Чтение 133–й страницы книги ~Андерграунд, или Герой нашего времени~

Едва на воздухе отдышавшись, Зыков отвез на машине менЯ до общаги.
Куда тебе руль? Ты еле стоишь! С на что Зыков отвечал: ТНо сидетьРто Я
могу!У С и еще фыркнул, мол, у него достаточно теперь денег, чтобы отку-
питьсЯ от самых алчных ночных гаишников.

25

Он вел машину хорошо, спокойно. Правда, и встречных
машин в четыре утра почти не было.

Я не направилсЯ ни в одну, ни в другую из тех двух квартир, что Я
сторожил. (Это чтобы с Зыковым нам уже долго не засиживаться. њтобы без
запятых.) Мы поднялись на этаж в крыле К, где Я жить не жил, но имел
угол в запас, койку. Делил там комнату с командировочным из Архан-
гельска. Северный мужичок поднял всклокоченную башку и щурился, когда Я
включил свет. Я извинился, мол, на пять минут. Он матюкнулся. Спал.

Грязно. Постель на моей койке смята, еще и слегка заблевана. Ис-
пользуЯ многодневное мое отсутствие, ктоРто из ловкачей здесь нетРнет и
бывал. Небось, с женщиной.

Зыков, в комнате оглядевшись, вынул из кейса на этот раз четвертинку:

С њто ж. Давай посошок.

Выпили, и тут Зыков спросил менЯ еще одно, что его интересовало.
Спросил легко, быстро, но так и спрашивают то, что, возможно, занимало
мысли в течение всего долгого вечера. (И что вообще, возможно, было
главным в его нынешнем заигрывании со мной.) Зыкову было мало слыть хо-
рошим длЯ андеграунда. Ему хотелось знать о полузабытом прошлом: он
спросил С там (в андеграунде) все еще повторяют этот вздор о его Якобы
приятельстве с гебистомРмайором? неужели все еще болтают?..

С Болтать не болтают, С осторожно ответил Я. И тотчас вспомнил: Зыков
ведь тоже не миновал: ему тоже предстали в злую минуту и ухаб, и горка.
(Которые Я проехал кровавым следом.)

Разумеется, Зыков презирал гебистов. Как и Я, он был от них достаточ-
но далеко. (На сто процентов.) Но у его сердца слева тоже был мягкий бо-
чок. Зыкова тогда, Я думаю, просто понесло, пооткровенничал. Просто
треп. Все мы люди, все мы человеки С и как, мол, под настроение не пого-
ворить с человеком по душам, кто бы он ни был!..

С њаю поставить?

С њай трезвит. Не надо, С Зыков засмеялся. Мол, не волнуйся; сейчас
уйду.

Как только мытарства кончились и писатель Зыков стал издаватьсЯ на
Западе, а потом и широко здесь, этот самый майор, или кто он там чином,
пустилсЯ в разговоры, толкаемый, скорее всего, своим тщеславием (а то и
по чьейРто подсказке, как знать!). С охотой и где только мог гебэшный
майор трепался, мол, приятельствовал с самим Зыковым, пили не раз вмес-
те, рыбалка, и вообще, хорошо, что вы позвонили. Шутливый этот майор,
или кто он там, укусил, как скорпион. Жизнь Зыкова на времЯ стала отрав-
ленная: все вокруг болтали именно что взахлеб С Зыков, мол, Зыков и КГБ,
разве вы не знаете?!. Услышав такое, Я едва сдерживаюсь: Я свирепею.
(Еще со времени Вени.) Но слух трудно пресечь. Есть те, что дуют именно
что на малый огонек. И умело дуют. ЗнаЯ в те дни Зыкова, как самого се-
бя, Я тогда же повторял всем, что вздор, что дурной слух С слух и не
больше. На что один из наших известных поэтов (притом же порядочный,
честный) мягко улыбнулся:

С Слух?.. или след? С Никогда не забуду выражение его лица. Вот во
что обошлись Зыкову одинРдва пустеньких как бы приятельских разговора.
Каким боком вылезли. Ему, правда, не пришлось кровавить руки. Счастлив-
чик.

Зато теперь он, писатель с европейским именем, интересовался, что ду-
мает о нем обросший сторожРагэшник, сидящий на грязной, заблеванной пос-
тели. (В обшарпанной общежитской комнате крыла К.) И не просто интересо-
валсЯ С его заботило.

Он зависел. Не любопытство и не оглядка писателя, а его опаснаЯ ре-
альность: его болото, когда вдруг надо идти по камешкам. В подсознании
таитсЯ огромный и особый мир. Андеграунд С подсознание общества. И мне-
ние андеграунда так или иначе сосредоточено. Так или иначе оно значит.
Влияет. Даже если никогда (даже проговорками) не выходит на белый свет.

С Скажи. Неужели они (вы, вы все) там, в своем подземелье, не забыли?

Небось, в солнечный денек. Небось, с пивком. ТакаЯ застольнаЯ минута!
Покурить и поболтать с майором, сидЯ на воздухе, на ветерке, С это ж ка-
кое удовольствие расслабиться, еще и посмеяться, пошутить с ним и над
ним: мол, тоже ведь человек, хотЯ и майор.

Я покачал головой: нет, не забыли.

Зыков сглотнул ком. И сам же с окончательностью пожал плечами. Мол,
что поделать.

С Но тыРто знаешь, что Я чист.

С Знаю.

Словно боясь ошибитьсЯ (может, в первый раз он не так расслышал), Зы-
ков снова менЯ спросил С слова те же, но интонациЯ с повтором была иная:

С Скажи. Неужели не забыли? (Неужели не простили?)

Я покачал головой: нет.

Один день Венедикта Петровича

... На спор! С открыть, откупорить взболтанную крепкой рукой бутылку
шампанского, но так, чтобы ни единой капли вина (ни даже пенной капли)
не упало на стол. Не наследи как заповедь. Брыскин похож на фокусника, и
какие уверенные движения! С пальцами, ловко и нарочито замедленно (иг-
рок) он стаскивает витую проволоку с бутылочного горла. Смеется.

Затем смелым рывком он выдергивает звучно хлопнувшую пробку и мгно-
венно, поРгусарски сует бутылку себе в рот. Ни капли и не упало. Ска-
терть суха. Однако взболтанное игристое вино обмануть трудно: в ту самую
секунду, когда Гриша Брыскин плотно, алчно захватил бутылочное горло
ртом и уверен, что он уже пьет и что спор выигран, шампанское из его
ноздрей ударило двумЯ великолепными струями прямо на стол. ПетЯ Гугин
(думаю, знал эффект заранее) кричит на все застолье, что он выспорил,
что десять свидетелей и что завтра же он забирает у Брыскина натурщицу
Лялю... Брыскин, продолжаЯ глотать, давясь и кашляЯ, хрипит в ответ, хер
ему лысый, а не Лялю, вино и пена на столе уже не из бутылки , пена из
него, из Брыскина, можно считать, отчасти им уже потребленная, выиг-
рал!.. С и тут (общий гогот) из его ноздрей ударил остаток, слабовато,
но опять в две пенные струи. Голоса встревоженно закричали:

С Альбом! Альбом!.. Осторожнее! (Мол, Брыскин, гусар недоделанный,
едва не залил пеной.)

С Альбом! С вскрикнул и Я.

Из рук в руки альбом, с красными конями на суперобложке, уже двигалсЯ
на нашу половину стола.

Альбом передали Турову, агэшник, второй год как избалованный выстав-
ками за границей, он ласково отер глянец альбома салфеткой. (Салфетки им
купил Я.) От Турова красные кони скакнули в молодые руки Коли Соколика,
а далее уже Василек Пятов, тамада, не без торжественности вскрикнув:
ТВнимание!..У С выложил альбом перед старичком Уманским. (Старичок
дряхл, сомлел с первой же рюмки.) Я настоял, чтобы его привели.

Великого эксперта пришлось толкнуть, чтобы он открыл глаза. Уманский
ожил и даже встал, но только он взял тяжелый роскошный немецкий альбом в
руки, как тут же сам опять рухнул на стул.

26

Но сообразил: вновь встал, оставив теперь альбом лежать
на столе.

С Речь, С подсказали ему.