направился на Запад, к Рыбачьему заливу и к Бухте Третьей мили; он только
раз остановился в пути, чтобы провести первую ночь на какой-то ферме, и
приехал на место поздно вечером во вторник. По пути он, как и собирался,
продолжал допрашивать Клайда - главным образом в связи с тем, что среди
его вещей в лагере не оказалось того серого Кострома, в котором, как
показывали свидетели, он был на озере Большой Выпи.
нем был серый костюм, уверяя, будто он и тогда был в том же костюме,
который на нем сейчас.
с заранее обдуманным намерением - и что после можно будет заставить его
признаться, где он спрятал костюм или где отдавал в чистку.
сказать о ней? Заявив, будто ветер унес его шляпу, Клайд тем самым
признал, что на озере он был в шляпе, хотя и не обязательно в той самой,
которая найдена на воде. И теперь Мейсон в присутствии свидетелей
настойчиво старался установить принадлежность Клайду найденной шляпы и
факт существования второй шляпы, которую Клайд носил позже.
осталась на воде? Вы тогда не пытались достать ее?
через лес. Где же вы ее взяли?
испуганно соображая, может ли быть доказано, что эта вторая шляпа, которая
на нем сейчас, - та самая, в которой он шел через лес, и что первая,
оставшаяся на воде, была куплена в Утике. И он решил солгать.
соломенную шляпу и стал рассматривать фабричную марку на подкладке -
"Старк и Кь, Ликург".
ночь?
мне это объяснить? - думал он. - Зачем я признал, что та шляпа на озере
моя?" Но тотчас он понял: отрицает он это, нет ли - все равно на Луговом
озере и на Большой Выпи найдутся люди, которые, конечно, вспомнят, что он
был тогда в соломенной шляпе.
прошлый раз. А теперь приехал и нашел.
субъектом... придется расставлять ловушки похитрее! В то же время он решил
спросить Крэнстонов и всех участников поездки на Медвежье озеро: может
быть, кто-нибудь вспомнит, была ли на Клайде соломенная шляпа, когда он
приехал к ним в пятницу, и не оставлял ли он у них шляпы в прошлый раз.
Клайд, конечно, лжет, и его нужно поймать.
не было ни минуты покоя. Сколько он ни отказывался отвечать, Мейсон все
снова и снова набрасывался на него с вопросами вроде следующих: "Почему,
если вы действительно хотели просто-напросто позавтракать на берегу, вам
понадобилось плыть в такую даль, в южный конец озера, где вовсе не так
живописно, как в других местах?" или: "А где вы провели остаток того дня?
ведь не на месте катастрофы, конечно?" Потом он неожиданно возвращался к
письмам Сондры, найденным в чемодане. Давно ли Клайд с нею знаком? Так ли
сильно он влюблен в нее, как, по-видимому, она в него? Не потому ли, что
Сондра обещала осенью выйти за него замуж, он решил убить мисс Олден?
время сидел молча, уныло глядя перед собой измученными, несчастными
глазами.
части озера, на сеннике, положенном прямо на пол; Сиссел, Суэнк и Краут,
чередуясь, стерегли его с револьвером в руке, а Мейсон, шериф и остальные
спали внизу, в первом этаже. И так как уже распространились какие-то
слухи, к утру явилось несколько местных жителей с вопросом: "Говорят, у
вас тут парень, который убил девушку на Большой Выпи, - верно это?" И
чтобы посмотреть на него, они дождались здесь рассвета, когда арестованный
и его спутники уехали на фордах, добытых Мейсоном.
фермеры, дачники, лавочники, лесорубы, дети: очевидно, по телефону заранее
сообщили, что везут преступника. В Бухте Третьей мили ждали Бэрлей, Хейт и
Ньюком; предупрежденные по телефону, они вызвали в камеру к тощему,
желчному и дотошному мировому судье Габриэлю Грэгу всех свидетелей с озера
Большой Выпи, необходимых для того, чтобы окончательно установить личность
Клайда. И вот перед здешним судьей Мейсон обвиняет Клайда в убийстве
Роберты и добивается законного, вынесенного по всей форме решения:
заключить подозреваемого в окружную тюрьму в Бриджбурге. А затем Мейсон
вместе с Бэртоном и шерифом отвозит Клайда в Бриджбург, где его тотчас
сажают под замок.
в смертельном отчаянии. Было три часа ночи, но когда они подъезжали к
тюрьме, там уже собралась толпа по меньшей мере человек в пятьсот -
шумная, злобно-насмешливая, угрожающая. Уже распространился слух, будто
он, желая жениться на богатой, самым зверским образом убил молодую и
красивую работницу, которая была виновата только в том, что слишком его
любила. Слышались угрозы и грубые выкрики:
веревке! - Это кричал молодой лесоруб, похожий на Суэнка, с жестокими,
свирепыми глазами.
вертлявая, - типичная жительница городских трущоб - и закричала:
убил! Они даже могут меня линчевать!" И так он был измучен, напуган,
унижен и несчастен, что при виде железных ворот тюрьмы, распахнувшихся,
чтобы его впустить, у него вырвался неподдельный вздох облегчения, ибо они
сулили защиту.
его мучили горькие мысли обо всем, что он навсегда утратил. Сондра!
Грифитсы! Бертина! Знакомые по Ликургу, которые утром все узнают. И,
наконец, его мать и все... Где теперь Сондра? Мейсон, разумеется, все
сказал ей и другим, когда возвращался в лагерь за его вещами. И теперь все
знают, что он такое на самом деле, - злоумышленник и убийца! Но если бы,
если бы кто-нибудь знал, как все это случилось! Если бы Сондра, или его
мать, или хоть кто-нибудь мог его понять!
пойдет дальше, объяснить, как именно все произошло. Но ведь это значит -
рассказать правду о своих замыслах, о своем первоначальном намерении, о
фотографическом аппарате, о том, как он отплыл от нее, вместо того, чтобы
помочь. И о нечаянном (но кто этому поверит?) ударе и про то, как он после
спрятал штатив. И к тому же, раз это станет известно, он конченый человек
и для Сондры и для Грифитсов - для всех. Очень возможно, что его все равно
обвинят в убийстве и казнят. О господи, убийство! Его будут судить за
убийство Роберты, и это страшное преступление будет доказано. И тогда его
все равно казнят, посадят на электрический стул! Так вот что, быть может,
у него впереди - смерть... смертная казнь за убийство! Подавленный
безмерным ужасом, Клайд застыл на своей койке. Смерть! Боже! Если бы
только он не оставил писем Роберты и матери в своей комнате у миссис
Пейтон! Если бы перед отъездом он перенес свой сундук куда-нибудь в другую
комнату... Почему он об этом не подумал? Впрочем, сейчас же ему пришло в
голову, что и это было бы ошибкой: это показалось бы подозрительным. Но
каким образом они узнали, откуда он и как его зовут? Тут его мысли снова
вернулись к письмам, которые лежали в сундуке. Он припомнил теперь, что
мать в одном из своих писем упоминала о той истории в Канзас-Сити - и,