившиеся рты черепов, в которых горели вставленные внутрь свечи. Заметив
мое замешательство, злодей, держа в руке свой вздыбленный член и помахивая
им, сделал движение, будто собираясь приблизиться ко мне я с достоинством
встретила его вызов и отрицательно покачала головой, и он, усмехнувшись,
успокоился. Тем временем несколько мальчиков подали нам кофе, и я попросила
хозяина совершить с одним из них содомию мальчику было лет двенадцать, и
через минуту он рухнул замертво, пронзенный гигантским копьем Минского.
По нашему утомленному виду хозяин понял, что мы держимся из последних
сил, и приказал отвести нас в комнату, обставленную с изысканной роскошью,
где в четырех альковах с зеркальными стенами стояли приготовленные для нас
кровати. Здесь же были четыре девушки, чьи обязанности заключались в том,
чтобы отгонять мух и поддерживать огонь в чаше, где курился фимиам.
Проснулись мы поздно. Наши служанки сразу провели нас в ванную комнату,
и с их ненавязчивой помощью мы совершили омовение, после чего перешли в
расположенную по соседству туалетную комнату, где нам предоставили
возможность испражниться необычным, но очень приятным и не лишенным
сладострастия способом: прежде всего девушки окунули пальцы в теплую,
настоенную на лепестках роз воду, затем вставили их в наши анусы и начали
нежно доставать и извлекать оттуда скопившуюся массу, все это они
проделывали настолько умело и осторожно, что вместо неприятных ощущений
процедура доставляла изысканное, щекочущее удовольствие когда сосуд
опустел, они тщательно вычистили отверстие языком и снова проделали это с
великим искусством и усердием.
Когда часы пробили одиннадцать, появился лакей и торжественно сообщил,
что хозяин, оказывая нам большую честь, примет нас в постели. Мы вошли в его
спальню - просторный будуар с написанными на стенах фресками, на них были
изображены десять сладострастных групп, которые, пожалуй, являлись
непревзойденными шедеврами самой мерзкой похоти. В дальнем конце комнаты мы
увидели широкую полукруглую апсиду {Полукруглая часть помещения, здания.},
увешанную зеркалами, в которой стояли шестнадцать колонн из черного мрамора
к каждой из них, спиной к двери, была привязана девушка, и посредством двух
веревок, которые были пропущены через изголовье хозяйской кровати наподобие
тех, что используют звонари на колокольне, наш злодей мог подвергать
несчастных рабынь всевозможным мучениям, и пытка длилась до тех пор, пока он
не отпускал веревку. Кроме девушек в апсиде, в спальне находились шестеро
других и дюжина мальчиков - ночные слуги, которые обычно дежурили в прихожей
на тот случай, если их развратному господину потребуются какие-нибудь
услуги.
Первым делом Минский, когда мы подошли к постели, продемонстрировал нам
свою эрекцию и с жуткой ухмылкой направил на нас свой гигантский
смертоносный инструмент. Потом он попросил нас обнажить задницы и, ощупывая
ягодицы Августины, пробормотал, что еще до наступления вечера заберется в
эту пещерку. Услышав эти слова, девушка содрогнулась от ужаса, а Минский
перешел к фаллосу Сбригани, помассировал его, пригласил моего супруга к себе
в постель, и они пососали друг другу анус, получив от этого большое
удовольствие затем хозяин спросил, не желаем ли мы посмотреть, как он будет
истязать привязанных к колоннам девушек. Я стала умолять его поскорее
запустить свой адский механизм, он дернул за поводья, и на всех девушек,
испустивших один общий стон, одновременно обрушились хитроумные орудия
пытки: колющие, обжигающие, сдирающие кожу, щиплющие и прочие, и через две
минуты весь альков был забрызган кровью.
- Когда мне захочется покончить с ними, - объяснил Минский, - что
случается довольно часто - все зависит от состояния моих чресл, - мне
достаточно дернуть за главный шнур. Я люблю засыпать с мыслью, что в любой
момент могу совершить сразу шестнадцать убийств.
- Послушайте, Минский, - сказала я, - у вас достаточно женщин, чтобы вы
могли позволить себе такие прихоти, поэтому от имени своих друзей я прошу
вас показать нам это зрелище.
- Согласен, - кивнул Минский, - но, как правило, я извергаюсь в это
время, и у меня есть к вам предложение: жопка этой маленькой сучки из вашей
свиты не дает мне покоя, позвольте мне прочистить ее, и в тот момент, когда
моя сперма зальет ее утробу, вы увидите мучительную смерть моих девок.
- Но это будет уже семнадцать жертв! - разрыдалась Августина и начала
умолять нас не отдавать ее на растерзание чудовищу, повторяя, что не
выдержит этой пытки.
- Я попробую сделать это осторожно, - сердито заметил Минский.
И не тратя лишних слов, он велел слугам раздеть девушку, а ее заставил
принять соответствующую позу.
- Не бойся, - увещевал он ее, - я каждый день сношаю совсем маленьких
девочек, и некоторые выдерживают.
По виду русского мы поняли, что сопротивление только сильнее разъярит
его, и постарались больше не выражать своих чувств.
- Это мой маленький каприз, - шепнул мне злодей, - я не могу справиться
с ним. Эта стерва всерьез волнует меня, черт ее побери с ее задницей! Убью я
ее или только покалечу - какая разница: в любом случае я подарю вам парочку
других, самых свежих и обольстительных.
Пока он таким образом утешал меня, двое наложниц готовили отверстие,
смачивали слюной инструмент и вставляли его между ягодиц. Минский имел
большой опыт в таких делах и проделал ужасную операцию без видимых усилий:
два сокрушительных толчка, и его таран вломился в самое чрево жертвы все
произошло настолько молниеносно, что мы даже не успели заметить, как
дрожащая от нетерпения масса плоти исчезла из виду распутник испустил
торжествующий стон, Августина лишилась чувств, и по ее бедрам медленно
поползла густая кровь. Минский истаивал от блаженства и в то же время
возбуждался все сильнее его окружили четыре девушки и четверо мальчиков -
исполнительные, вышколенные рабы без излишней суеты делали свое дело,
подготавливая хозяина к кульминации Августина, уже бездыханная, лежала под
тушей своего палача, а тот, ругаясь на чем свет стоит, подстегивал свою
страсть и наконец взорвался как вулкан, и в тот же миг рывком дернул за
веревки.
Шестнадцать орудий смерти сработали одновременно, и шестнадцать
привязанных к колоннам девушек вскрикнули в один голос и расстались с
жизнью: одну в самое сердце поразил кинжал, другая получила пулю в висок,
третьей перерезало горло - словом, каждая приняла свою смерть, не похожую на
смерть несчастных своих подруг.
- Сдается мне, что ваша Августина была права, - холодно сказал Минский.
- Предчувствия не обманули ее.
Он поднялся на ноги, и мы увидели тело бедной девушки: на нем зияли
десять глубоких ран, нанесенных кинжалом. Я до сих пор не могу понять, каким
образом проказник умудрился сделать это незаметно для нас.
- Да, я обожаю душить этих сучек, когда совокупляюсь с ними, -
равнодушным, даже каким-то меланхоличным тоном заявил жестокий распутник. -
Однако давайте обойдемся без слез: я обещал, что подарю вам двух самых
красивых рабынь, и сдержу свое слово... Я ничего не мог с собой поделать,
друзья мои, некоторые задницы просто неотразимы. Дело в том, что в такие
минуты смертные приговоры, помимо моего сознания, выносит моя страсть.
Служанки оттащили труп моей бедной Августины в середину комнаты, где
уже лежали шестнадцать мертвых девушек, а Минский, осмотрев трупы, пощупав
их и даже попробовав на вкус некоторые ягодицы и груди, приказал отнести на
кухню три тела, в том числе то, которое совсем недавно было нашей
жизнерадостной спутницей.
- Разделайте их и приготовьте на обед, - бросил он и, отвернувшись от
окровавленных останков, пригласил нас пройти с ним в другую комнату для
приватной беседы.
В этот момент я увидела встревоженные глаза Сбригани, и он шепотом
сказал мне, что надо остеречься этого монстра и попросить его отпустить нас
как можно скорее, я кивнула, а сама подумала, что такая просьба, пожалуй,
навлечет на нас еще большую опасность и что не следует торопить события.
Тем не менее, войдя вслед за Минским в комнату, я приняла
холодно-отчужденный вид, в котором выразила все свое неодобрительное
отношение к последнему злодейству хозяина, и он сразу понял, что за этим
кроется мое беспокойство за свою судьбу.
- Проходите, проходите, - сказал монстр, усаживая меня рядом с собой на
кушетку. - Я удивляюсь вам, Жюльетта. Я считаю вас умнее, гораздо умнее, и
не думал, что вы способны горевать об этой девице или предположить, хотя бы
на минуту, будто законы гостеприимства действуют в доме человека с такой
черной душой.
- То, что вы сделали, - непоправимо.
- Почему же?
- Я любила ее.
- Я любила ее! Ха! Ха! Если вы настолько глупы, что любите предмет,
служащий вашей похоти, тогда мне нечего больше сказать, Жюльетта. Я не желаю
тратить время на аргументы, чтобы убедить вас, ибо любые аргументы бессильны
перед человеческой глупостью.