спутницей их путешествия.
роткую, что либо голова, либо ноги должны были висеть в воздухе. К нес-
частью, в этой жалкой лачуге не было женщин: хозяйка ушла на богомолье
за шесть миль, а работница погнала корову на пастбище. Дома были старик
и мальчик. Скорее испуганные, чем польщенные честью принимать у себя та-
кую богатую путешественницу, они всецело предоставили свой домашний очаг
в распоряжение приезжих, не думая о вознаграждении, которое могли за это
получить. Старик был глух; пришлось ребенку отправиться за акушеркой в
соседнюю деревню, отстоявшую чуть ли не на расстоянии мили; форейторы
гораздо больше беспокоились о своих лошадях, которых нечем было накор-
мить, чем о путешественнице. Предоставленная попечениям горничной, окон-
чательно потерявшей голову, - она кричала почти так же громко, как ее
госпожа, - роженица оглашала воздух стонами, напоминавшими скорее рыча-
ние львицы, чем вопли женщины.
ную.
тебе и пришлось встретить там плохой прием: не следует быть гордым, ког-
да просишь за других. Скажи канонику, что сюда нужно прислать белья,
бульона, старого вина, матрацев, одеял - словом, все необходимое больно-
му человеку. Поговори с ним кротко, но решительно и обещай, если понадо-
бится, что мы придем к нему играть, лишь бы он оказал помощь этой женщи-
не.
свидетельницей отвратительной сцены, когда женщина без веры и сердца,
богохульствуя и проклиная, переносит священные муки материнства. Цело-
мудренная и благочестивая девушка содрогалась, видя эти муки, которых
ничто не могло смягчить, ибо вместо святой радости и набожного упования
сердце Кориллы было полно злобы и горечи. Она не переставая проклинала
свою судьбу, путешествие, каноника с его экономкой и даже ребенка, кото-
рого производила на свет. Она была так груба со своей горничной, что у
той все валилось из рук. Наконец, совсем выйдя из себя, Корилла крикнула
ей:
ред! Ведь я прекрасно знаю, что ты тоже беременна, и отправлю тебя ро-
жать в больницу. Прочь с глаз моих! Ты меня только беспокоишь и раздра-
жаешь.
ло, оставшись наедине с возлюбленной Андзолето и Дзустиньяни, старалась
успокоить и облегчить ее страдания. Неистовствуя и испытывая адские му-
ки, Корилла все же сохранила какое-то звериное мужество, дикую силу, в
которых сказывалась вся нечестивость ее пылкой, здоровой натуры. Когда
боли на минуту отпускали ее, она снова делалась бодрой и веселой.
вая ее, так как видела девушку только издали или на сцене в костюмах,
совсем не похожих на тот, который был на ней теперь. - Вот так приключе-
ние! А многие не поверят мне, если я расскажу, что родила в кабаке с та-
ким доктором, как ты. Ты похож на цыганенка со своей смуглой мордочкой и
большущими черными глазами. Кто ты? Откуда ты взялся? Как ты здесь очу-
тился? И почему ты меня обихаживаешь? Ах, нет, не отвечай мне, я все
равно не услышу, уж слишком я страдаю! Ah misera me! [29] Только бы не
умереть! О нет, я не умру! Не хочу умирать! Цыганенок, ты ведь не бро-
сишь меня? Не уходи! Не уходи! Не дай мне умереть! Слышишь?
бы и швырнула б подальше!
Консуэло. - Вы будете матерью, будете счастливы, когда увидите своего
ребенка, не пожалеете, что страдали.
ешь, что я буду любить этого ребенка? Ах! Как ты ошибаешься! Великое
счастье быть матерью, нечего сказать! Как будто я не знаю, что это зна-
чит: страдать рожая, работать, чтобы кормить этих несчастных, не призна-
ваемых отцами, видеть, как сами они страдают, не знать, что с ними де-
лать, страдать, бросая их... ведь в конце-то концов все-таки их лю-
бишь... но этого я любить не буду. О! Клянусь богом! Я буду ненавидеть
его, как ненавижу его отца!..
презрение, все возрастало, закричала в неистовой злобе, вызываемой у
женщины жестокими страданиями:
клочки косынку, которая прикрывала ее грудь, клокотавшую от муки и злос-
ти; схватив за руку Консуэло, впившись в нее пальцами, судорожно сжатыми
от боли, она не прокричала, а скорее прорычала:
нять у своей госпожи ребенка, бросила на колени Консуэло первую попавшу-
юся тряпку из театрального гардероба, выхваченную из наспех открытого
сундука. Это был бутафорский плащ из выцветшего атласа, отделанный ми-
шурной бахромой. В эту импровизированную пеленку благородная, целомуд-
ренная невеста Альберта завернула дитя Андзолето и Кориллы.
бедная горничная, - родили вы благополучно, и у вас хорошенькая крошеч-
ная дочка.
ветила Корилла, приподнимаясь на локте и даже не глядя на ребенка. - По-
дай мне большой стакан вина!
ник великодушно исполнил просьбу Консуэло, и вскоре у больной было в
изобилии все, что нужно в таких случаях. Корилла подняла своей сильной
рукой поданный ей серебряный кубок и осушила его с непринужденностью
маркитантки; затем, бросившись на чудесные подушки каноника, заснула с
глубокой беспечностью, присущей железному организму и ледяной душе. Пока
она спала, ребенка как следует спеленали, а Консуэло сходила на соседний
луг за овцой, которая и стала первой кормилицей новорожденной. Мать,
проснувшись, приподнялась с помощью Софии, выпила стакан вина и на мину-
ту призадумалась. Консуэло, держа на руках дитя, ждала пробуждения мате-
ринской нежности, но у Кориллы было на уме совсем иное. Взяв до мажор,
она с серьезным видом пропела гамму в две октавы и захлопала в ладоши.
дал, можешь рожать детей, сколько тебе заблагорассудится!
лиантовое кольцо, надела ей на палец.
ленькая обезьянка? Ах! Бог мой! - воскликнула она, глядя на ребенка. -
Блондинка, на него похожа! Ну, тем хуже для него! Горе ему! Не распако-
вывайте столько сундуков, София! О чем вы думаете? Неужели вы вообрази-
ли, что я здесь останусь? Как бы не так! Вы дура и не знаете, что такое
жизнь. Я намерена завтра же пуститься в путь. Ах, цыганенок, ты держишь
ребенка совсем как женщина. Сколько тебе дать за заботы обо мне и за
труды? Знаешь, София, мне никогда не служили лучше, никогда не ходили
лучше за мной! Ты, значит, из Венеции, дружочек? Приходилось тебе слы-
шать мое пение?
стали бы слушать. Корилла внушала ей отвращение. Она передала ребенка
только что возвратившейся служанке кабака, по виду очень славной женщи-
не, затем кликнула Иосифа, и они вместе вернулись в приорию.
ге Иосиф. - Кажется, он сконфужен своим поведением, хотя вид у него был
очень милостивый и веселый; при всем своем эгоизме он не злой человек,
он так искренне радовался, посылая все нужное Корилле.
что люди, слабые духом, внушают скорее жалость, чем отвращение. Я хочу
загладить перед бедным каноником свою вину, ведь я так вспылила. Раз Ко-
рилла не умерла и, как говорится, мать и дитя чувствуют себя хорошо, а
наш каноник способствовал этому сколько мог, не подвергая опасности свой
драгоценный бенефиции, я хочу отблагодарить его. К тому же у меня есть
свои причины остаться в приории до отъезда Кориллы. О них я скажу тебе
завтра.
было бесстрашно выступить против этого цербера, очень обрадовалась, что
их встретил ласковый, услужливый Андреас.
кои своего хозяина. - Господин каноник в ужасно грустном настроении ду-
ха, он почти ничего не кушал за завтраком и три раза просыпался во время
полуденного отдыха. Сегодня у него было два больших огорчения: погибла
его лучшая волкамерия и он потерял надежду послушать музыку. К счастью,
вы вернулись, и, значит, одним огорчением стало меньше.
Иосифа.
нас, мы тогда повеселимся на славу.
распростертыми объятиями, настоял, чтобы они позавтракали, а потом вмес-
те с ними засел за клавесин. Консуэло заставила его постичь дивные пре-
людии великого Баха и восхититься ими, а чтобы окончательно привести его
в хорошее расположение духа, пропела лучшие вещи своего репертуара, не
стремясь изменить голос и не особенно беспокоясь о том, что он может до-