только знает история, у многих будет вызывать удивление.
свое почетное головное место уступил однотипному собрату "Бородино".
двадцать-тридцать минут. Достаточно было ему подвергнуться еще нескольким
ударам крупнокалиберных снарядов, чтобы окончательно лишиться последних сил.
На этот раз он выкатился влево. Очевидно, у него испортился рулевой привод,
руль остался положенным на борт. От циркуляции получился сильный крен. Вода,
разливаясь внутри броненосца, хлынула к накренившемуся борту, и сразу все
было кончено...
броненосцем, видели, как он повалился набок, словно подрубленный дуб.
переворачивалось судно, ползли по его днищу к килю. Потом он сразу
перевернулся и около двух минут продолжал плавать в таком положении. К его
огромному днищу, поросшему водорослями, прилипли люди. Полагая, что он еще
долго будет так держаться на поверхности моря, на него полезли и те, которые
уже барахтались в волнах. Издали казалось, что это плывет морское чудовище,
распустив пряди водорослей и показывая рыжий хребет киля.
катились крупные волны, качая на своих хребтах всплывшие обломки дерева,
немые признаки страшной драмы. И никто и никогда не расскажет, какие муки
пережили люди на этом броненосце: из девятисот человек его экипажа не
осталось в живых ни одного.
комиссии:
неподвижен, в каких-нибудь тридцати саженях от неподвижного же крейсера,
попали только по шестому выстрелу из современной шестидюймовой пушки Кане,
снабженной оптическим прицелом Перепелкина. ("Рсско-японская война", книга
3-я, выпуск IV, стр. 425.) +2 В показании капитана 2-го ранга Семенова,
какое он давал следственной комиссии, имеются такие строчки: "Я пополз
обратно и, добравшись до дивана, лег на него в полном изнеможении".
поводу бунта имеется скромное признание старшего офицера Блохина: "Я должен
был спуститься с мостика и, не брезгуя никакими средствами, заставил людей
вернуться в погреб".
корне поколебал доверие русского народа к царю, но сам царь, однако, и после
этого не изменил своего отношения к
Рожественского своего прежнего расположения.
после боя: "Токио. Генерал-адъютанту Рожественскому. От души благодарю вас и
всех чинов эскадры, которые честно исполнили свой долг в
самоотверженную их службу России я мне. Волею всевышнего не суждено было
увенчать ваш подвиг успехом, но беззаветным мужеством вашим отечество всегда
будет гордиться. Желаю вам скорого выздоровления, и да утешит вас всех
господь. Николай. 28 мая 1905 г.". Так за Цусиму Рожественского благодарил
монарх, а вся Страна проклинала. Но впоследствии, когда в 1906 году адмирал
вернулся из плена в Россию, под давлением общественного мнения он был отдан
под суд. На суде он держал себя рыцарем, страстно защищал своих помощников
всю вину брал на себя и признавался:
долгом установить, что, очнувшись от обморока, в котором я был перегружен на
"Буйный", я уже не впадал в беспамятство до сегодня. Свидетели.
Заключительном слове:
"Бедовый" сдан потому, что так приказал адмирал, который в ту пору
несомненно был в полном сознании..." Он был оправдан. Его не могли осудить:
он слишком много знал о закулисной стороне нашего флота, знал, будучи
начальником Главного морского штаба, о разных темных делах судостроения, в
которых были замешаны и высочайшие особы. А ведь революция тогда не была еще
подавлена окончательно. Кроме того,
обвинительная речь прокурора, генерала Вогака, в отношении Рожественского
превратилась в защитительную.
увольнению со службы. Остальные офицеры были Оправданы.
Семенов, вернувшись из плена, опубликовал в прогрессивной газете "Русь" свои
записки "Расплата". Вскоре они вышли под тем же заглавием отдельной книгой.
В этих записках он сетует на штабных чинов, говоря, что они все скрывали от
него, и что он находился на корабле, почти как пассажир.
объективности. Конечно, он знал обо всем больше, чем нужно, ибо адмирал
считал его своим другом. В дальнейшем он выгораживает и Рожественского, и
штаб, и самого себя. Благодаря тому, что "Расплата" первоначально печаталась
в "Руси", и все другие передовые газеты того времени
Рожественскому более или менее снисходительно, считая его чуть ли не своим
человеком, тогда как консервативная пресса, наоборот, яро нападала на него.
А на самом деле это был на редкость реакционный адмирал. Когда эскадра
стояла у Мадагаскара, вот что он писал своей жене в письме от 20 февраля
1905 года, опубликованном впоследствии в журнале "Море", (1911 г., № 6, стр.
52):
России. Миндальничанье во время войны до добра не доведет. Это именно пора,
в которую следует держать все в кулаках и кулаки самые-в полной готовности к
действию, а у вас все головы потеряли и бобы разводят. Теперь именно надо
войском все задушить и всем вольностям конец положить:
был привязан к своей квартире, как пугающийся ясного света филин к своему
дуплу. "Я-черный ворон",-мрачно повторял адмирал слова сумасшедшего мельника
из оперы "Русалка". Мания величия не покидала Рожественского, продолжавшего
презирать людей, пока жизнь его внезапно не оборвалась. В ночь под 1 января
1910 года у него на квартире в тесном кругу готовилась традиционная пирушка.
По-праздничному был сервирован стол, но бокал хозяина так и не поднялся
навстречу новому году. За игрой в карты с гостями "черный ворон" Цусимы
по-адмиральски разволновался, задергался, посинел и, свалившись со стула,
сразу умер.
Формоза и Филиппинами, на горизонте обозначились контуры неизвестного
корабля. Он шел без огней. Посланный к нему крейсер "Олег" выяснил, что это
направляется в Японию с контрабандным грузом английский пароход "Олдгамия".
На второй день русская команда, набранная с разных кораблей 2-й эскадры,
заменила
Начальствующий же состав "Олдгамии" попал на плавучий госпиталь "Орел".
Командир "Орла" капитан 2-го ранга Лохматов и главный врач Мультановский,
принимая пленников, Переглядывались между собою и пожимали плечами, но
ничего не могли поделать против распоряжения адмирала Рожественского. Оба
они понимали, что с этого момента плавучий госпиталь был поставлен под
угрозу японцев.
корабля, вначале чувствовали себя стеснительно и не знали, чем заняться.
Гоцка, человек широкой кости, с круглым, слегка тронутым оспой лицом,
любитель шутить при всяких обстоятельствах, весело понукал:
видели? Живо принимайтесь за работу? Хозяева здесь теперь мы.
долго не налаживалась работа в машинном отделении. Туда вызвали прапорщика
по механической части Зайончковского. Нетвердой, развинченной походкой он
подошел к механизмам, с недоумением посмотрел на непонятные ему английские
надписи и, постояв в нерешительности, махнул рукой:
буркнул:
вертеть сами.
не могли привести в действие. Кучеренко неотступно возился с ним, как
ребенок с непонятной игрушкой, и все-таки добился своего.
кочегарам пущенный аппарат, он радостно воскликнул:
Трубников Александр
Лондон Джек
Русанов Владислав
Доценко Виктор
Березин Федор
Володихин Дмитрий