ей об этом не знать. Элистэ едва сдержалась, чтобы не ударить его, впервые
услышав эти слова, однако она знала, что если Дреф решил держать рот на
замке, у него ничего нельзя выпытать. Теперь он почти все время молчал, да
и видела она его редко. Домой он приходил в основном отоспаться, а когда
бодрствовал, то зарывался в журналы и брошюры, заполненные красочными
отчетами о процессе. Если верить репортерам, "банда Нирьена" держалась
стойко. Они блестяще защищались от предъявленных обвинений, особенно Шорви
Нирьен, который в прошлом был адвокатом. Осудить их всех скопом оказалось
делом куда более трудным, чем представлялось поначалу.
приложить свои силы; никто, похоже, в ней не нуждался. Живи она в полном
одиночестве - и то не чувствовала бы себя такой потерянной. Укрыться бы ей
где-нибудь в Фабеке. Здесь Дреф не обращал на нее внимания, а она, в свою
очередь, не могла ответить ему тем же. И даже напротив. Сама того не
желая, Элистэ постоянно думала только о нем, он вытеснил в ее мыслях все
остальное - и что же? На нее у него просто не оставалось времени. Книги
Дрефа и его поделки, казавшиеся некогда столь занимательными, перестали ее
интересовать. Элистэ не знала, что делать: выходить на улицу она боялась,
а сидеть в четырех стенах ей надоело. Она явно была Дрефу в тягость.
убегали, она вконец извелась и решила, что надо излить душу. Но излить
душу оказалось не так-то просто: застать дядюшку Кинца было отнюдь не
легко. По ночам он отсутствовал - бродил по улицам, беседовал, по его
словам, с Бездумными. Так он именовал дома, статуи и монументы, у которых
кое-что узнавал. Некоторых он пробуждал сам, но многие оказались уже
разбуженными благодаря чарам, умению и трудам родичей Уисса Валёра. Кинц
смог немало почерпнуть от Бездумных, и тайные беседы с ними занимали почти
все его время. Элистэ понимала это и дожидалась удобного случая, но
наконец не выдержала, как-то ночью устроилась на площадке перед его
квартиркой и долго просидела там. Кинц вернулся в промозглый
предрассветный час, но она все-таки его изловила.
уставшим, но был явно рад ее видеть. Открыв дверь, он пропустил Элистэ
вперед. - Присядь, деточка. В этом кресле тебе будет удобно. Кружку сидра?
Или чаю с лимоном? А может быть, сыграем в "Голубую кошечку"?
час, я ведь знаю, вы устали. Я бы не стала, но мне очень нужно с вами
поговорить, а застать вас так трудно...
расследованиях и забыл обо всем на свете. Ушел в себя, как последний
эгоист, но, надеюсь, племянница простит мне эту слабость.
выговориться. Я должна кое в чем вам признаться. Меня это страшно
угнетает, мне стыдно, я саму себя не могу понять.
тебя ни мучило и что бы ты там ни натворила, я знаю одно: зла ты никому не
хотела.
Если мне и есть чего стыдиться, то не поступков, а только мыслей. Но... не
смотрите на меня так, с любовью и доверием! Вот послушайте - и разом
измените свое отношение, будете меня презирать...
Или ты думаешь, будто моя любовь к тебе слаба и ее легко поколебать? Мне
больно от твоих слов. Но хватит об этом, я вижу, как ты переживаешь. Ты
считаешь себя преступницей. Посмотрим, насколько велико твое преступление.
Возможно, все отнюдь не столь страшно, как тебе представляется.
но она уже заранее смирилась с презрением, которое наверняка прочтет в
глазах дядюшки Кинца. - Скажу. Я питаю к Дрефу сын-Цино определенные
чувства. Чувства недостойные и неуместные.
Что ж, бедная моя девочка, тебе остается только одно, верно? Сказать юному
Дрефу о своих чувствах. Ты, конечно, стесняешься, боишься ему признаться,
но в твоем положении лучше всего откровенно...
расположении - его-то мне негоже стыдиться после всего, что Дреф для меня
сделал. Я питаю к нему нечто большее, неизмеримо большее. Если говорить
честно - вернее, почти определенно, - извращенную...
что влюблена в этого юношу?
глаза и молча кивнула.
я бы сказал, что паренек влюблен по уши...
сдержан и рассудителен. Ему недоступна сильная страсть.
мне с тобой спорить, но я просто теряюсь. Возможно, я ошибаюсь, но разве
не вспышка сильного чувства, приведшая к насилию, в конечном счете стала
результатом бегства юного Дрефа из Дерриваля позапрошлым летом? Поднять
руку на твоего покойного батюшку - это уж было никак не в его интересах. И
зачем он на это пошел, если ему недоступны сильные страсти?
что Дреф некогда был нашим серфом?
иной раз не посещает догадка, что в мире, где мы живем, эти определения
утратили изначальный смысл? И даже сами слова устарели? Я лично думаю, что
это не так уж плохо.
Нирьена? В теории все это, конечно, прекрасно, но ответьте по совести -
как бы вы отнеслись к тому, если бы ваша прямая родственница, урожденная
Дерриваль, Возвышенная чистейших кровей, родила ребенка от простого серфа?
малым.
благополучия.
заслужила такой доброты, но вам не придется ее доказывать. Ибо хоть я и
слаба, однако никогда себя не унижу - Дреф не позволит, пусть сам он и не
подозревает об этом. На уме у него один лишь Шорви Нирьен, а на меня он не
обращает внимания, словно я какая-то невидимка или вообще меня нет на
свете. Правда, забавно?
заметил Кинц. - Это вопрос всего нескольких дней.
быть, если я просто пересилю себя, недостойные чувства пройдут сами собой?
безвыходном положении, дядюшка, мне еще не доводилось оказываться. Нет,
доводилось - один раз, и было так же гнусно.
Некий кавалер двора - лицо значительное, его имя вам хорошо известно -
какое-то время удостаивал меня своими ухаживаниями. Он послал мне
серебряный медальон с веществом необычного аромата...
казалось, что его нельзя снимать, - и постоянно вдыхала его запах. Время
шло, аромат исподволь порабощал мой разум, и думала я только о том, кто
подарил медальон. Мне это казалось дурным и даже противоестественным, но я
не могла прогнать мысли о нем. Дядюшка Кинц, вы знаете все на свете, вам
не приходилось слышать о каком-нибудь волшебном веществе или духах,
способных действовать на людей таким образом?
себе заметить, что сей неназванный кавалер вел себя отнюдь не безупречно.
кавалер пригласил меня отужинать с ним в его покоях. Я приняла
предложение.
скажешь такое, о чем сама пожалеешь.
поужинали, а затем последовали ухаживания, на которые мне очень хотелось
Маккэфри Энн
Акунин Борис
Лукин Евгений
Свержин Владимир
Березин Федор
Прозоров Александр