ведьма - о, адское видение, ты, от которой содрогается вся моя многовековая
утроба и грудь сжимается в тисках желания, о, пленительная мулатка, ведущая
меня к погибели. Я разрываю тонкую батистовую сорочку, которая украшала мою
грудь, ногтями прорываю в ней кровавые борозды и ощущаю, как страшный жар
обжигает мне губы, холодные, словно длань змия. Я не в силах сдержать глухой
рев, который поднимается из самых глухих закоулков моей души и прорывается
сквозь галерею моих звериных зубов - мое "я", кентавр, изрыгаемый из глубин
Тартара - и почти не слышно, как лет саламандра, я же подавляю рев и
приближаюсь к тебе с ужасающей улыбкой на лице.
лишь тайный шеф Охранки, - иди сюда, я ждал тебя, давай вместе скроемся во
мраке, - и ты смеешься липким смешком, сморщившись, предвкушая наследство
или добычу, рукопись "Протоколов", которую можно будет продать царю... Как
хорошо ты умеешь скрывать под этим ангельским личиком свою сатанинскую
природу; ты, целомудренно прикрытая андрогинными джинсами, почти прозрачной
сорочкой, которая прячет позорную лилию, выжженную на белой коже твоего
плеча палачом из Лилля!
различаю черты его лица, скрытого капюшоном, но он показывает мне знак
тамплиеров из Провэна. Это Соапез, наемный убийца группы из Томара.
были рассеяны по свету. У вас есть последняя часть послания, у меня - та,
которая появилась в самом начале Великой Игры. Но это уже другая история.
там стоит ларец, а в нем то, что ты ищешь столько веков. Не бойся темноты,
она не угрожает, а защищает.
упал в люк, и Лучано, поймав его у самой воды, вонзает острие ножа,
молниеносно подрезает горло, потоки пузырящейся крови вливаются в клокочущую
навозную жижу.
без труда узнают великого магистра английской группы, находящегося уже на
самой вершине власти, но постоянно неудовлетворенного. Он произносит:
that a great part of Europe is covered with a network of these secret
societies, just as the superficies of the earth is now being covered with
railroads...26
шестьдесят. Умножь на два - и получишь семьсот двадцать. Вычти сто двадцать
лет, по истечении которых открывается дверь, и получишь шестьсот, как во
время атаки под Балаклавой.
секрета.
будем непобедимы.
ослепленному вожделением, кажется, что он его действительно видит в темноте.
Идет, падает.
застывших зрачках англичанина замерло удивление. Правосудие свершилось.
Вильяра, готового предать тайну общества, о чем я уже предупрежден.
судьбе.
станет твоей. Обольщайся, обольщайся, отвратительная карикатура Шехины. Да,
я твой Симон, но подожди, ты еще не знаешь главного. А когда ты это узнаешь,
то перестанешь знать.
Бабетта Интерлактен, правнучка Вайсхаупта, великая дева швейцарского
коммунизма, которая выросла среди попоек, грабежей и крови, специалист по
вытягиванию на свет Божий самых тайных секретов, вскрытию посланий без
видимого нарушения печатей, подношению ядов по приказу своей секты.
белого медведя, длинные белокурые волосы струятся из-под дерзкой меховой
шапочки, надменный взгляд, на лице - маска презрительности. Я без труда
помогаю ей добраться до своей гибели.
умалчивать о таинственных извилинах нашей души! Иллюминатка становится
жертвой Мрака. Я слышу, как она богохульствует, когда Лучано трижды вращает
нож в ее сердце. Dйj? vu, d?j? vu...
царицей, и картой. Ты жаждал Антихриста, подлый, сластолюбивый монах? Он
перед тобой, но ты не догадываешься об этом. И я направляю его, слепого,
осыпая тысячами мистических иллюзий, к поджидающей его гнусной ловушке.
сон.
который, как утверждают, является Агасфером, Вечному Жиду, бессмертному, как
я. В его слащавой улыбке сквозит недоверие, на бороде еще не высохла кровь
нежных христианских созданий, которых он, следуя обычаю, зверски убивает на
пражском кладбище. Ему известно, что я Рачковский, одолеть его можно только
хитростью. Я даю ему понять, что в ларчике находится не только карта, но еще
и необработанные бриллианты, которые нужно украсть. Я знаю, какой властью
обладают бриллианты над этой богоубийственной тварью. Он направляется к
своему предназначению, подталкиваемый жадностью, и к своему Богу, жестокий и
мстительный, богохульствуя в минуту смерти, пронзенный, как Хирам, и трудно
ему посылать проклятия - он даже не может произнести имени своего Бога.
фигура с мертвенно-бледным лицом, руками, сложенными на груди, и с бегающим
взглядом, человеку этому никогда не скрыть своей природы, поскольку одет он
в черные одежды своей черной Братии. Отпрыск Лойолы!
ничего человеческого.
даже сами перед собой собственное существование, а потом кричат о могуществе
своего ордена, чтобы запугать людей нерадивых.
(говорит сейчас этот обольститель государей). Но ты, о Сен-Жермен...
потрясенный.