два беса полуденных - Фердинанд Испанский и Мигель Португальский,
землетрясение в Италии, Меттерних, протянувший руку к Болонье, Франция,
оскорбившая Австрию в Анконе, на севере зловещий стук молотка, вновь
заколачивающего в гроб Польшу, устремленные на Францию враждебные взгляды
всей Европы, Англия - эта подозрительная союзница, готовая толкнуть то, что
накренилось, и наброситься на то, что упадет, суд пэров, прикрывающийся
Беккарией, чтобы спасти четыре головы от законного приговора, лилии,
соскобленные с кареты короля, крест, сорванный с Собора Парижской
Богоматери, униженный Лафайет, разоренный Лафит, умерший в бедности Бенжамен
Констан, потерявший все свое влияние и скончавшийся Казимир Перье; болезнь
политическая и болезнь социальная, вспыхнувшие сразу в обеих столицах
королевства - одна в городе мысли, другая в городе труда; в Париже война
гражданская, в Лионе - война рабочих; в обоих городах один и тот же отблеск
бушующего пламени, багровый свет извергающегося вулкана на челе народа,
пришедший в исступление юг, возбужденный запад, герцогиня Беррийская в
Вандее, заговоры, злоумышления, восстания, холера - все это прибавляло к
слитному гулу идей сумятицу событий.
Глава пятая. ФАКТЫ, ПОРОЖДАЮЩИЕ ИСТОРИЮ, НО ЕЮ НЕ ПРИЗНАВАЕМЫЕ
1830 года там и сям вспыхивали бунты, быстро подавляемые, но
возобновлявшиеся, - признак широко разлившегося, скрытого пожара. Назревало
нечто страшное. Проступали еще недостаточно различимые и плохо освещенные
очертания возможной революции. Франция смотрела на Париж; Париж смотрел на
Сент-Антуанское предместье.
применение двух этих эпитетов к кабачкам.
всеуслышание: драться или сохранять спокойствие. Кое-где в комнатах за
кабачком с рабочих брали клятву, что они выйдут на улицу при первой тревоге
и "будут драться, невзирая на численность врага". Как только обязательство
было принято, человек, сидевший в углу кабачка, "повышал голос" и говорил:
Ты дал согласие! Ты поклялся! Иногда поднимались на второй этаж, и там, в
запертой комнате, происходили сцены, напоминавшие масонские обряды.
Посвященного приводили к присяге "служить делу так же, как дети служат
отцу". Такова была ее формула.
как сообщает секретное донесение того времени.
назначенном дне только за два часа. Один рабочий сказал: Нас триста человек,
дадим каждый по десять су - вот вам сто пятьдесят франков на порох и пули.
Другой сказал: Мне не нужно шести месяцев, не нужно и двух. Не пройдет и
двух недель, как мы сравняемся с правительством. Собрав двадцать пять тысяч
человек, можно вступить в бой. Третий заявил: Я почти совсем не сплю, всю
ночь делаю патроны. Время от времени появлялись люди "хорошо одетые, по виду
буржуа", "сеяли смуту" и, держась "распорядителями", пожимали руки самым
главным, потом уходили. Они никогда не оставались больше десяти минут.
Понизив голос, они обменивались многозначительными словами: Заговор созрел.
Все готово. "Об этом твердили все, кто был там", - как выразился один из
присутствовавших. Возбуждение было таково, что однажды в переполненном
кабачке кто-то из рабочих крикнул: У нас нет оружия! Его приятель,
неумышленно пародируя обращение Бонапарта к Итальянской армии, ответил:
Оружие есть у солдат! "Когда дело касалось какой-нибудь более важной тайны,
- прибавляет один из рапортов, - то там они ее не сообщали друг другу".
Непонятно, что еще они могли скрывать после того, что ими было сказано.
не бывало больше восьми или десяти человек, всегда одних и тех же. На другие
ходили все, кто хотел и зал бывал так переполнен, что люди принуждены были
стоять. Одни шли туда, потому что были охвачены энтузиазмом, другие - потому
что это им было по пути на работу. Как и во время революции 1789 года, эти
собрания посещали женщины-патриотки, встречавшие поцелуем вновь прибывших.
дядюшка, уплатит революция.
уполномоченных. Избирательные записки собирали в фуражки.
нападения. Там был набор оружия, состоявший из деревянных эспадронов,
тростей, палок и рапир. Настал день, когда пуговки с рапир сняли. Один
рабочий сказал: Нас двадцать пять, но я не в счет, потому что меня считают
рохлей. Этим "рохлей" впоследствии оказался не кто иной, как Кениссе.
известными. Одна женщина, подметавшая у своего дома, сказала другой: Уже
давно вовсю делают патроны. На улицах открыто читали прокламации, обращенные
к национальным гвардейцам департаментов. Одна из прокламаций была подписана:
Борто, виноторговец.
какой-то бородач, взобравшись на тумбу, громко читал с итальянским акцентом
необычное рукописное послание, казалось исходившее от некой таинственной
власти. Вокруг него собрались слушатели и рукоплескали ему. Отдельные
выражения, особенно сильно возбуждавшие толпу, были записаны: "Нашему учению
ставят препятствия, наши воззвания уничтожают, наших людей выслеживают и
заточают в тюрьмы...". "Беспорядки, имевшие место на мануфактурах, привлекли
на нашу сторону умеренных людей". "...Будущее народа создается в наших
безвестных рядах". "Выбор возможен один: действие или противодействие,
революция или контрреволюция. В наше время больше не верят ни
бездеятельности, ни неподвижности. С народом или против народа - вот в чем
вопрос. Другого не существует". "В тот день, когда мы окажемся для вас
неподходящими, замените нас, но до тех пор помогайте нам идти вперед". Все
это говорилось среди бела дня.
своей дерзостью. 4 апреля 1832 года прохожий, вскочив на тумбу на углу улицы
св. Маргариты, вскричал: Я бабувист! Но за именем Бабефа народ учуял Жиске.
ей надо доказать, что она в здравом уме, она проповедует революцию. Она
объявляет себя демократкой, чтобы не быть побитой, и роялисткой, чтобы не
драться. Республиканцы - мокрые курицы. Не доверяйте республиканцам,
граждане трудящиеся!
господина", и тот его спросил: "Куда идешь, гражданин?" "Я не имею чести вас
знать, сударь", - ответил рабочий. "Зато я тебя хорошо знаю, - сказал тот и
прибавил: - Не бойся. Я уполномоченный комитета. Подозревают, что ты не
очень надежен. Знай: если ты что-нибудь выболтаешь, то это будет известно,
за тобой следят. - Он пожал рабочему руку и, сказав: - Мы скоро увидимся", -
ушел.
на улицах странные диалоги.
отдававшими жакерией:
ошибутся. Жаки - это бедняки. Право на стороне тех, кто голоден.
наступления".
мужчинами, сидевшими во рву на круглой площади возле Тронной заставы,
удалось расслышать: "Будет сделано все возможное, чтобы он не разгуливал
больше по Парижу".
что они сходятся для согласования действий в кабачке возле церкви Сент
-Эсташ. Некто, по прозвищу "Ог", председатель общества взаимопомощи портных
на улице Мондетур, считался главным посредником между вожаками и Сент
-Антуанским предместьем. Тем не менее вожаки всегда были в тени и ни одна
самая неопровержимая улика не могла поколебать замечательной сдержанности
следующего ответа, данного позже одним обвиняемым на суде пэров.
слова, прозрачные по смыслу, но неопределенные; иногда пустые предположения,
слухи, пересуды. Но появлялись и другие признаки.
нашел на этом участке клочок разорванного письма, где можно было разобрать
такие строки:
в секции некоторых обществ..."