русские, Федоров испытывал патологический страх перед китайцами, граничащий
с ксенофобией.
пузырь.
в противоположном конце зала поднялся плотный черноволосый мужчина и быстрым
шагом направился к выходу.
Открылась входная дверь. В зеркале он увидел третьего русского.
больше никого нет, человек подошел к Киму и достал пистолет с глушителем.
правое плечо, увеличивая крутящий момент, необходимый для нанесения
смертельного удара.
предположить, и он сумел блокировать смертельный нуките. Правда, блок стоил
ему перелома запястья: лицо русского на мгновение побелело от боли. Почти
сразу же оправившись от удара, он снова бросился в атаку, забыв о ставшем
бесполезным теперь пистолете.
способом самовыражения. Он упивался боем, оттягивая момент своей безусловной
победы как можно дальше. Почувствовав, что такой момент настал, Ким чуть
согнул напряженные пальцы правой руки и, поставив кисть вертикально, одним
коротким движением пропорол противнику живот чуть ниже точки, где
смыкаются ?плавающие? ребра.
удивленно открылись, рот застыл в форме буквы ?О?: удар разорвал кожу,
кровеносные сосуды и проник во внутренние органы.
кулаке: русский умер стоя, рухнув затем в сточную канаву под фарфоровыми
писсуарами.
унитаз. Кровь хлестала во все стороны, и Ким тщательно очистил у умывальника
свою одежду. Убедившись, что поза русского не вызывает подозрений, он снова
подошел к умывальнику и окончательно привел себя в порядок. Он уже вытирал
руки, когда в туалет вломились два подвыпивших техасца, - один из них
рассказывал приятелю скабрезный анекдот. Ким еле сдержался, чтобы не плюнуть
им на ботинки. Бросив последний взгляд в зеркало, он вышел.
удивленно приподнятые брови русского. - Я нейтрализовал вашу команду, теперь
вы играете в одиночку. Такого в вашей практике еще не случалось. Советская
тайная полиция привыкла окружать своих резидентов всевозможными подонками,
которые собирают информацию для него где только можно, - Ким по-прежнему
улыбался, но взгляд его стал жестким. - Любопытно будет взглянуть, как вы
умеете импровизировать.
- однако малокалиберный пистолет, который я держу под столом на уровне
вашего желудка, вне всякого сомнения, нейтрализует даже такого.
умею себя вести и громко испортил воздух. Не более того.
он хотел как можно быстрее покончить с этим делом: чем скорее я уничтожу
этого паршивого вьетнамца, тем лучше, думал он.
азиатский господин выпил лишнего. В этом нет ничего удивительного, он же пил
русскую водку, - он сокрушенно покачал головой. - Вам не следовало
заказывать такой крепкий коктейль.
каплей синтетического яда кураре впилась ему в живот. И поскольку в этом
месте сосредоточено множество нервных окончаний, расходящихся ко всем
внутренним органам, у него не было даже доли секунды, чтобы спустить курок.
Мгновенно действующий яд парализовал его нервную систему, сердце его
потеряло способность сокращаться, и Михаил Иванович Федоров прекратил свое
существование в качестве живого человека.
левом рукаве, расплатился за выпивку и, не торопясь, покинул бар.
сообщил, где они могут найти высокопоставленного офицера советского КГБ,
уже, правда, мертвого. Он произнес только одну эту фразу. Имени своего, он,
естественно, не назвал.
номер. Спать. Завтра полно рейсов, улететь можно любым. Забросив руки за
голову, он лег поверх одеяла и невидящим взглядом уставился в потолок. В
пробивающемся между занавесями свете обнаженное тело его блестело, словно
натертое кремом для загара.
больше не было родных. Пропасть между ними ширилась, словно Ту уже не был
его братом - так, знакомый, неприятностям которого можно посочувствовать, но
не более того. Вот и хорошо, думал он. Останусь совсем один. Хорошо, потому
что теперь он превращался в единственное на земле орудие мести за семью.
Мысленно он вновь оказался в ночном Пномпене, когда он с девушкой пил вино.
Вернувшись домой, он увидел, что их прекрасная вилла объята пламенем.
на листья пальм и банановых деревьев.
братьев и Дьеп, - сестра Дьеп, его любимая сестра, которую он дважды побил
за то, что она завела роман с совершенно ее недостойным типом, жившим
неподалеку. Он застукал ее полгода назад и пригрозил обо всем рассказать
отцу. Дьеп плакала, умоляла его никому ничего не говорить и поклялась, что
больше никогда не будет встречаться с тем парнем.
действительно не могла жить без него, а, может, просто была извращенкой. Ким
этого не знал, а огонь унес ее тайну вместе с ней.
пытавшийся спасти ее, выжил. Стал калекой, но выжил. Именно Ту был одержим
мыслью о той ночи, именно он вернулся в Пномпень, пытаясь найти следы,
которые привели бы к разгадке причин трагедии.
тот самый кхмер, без которого она жить не могла, которого не сумела бросить
и позабыть - он-то и поджег дом. Уходя в маки, он выплеснул свою ненависть
на семью, которая раздавила бы его как клопа, если бы старшие узнали, что их
дочь путается с ним.
каком направлении должна раскручиваться пружина мести: приемным сыном
Делмара Дэвиса Макоумера был брат Киеу Самнанга, его единственный оставшийся
в живых родственник.
***
был готов к тому, что отец может умереть, но убийство? Нет! Этого не может
быть! - Это, должно быть, какая-то ошибка. Как могло...
кто это сделал и почему. Мы получили информацию через полицейское управление
Нью-Йорка, и Директор сразу же передал дело нам. Они уже ждут внизу. Поэтому
я подумал...
на Кей-стрит: внизу стояла вереница черных лимузинов. Четыре больших машины,
первая - самая длинная.
возглавлявшей кавалькаду машины. Катафалк! Боже праведный! Стейн говорил
правду.
и стал глядеть в окно. Смотрел как подъезжает кортеж. Ах подонок! Трейси
трясло от ярости. Грязная тварь! Это и есть quid pro quo! Как еще объяснить,
что Директор ни словом не обмолвился о смерти Луиса Ричтера? Чего он ждал?
Что ему нужно?
тяжело, особенно если у вас близкие отношения.
жизни произнес эти слова вслух. - Мы были очень близки.
провел по лицу. Нестерпимо яркий свет, казалось, проникал прямо в мозг. Он с
трудом восстановил дыхание. Прана. Но в душе не появилось покоя, грудь
словно сдавили огромные тиски. Он словно слышал тоненький голосок, зовущий:
Папа! Папа! До него доносились семенящие шажки детских ног, взбирающихся по
ступенькам, а потом его подхватывают большие теплые руки, и он, сонный,
прижимается к широкой груди и слышит низкий успокаивающий голос отца. Он