русской от угрожающего многоликого натиска латинов. И само бытие языка
русского, как верил и знал Дмитрий, впрямую зависело от того, сохранит ли
он власть, удержит ли в едином кулаке зависимые от него княжества, те же
Ростов, Белоозеро, Кострому и Ярославль, удержит ли Новгород со Псковом,
сохранит ли достигнутое превосходство над Тверью и Нижним Новгородом? По
то и на Олега Рязанского посылал рати! Оправдывал тем самого себя, чуя,
что с Олегом зарвался - и был неправ, хоть и толкали его Акинфичи, всем
кланом толкали на эту прю!
наполнялась храпом спящих воинов, Дмитрий проходил в верхние горницы, в
укромные и тесные покои жены. Теплилась единая свеча в высоком свечнике,
да золотились оклады икон от лампадного пламени. Похрапывала сенная девка
в углу. Авдотья лежала без сна, успокоенная, протягивала к нему,
выпрастывая из-под одеяла, исхудавшие руки.
бежать сразу после родин из обреченного города, молча прятал лицо в
распущенных на ночь волосах Авдотьи и тихо вздрагивал плечами в
задавленном всхлипе. Авдотья гладила его по волосам, перебирала буйные
княжеские вихры, шептала:
главе складывавшей киевской (позднее ставшей киевской!) славянской
державы, трагически не повезло. Страна начинала расти и объединяться с
окраин - окраинного Новгорода, окраинного Киева. Стоявший в центре русских
земель и на скрещении великих путей торговых Смоленск остался как бы не у
дел. Долго и могущественно влиял он на судьбы Руси Великой, но укреплялся
Новгород, рос Киев, подымалась некогда безлюдная залесская Русь... И все
еще был Смоленск великим, и все еще очень и очень многое зависело от
решений его князей, от их могущественной поддержки.
стремительно расти литовское княжество, и Смоленску, добровольно
передавшемуся под власть Орды, не то что расти вширь, но и попросту
отбиваться от грозного западного соседа становилось все трудней и трудней.
А тут и Москва в свою очередь потянулась уже с востока к окраинным землям
смоленским, отобрав от смоленских Ростиславичей Можайск, а там и на Брянск
уже налагая тяжелую руку, а там уже и в споры с Литвой властно вмешиваясь
не раз и не два. И княжата смоленские начали разбегаться, искать иных
уделов, переходить на службу той же Москве. А хрупкую гордость свою, и
гневливость, и спесь, и славу великих пращуров - Рюриковичей - уносили с
собою, хранили в памяти, даже становясь порой простыми боярами
московскими. Напомним, что и родоначальник ярославских князей, печально
знаменитый Федор Чермный происходил из смоленских княжат.
не опрокинувшей спустя полвека после Куликова поля весь корабль московской
государственности в затеянной ими ради родовой гордыни своей долгой
удельной и местнической пре. С московскими князьями эту смоленскую
княжескую ветвь связывали давние и не всегда добрые отношения.
Александра Глебовича и племянник Федора Ростиславича) был захвачен в 1306
году Юрием Московским в плен. Можайск тогда же московиты присоединили
навечно к своему уделу.
совету младшего брата Ивана (будущего Калиты) не посадил его на Брянский
стол.
внуков Романа Михайловича Черниговского на второстепенный Оссовецкий удел)
князь Святослав схлестнулся с родным племянником, Василием
Александровичем. Василий съездил в Орду и привел на дядю татарское войско.
Святослав, изведавший и потерю удела, и горечь плена, уперся. Заговорила
древняя кровь. Вышел с ратью из города в поле и вступил в бой. (А <был он
крепок телом и мужественен>, - сообщает летопись.) Но брянцы выдали своего
князя, побежали, и, доблестно сражаясь один со своею дружиной, Святослав
пал в бою. Событие это, случившееся в лето 1309 - 1310-е, по сравнительной
мелкости своей не попало бы и в летопись, кабы не случилось в это время
быть в Брянске митрополиту Петру, которого <Бог спас> - затворившийся в
церкви глава русской церкви избег плена и смерти.
Федор и Юрий.
Глеба Святославича, убитого брянскими вечниками в 1340 - 1341 гг., сыном
Святослава Глебовича (погибшего в 1309 - 1310 г.) и двоюродным братом
князя Ивана Александровича Смоленского (умершего в 1359 г.). Но
двоюродными братьями смоленского князя Ивана Алксандровича были и Федор
Святославич Дорогобужский (тесть Симеона Гордого по его второму,
неудачному, браку с Евпраксией), и его брат Юрий, женатый на княжне
ярославской, внучке Ивана Калиты. (Далее здесь потянется род белозерских
вотчинников Монастыревых.)
и двойственным, и в чем-то иногда унизительным. Не хватало средств,
волостей, а следовательно, нечем было кормить ратников, и надобно было
идти кому-то служить, где-то добывать <кормы>, дабы не опуститься совсем и
не изнищать до потери прадедней памяти.
год убийства отца сидел на княжении во Пскове (был там служилым,
приглашенным князем-воеводою). В очередной замятне с немецким Орденом он
начал военные действия, но, бросив их на полдороге, ушел из Пскова. <Сей
князь Александр Всеволодич, учинив разратие и поиде прочь>, - укоризненно
сообщает псковский летописец.
вновь сесть на брянский стол, то ли, при поддержке Москвы, получить
какой-то удел на Смоленщине. Но поход москвичей под Смоленск закончился
безрезультатно, а вскоре умерли Калита, потом Узбек, и Александр-Всеволод
Глебович оказался не у дел.
был один - выпрашивать выгодное наместничество в кормление у великого
князя московского, тем более что Симеон в 1344 - 1345 гг. женился на его
двоюродной сестре, Евпраксии Федоровне Дорогобужской и передал ее отцу
Волок Ламской в кормление.
был также как-то пристроен Симеоном.
смерти князя ярославского Василия Грозные Очи (умершего в 1344 г.),
женился на его дочери, внучке Калиты, от какового брака и родился
двоюродный брат Александра-Всеволода и Евпраксии Александр Монастырь,
родоначальник третьей ветви рода, севшей на Белоозере.
году, оставив пятерых дочерей (тут несомненная ошибка родословцев. Явно,
поскольку Дмитрию еще не было и двадцати лет, не дочерей, а сестер!).
синодике Успенского собора среди бояр великого князя Дмитрия и его сына
Василия. Во все десятилетия, прошедшие с того несчастного 1341-го года,
Александр-Всеволод служил кормленым воеводой Симеону, Ивану Красному,
наконец, малолетнему Дмитрию. Ходил в походы, наместничал во вновь
присоединенных землях. К той поре в Москву съехалось уже изрядное
количество безместных князей, и становиться из князя думным боярином
московским не стало зазорным уже ни для кого. Умер бывший кормленый
смоленский князь в глубокой старости, переживши и князя Дмитрия, заработав
себе уважение и почет, да и немалое место в думе. Все три сына его -
Дмитрий, Владимир и Иван бились на Куликовом поле, будучи воеводами
передового полка, а Владимир вскоре и скончался от ран, полученных на
бранном поле.
с Симеоном (в чем, несомненно, для смоленских княжат, в их представлении,
была <потерька чести>!), была выдана, по приказу Симеона, замуж за Федора
Красного Фоминского, который и сам, и его дети опять-таки служили Москве.
Всеволода, Александра Юрьевича Монастыря. Дело в том, что тут, на
Белозерском уделе, схлестнулись интересы Всеволожей и Акинфичей.
рядах московской боярской господы. Да, его сын Дмитрий уже в 1371 году был
боярином, участвовал в заключении очередного договора с Ольгердом, бился
на Куликовом поле бок о бок с Микулою Вельяминовым, с которым успел
породниться (женил сына Ивана на единственной дочери Микулы от суздальской
княжны). В старости, уже в 1394 году, Дмитрий Александрович Всеволож
наместничал в Нижнем Новгороде, то есть стал думным боярином и имел
значительные доходы.
потерявшие когда-то свой родовой удел, отобранный московским князем;
оскорбленные разводом Симеона с их родственницей; паки рассерженные
сватовством Ивана Хромого к одной из сестер Дмитрия Монастырева), как
относились они к династии потомков Калиты? Как относились к забравшим силу
Акинфичам? К Вельяминовым, прежним хозяевам Москвы, наконец?
удач, гордости и неутоленного самолюбия наследственных Рюриковичей.