read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



невероятно худой, старательно причесанный, с провалившимися, улыбающимися
глазами. "Я буду жить" - это чувствовалось в каждом движении, в каждом
слове. Только при взгляде на его виски становилось немного страшно, точно в
этих темных, впалых висках с прилипшими волосками еще сохранилось
воспоминание о смерти. Он старался принарядиться к моему приходу - сложная
задача, если вспомнить, что весь наряд состоял из бязевых кальсон, шлепанцев
и халата! - и однажды рассердился на сестру, которая сказала, что недаром
капитан волновался, дойдет ли до него очередь бриться?
Я приезжала ненадолго - хорошо еще, что от института до госпиталя было
недалеко. Дела не радовали, и Володя узнавал это с первого взгляда.
- Опять Максимов? - спрашивал он сердито.
О пенициллине я прочитала ему целую лекцию, но она ему не понравилась -
неясно.
- А ты не можешь с самого начала?
- То есть?
- Ну, то есть с вопроса о том, какое место занимает плесень в природе?
Обо всем ему нужно было знать с самого начала.
- А знаешь, все-таки странно, что ты - это ты, - однажды сказал он. -
То есть что ты - ученый человек, доктор наук. Ведь это, в сущности, на тебя
не похоже.
- Ну, вот еще!
- Честное слово! С тобой легко, хотя ты всегда немного грустная и чуть
что - сразу начинаешь огорчаться, волноваться. Простая, а мне люди науки
всегда казались сложными, необыкновенными. Я как-то еще до войны ехал в
одном купе с академиком - так полночи не мог заснуть от уважения. Он храпел,
и я чувствовал, что даже к его храпу отношусь как-то иначе, чем к
обыкновенному ненаучному храпу. Кроме того, ты все-таки женщина.
- И что же?
- Ну как же! Дом и семья, а тут нужно думать о препаратах. И тебе,
наверно, особенно трудно, потому что ты как раз очень женщина.
- Что это значит?
- Не понимаешь? Ну, бывают не очень женщины, а ты... Другое дело, если
б ты была сухарем...
- Я - сухарь.
- Нет.
Я засмеялась.
- Правда, все это у тебя на втором плане, - немного покраснев, добавил
Володя. - Но сегодня на втором, а завтра... Кажется, это Павлов сказал, что
наука требует от человека всей его жизни?
- Да.
- На его месте я бы сделал оговорку, - серьезно сказал Володя. -
Специально для женщин.
Я знала теперь о нем несравненно больше, чем после нашей сталинградской
встречи, но первое впечатление душевной тонкости, неожиданной для прежнего
лопахинского Володи, осталось и даже стало еще сильнее. И эта тонкость
соединялась в нем с мальчишеским прямодушием, которое особенно сказывалось в
манере говорить, не выбирая слов, быстро спрашивать, не дожидаясь ответа.
Несмотря на свои тридцать восемь лет, он производил впечатление еще
несложившегося человека. Полная определенность чувствовалась в нем, только
когда речь заходила о флоте - моряк он был, по-видимому, превосходный. Но
едва Володя "выходил на сушу", как эта определенность мгновенно покидала
его, и за опытным моряком вдруг показывался юноша, застенчивый и немного
путающийся в собственных мнениях. Он много читал и Третьяковку, например,
знал куда лучше, чем я. Но начитанность была беспорядочная, неровная.
Однажды в разговоре я упомянула Мечникова.
- Это капли Мечикова? - спросил Володя и смутился, когда я в ужасе
замахала руками.
Он расспрашивал меня об Андрее, и в этих подробных расспросах,
касавшихся подчас того, что понятно без всяких расспросов, был виден человек
стосковавшийся, одинокий. Как-то я вспомнила и пересказала ему несколько
строк из дневника Павлика - он захохотал так, что обеспокоенная сестра
пришла и объявила, что ему вредно так громко смеяться.
- Ну, какой Павлик? Ты еще ничего не рассказала о нем.
- Не знаю. Хороший.
- Похож на Андрея?
Я подумала.
- Да. А может быть, нет.
- Вот видишь! Это к нашему давешнему разговору. Нет, нет! Женщинам
нельзя заниматься наукой. О собственном сыне - "да, а может быть, нет"!
- О собственном трудно.
- Слишком близко, да?
- Вот именно.
- Если бы у меня был сын, я бы знал, что о нем рассказать. Или тогда
пускай в науке работают только необыкновенные женщины.
- Вздор, Володя.
- Я хочу сказать: не по таланту, а в том смысле, что их душевная жизнь
должна быть широкой. Чтобы хватило на все - и на дом, и на любовь, и на
науку.
Не прошло и двух недель с той ночи, когда капитан второго ранга
Лукашевич получил - впервые в истории человечества - фантастическую дозу в
один миллион единиц, а мы в госпитале на Беговой стали своими людьми - не
только шумный, вечно острящий Зубков, но и тихий, неторопливый Ракита, о
котором Володя сказал, что он впервые видит человека, который был бы так
необыкновенно похож на собственную фамилию. Мы перезнакомились с ранеными,
подружились с врачами и внушили подавляющему большинству персонала
безусловную, непререкаемую веру в чудесные свойства плесневого грибка.
Только главный врач, угрюмый толстяк, с тяжелым лицом и грубыми, красными,
виртуозными, - как я не раз убеждалась, - руками, скептически покряхтывал,
просматривая "наши" истории болезни. Он верил только в одно лекарство -
хирургический нож.
- Видали мы эти панацеи! Гравидан, симпатомиметин. Приходят и уходят. А
это, - и толстым пальцем он толкнул ланцет, - остается.
Это было после лекции, которую я по просьбе раненых прочитала в палате,
где лежал Володя. Я подошла к нему проститься, и вдруг он стал горячо
благодарить меня.
- Спасибо тебе, спасибо!
Я удивилась.
- За что?
- За все. Ведь это только кажется, что просто, а на самом деле...
Подумать только, ты спасла меня. И Грушина, и Трофимова, и этого
лейтенанта-казаха, который все просил ничего не писать матери, когда он
умрет.
У него были горячие руки, блестящие взволнованные глаза, и я стала
беспокоиться, не поднялась ли температура.
- Полно, это совсем не то. Если и поднялась, не опасно. Послушай, вот
ты говорила о старом докторе. Поразительно, как несправедливо обошлась с ним
жизнь! Почему так бывает, что самые лучшие, чистые, добрые люди несчастны, а
счастливы другие, жестокие, холодные, думающие только о себе?
- Павел Петрович был счастлив.
- Да, может быть. Потому что он был гениален. Ты знаешь, а мне он
казался просто скучным стариком, на которого я сердился, потому что ты
пропадала у него целыми днями. Но потом я стал жалеть его. Я видел, как
однажды, когда он сидел на крыльце, какая-то женщина подошла и подала ему
двадцать копеек. Он крикнул: "Сударыня, вернитесь. Вы ошиблись". Она
извинилась, взяла деньги, ушла. А он... У него было такое лицо... После
этого случая я перестал сердиться, что ты у него пропадаешь.
- Ну ладно. Вот ужин несут. Поешь и усни.
- Не хочу.
Володя сел на постели. Одеяло сползло, он нервно поправил его и с
тоской оглянулся вокруг.
- Ох, устал! Скорее бы в полк.
- Да что с тобой сегодня?
- Ничего. Не думай обо мне. Все хорошо.
И все-таки я заставила его померить температуру - нормальная. Он
поужинал при мне, мы простились, и я ушла, успокоенная, хотя и не очень.
Должно быть, Володя заразил меня своим непонятным волнением, потому
что, вернувшись домой и просидев полчаса над какой-то упрямой фразой (мы с
Коломниным готовили статью о крустозине), я отложила рукопись и принялась
бродить из угла в угол.
Смешно повязавшись моим передником, отец хозяйничал у "буржуйки" -
варил суп "по методе Марии Ределин "Дом и хозяйство". Об этом супе, который
некая Мария Ределин рекомендовала варить, когда в доме, "по случаю или
необходимости, нет продовольственного запаса", он толковал давно.
...А ведь среди лопахинских мальчиков Володя был дальше всех от меня!
Вечно он гудел свои басовые партии, и казалось, что геликон, на котором он
играл в школьном оркестре, был чем-то похож на него - такой же большой,
простодушный и добрый. Он искренне огорчался, что не может одолеть "Дэвида
Копперфилда", и в журналах и газетах читал только о флоте. Все мальчики
объяснялись в любви. Однажды объяснился и он. Это было на Власьевской,
Володя провожал меня из школы, и мне нравилось, что мы так чинно
разговаривали, точно заранее условились, что скажу я, а что он...
Отец пожаловался, что вчера по промтоварным единичкам выдавали игрушки,
и он хотел взять для Павлика, но раздумал, потому что игрушки (очевидно, за
неимением красок) были белые, а это, по его мнению, легко могло испортить
мальчику вкус.
- Вообще фантасмагория, - пожав плечами, сказал он. - Все белое -
чулки, шнурки, пуговицы, пряжки.
От супа, который варил отец, почему-то пахло селедкой, я хотела
попробовать, но он не позволил - рано. Метода, по его мнению, была верна, и



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 [ 132 ] 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.