обеими руками голову.
его состояния, - Агнес Уикфилд, могу смело сказать, прелестнейшая из женщин!
Разрешите говорить откровенно среди друзей - быть ее отцом большая честь, но
быть ее мужем...
поднявшись из-за стола!
Уикфилд, вы не сошли с ума? Да, я домогаюсь сделать вашу Агнес - своей
Агнес, но на это у меня такие же права, как и у любого. Больше прав, чем у
любого другого!
его всем, что только мог придумать, и прежде всего его любовью к Агнес. Он
обезумел. Рвал на себе волосы, бил себя по голове, отталкивал меня, старался
освободиться, не говоря ни слова и ничего не видя; точно слепой, он
устремился неведомо куда... Глаза его были выпучены, лицо искажено -
страшное зрелище!
опомниться и выслушать меня. Я молил его подумать об Агнес, об Агнес и обо
мне, молил вспомнить, как мы росли вместе с Агнес и как я любил и уважал ее
- радость его и гордость. Я всячески старался вызвать перед ним образ Агнес,
даже упрекал в том, что он не щадит ее, так как она может узнать о
происшедшей сцене.
припадок его начал ослабевать сам собой, но постепенно он стал вырываться из
моих рук все слабее и все чаще на меня поглядывал, сначала очень странно, а
затем взор его стал более осмысленным. Наконец он произнес:
посмотрите на него!
сверкал глазами из какого-то угла, обманутый, очевидно, в своих расчетах.
него я мало-помалу потерял свое имя и репутацию, мир и покой, дом и семейный
очаг.
сказал Урия с видом хмурым и смущенным, желая выйти из неловкого положения.
- Оставьте эти глупости, мистер Уикфилд! Если я немного забежал вперед, а вы
этого не ждали, что ж, я могу повернуть назад. Какой кому от этого вред?
и я убедился, что его связывает со мною голый расчет. Но взгляните на него!
О! Поглядите, что это за человек!
вытянув по направлению ко мне длинный указательный палец. - А не то -
берегитесь! - он, пожалуй, скажет нечто такое, о чем потом пожалеет, да и вы
пожалеете, что это слышали!
нахожусь в вашей власти, так почему же мне не быть во власти кого угодно!
заткнете ему рот, вы ему не друг! Почему вам не быть во власти кого угодно,
мистер Уикфилд? Потому, что у вас есть дочь. Ведь нам обоим кое-что
известно, не так ли? Не дразните собак! Что до меня - я их дразнить не буду.
Разве вы не видите, что я человек смиренный, насколько это возможно?
Повторяю, если я зашел слишком далеко, мне очень жаль. Чего вы еще хотите,
сэр?
опустился с той поры, когда впервые увидел вас в этом доме! Уже тогда я
начал скользить вниз, но какой страшный, страшный путь я проделал с той
поры! Слабость - вот что меня погубило! Слишком слаб я был, предаваясь
воспоминаниям, и слишком слаб, стараясь забыться. Моя тоска по матери моего
ребенка привела к болезни и к болезни привела любовь к ребенку. Я заражал
все, к чему ни прикасался. Я принес несчастье той, кого я так любил! О!
Вы-то это знаете! Я считал, что могу беззаветно любить только одно существо,
и никого больше, я считал, что могу оплакивать только одно умершее существо
и не плакать вместе с теми, кто кого-нибудь оплакивает, так же как и я. И
опыт всей моей жизни обратился против меня! Я терзал свое малодушное сердце,
а оно терзало меня. В своем горе я был жалок, жалок был в любви, жалки были
мои несчастные попытки бежать от тяжких испытаний любви и горя! И вот теперь
я - развалина. О! Вы должны меня сторониться, вы должны меня ненавидеть!
Урия вышел из своего угла.
сказал мистер Уикфилд и протянул ко мне руки, словно умолял не осуждать его.
- Но он-то знает превосходно, - мистер Уикфилд имел в виду Урию Хипа, - так
как всегда был около меня и нашептывал, что я должен делать. Это жернов на
моей шее. Вы видите, он уже живет - у меня в доме, вы видите, он мой
компаньон... А только что вы его слышали. Ну, что мне еще остается сказать?
ничего не говорили, - заметил Урия вызывающе и вместе с тем вкрадчиво. - Вы
не вели бы себя так, если бы не напились. Завтра вы одумаетесь, сэр. А если
я и сказал слишком много или больше, чем хотел, что за беда? Я же на этом не
настаивал!
обняла отца за шею и твердо сказала:
вышел с ней. Только на мгновение ее взгляд встретился с моим, но я понял -
она знала, что произошло.
сказал Урия. - Но не беда! Завтра мы будем друзьями. Это только послужит ему
на пользу. О его пользе я смиренно забочусь.
сидела около меня, когда я корпел над книгами. До позднего вечера ко мне
никто не приходил. Я взял какую-то книгу и пытался читать. Пробило полночь,
я все еще читал, не зная и не понимая, что читаю, как вдруг Агнес тихо
коснулась моего плеча:
но теперь ее лицо было так спокойно и так прекрасно! - Да благословит вас
господь, - протягивая мне руку, сказала она.
неужели ничего нельзя сделать?
моими горестями.
дорогой Тротвуд, вы ничем не поможете.
вам, потому что нет у меня вашей доброты, решительности, благородства, но вы
знаете, как я вас люблю и чем обязан вам... Ведь вы не принесете себя в
жертву ложно понятому чувству долга? Скажите, Агнес!
моей и отступила на шаг.
неизмеримо больше, чем сестра! Подумайте о том, что ваше сердце и такая
любовь, как ваша, - бесценный дар!
не было ни удивления, ни упрека, ни сожаления! О! Долго еще я видел потом,
как этот взгляд растворился в чудесной улыбке, когда она сказала, что не
боится за себя и я не должен за нее бояться, и, назвав меня братом, ушла!
Перед самым отъездом стало рассветать, я сидел, думая об Агнес, как вдруг
сбоку внезапно вырисовалась в предрассветной мгле голова Урии.
крыше. - Прежде чем вы уедете, вам, должно быть, приятно будет узнать, что
мы помирились. Я уже заходил к нему в комнату, и мы все уладили. Хоть я
человек маленький, смиренный, но, ведь вы знаете, я ему полезен, а когда он
не пьян, он блюдет свои интересы. А какой он, несмотря ни па что, приятный
человек, мистер Копперфилд!
попросить прощения! Это так легко! Послушайте, вам когда-нибудь приходилось
срывать незрелую грушу, мистер Копперфилд? - дергаясь, спросил он.
Надо только подождать. Я умею ждать.
когда кучер уселся на козлы. Кажется, Урия что-то жевал, чтобы холодный
утренний воздух не застудил ему горло. Но челюсти его двигались так, словно
груша уже созрела, и он со смаком облизывал губы.
ГЛАВА XL
домашних событиях, подробно изложенных мною в последней главе. Бабушка была
глубоко ими заинтересована и больше двух часов шагала, скрестив руки, взад и
вперед по комнате. Когда случалось ей быть в сильном расстройстве чувств,
она всегда совершала такое упражнение в ходьбе, а степень ее расстройства
всегда можно было определить по длительности ее прогулки. На этот раз она
была в таком волнении, что нашла нужным открыть дверь в спальню и дать себе
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Каменистый Артем
Пехов Алексей
Шилова Юлия