ее пальцами и сказал:
своим могуществом. Думаю, что, стоя на этом холме, я уравновешу разницу в
количестве войск.
фактов. Не высокомерие, всего лишь постоянная, всегда присутствующая
гордость. Она хорошо знала, что эта гордость совершила в той войне, около
двадцати лет назад.
как солнце садится в море. Ночь выдалась чудесная, светлая, Видомни
прибывала, а Иларион была полной, голубой и таинственной, луна фантазии,
магии. Дианора подумала, найдется ли у них время побыть сегодня ночью
наедине, но Брандин пробыл на равнине среди палаток большую часть темного
времени, а потом беседовал с командирами. Она знала, что д'Эймон
собирается завтра остаться с ним здесь, наверху, и Раманус - он был больше
моряком, чем военным командиром, - тоже будет на холме - командовать
обороной королевской стражи, если дело до этого дойдет. Если дойдет до
этого, они, вероятно, погибнут.
холме над морем. Дианора не спала, лежала на своей кровати и ждала. Она
видела, как он устал. Он принес с собой карты, наброски местности, чтобы в
последний раз изучить их, но она заставила его отложить дела.
положил голову к ней на колени. Они долго молчали. Затем Брандин слегка
шевельнулся и посмотрел на нее снизу вверх.
все, за что он борется. В нем нет страсти, нет любви, нет гордости. Только
честолюбие. Ничто не имеет значения, кроме этого. Ничто в мире не может
вызвать у него жалость или горе, кроме собственной судьбы. Все остальное -
лишь орудие, инструмент. Он хочет получить тиару императора, это всем
известно, но он желает ее не с какой-то определенной целью. Он просто
желает. Сомневаюсь, чтобы хоть что-то в его жизни заставило его испытать
какое-то чувство к другому человеку: любовь, утрату, что угодно.
вискам, глядя в его лицо сверху. Он снова повернулся, глаза его закрылись,
а лоб постепенно разгладился под ее прикосновениями. В конце концов его
дыхание стало ровным, и Дианора поняла, что он спит. Она не спала, руки ее
двигались, подобно рукам слепой. По проникающему снаружи свету она знала,
что луны сели, что утром начнется сражение и что она любит этого человека
больше всего на свете.
было серым, наступал рассвет, и Брандин уже ушел. На подушке рядом с ней
лежал красный анемон. Она секунду смотрела на него, не двигаясь, потом
взяла в руку и прижала к лицу, вдыхая свежий аромат. Интересно, знает ли
Брандин местную легенду об этом цветке. Почти наверняка нет, решила она.
был одет в жесткую кожаную куртку гонца, легкую, надежную броню против
стрел. Он добровольно вызвался стать одним из десятка таких людей,
бегающих с приказами и сообщениями на холм и обратно. Но сначала он пришел
к ней, как приходил каждое утро в сейшане в течение двенадцати лет.
Дианора боялась думать об этом, чтобы не расплакаться: это было бы дурным
предзнаменованием в такой день. Ей удалось улыбнуться и сказать, чтобы он
возвращался к королю, который в это утро нуждается в нем больше.
шуму снаружи. Потом умылась, оделась и вышла из палатки навстречу
восходящему солнцу.
держась на шаг-другой позади, но не больше. Сегодня ее будут охранять,
Дианора знала. Она поискала взглядом Брандина, но первым увидела Руна. Они
оба находились перед плоским гребнем холма, оба были без головных уборов,
без кольчуг, но с одинаковыми мечами у пояса. Брандин сегодня предпочел
одеться в простую коричневую одежду солдата.
руку, на виду у солдат обеих армий. Без звука, без какого-либо
предупреждения слепящая, кроваво-красная вспышка света сорвалась с его
вытянутой руки, подобно языку пламени, и вонзилась в синеву неба. Снизу
раздался рев, и, выкрикивая имя Брандина, его малочисленная армия
двинулась вперед, через долину, навстречу солдатам Альберико, чтобы начать
битву, которая назревала почти двадцать лет.
раз. - Мы ждали годы, и теперь не следует чересчур торопиться.
чем остальных. Дело в том, что пока Алессан не отдаст приказ, им нечего
делать, только наблюдать, как люди из Барбадиора и Играта и провинций
Ладони убивают друг друга под жгучим солнцем Сенцио.
Дэвин попытался представить себе, как должны чувствовать себя люди внизу,
рубящие и сокрушающие друг друга, скользя на крови, топча упавших в
кипящем котле битвы. Они находились слишком высоко и далеко, чтобы
кого-нибудь узнать, но не так далеко, чтобы не видеть, как умирают люди, и
не слышать их воплей.
уверенно предсказал, где разместятся оба чародея. И оба они стояли именно
там, где он предполагал. С этого наклонного гребня, менее чем в полумиле
от более высокого и широкого холма, где находился Брандин, Дэвин смотрел
вниз на долину и видел, как обе армии сошлись в беспощадной схватке и
отправляли души противников к Мориан.
восхищением, когда ранним утром начали раздаваться ржание коней и крики
людей. - Долина достаточно широкая и оставляет ему простор для маневра, но
не настолько широкая, чтобы позволить барбадиорам зайти с флангов и не
встретиться с серьезным сопротивлением на холмах. Им пришлось бы
выбираться из долины, а потом идти по открытым склонам и снова спускаться
вниз.
Брандин разместил большую часть лучников на своем правом фланге, к югу, на
тот случай, если они все же попытаются это сделать. Они могут снимать
барбадиоров, как оленей, среди оливковых деревьев на склонах, если те
попытаются пойти в обход.
Их перебили и прогнали прочь стрелы лучников с Западной Ладони. Дэвин
почувствовал прилив возбуждения, но он быстро сменился смущением и
беспокойством. Барбадиоры олицетворяли тиранию, это так, и все, что она
означала, но как он мог радоваться любому триумфу Брандина Игратского?
Альберико? Он не знал, что должен чувствовать или думать. Ему казалось,
что его душа обнажена и беззащитна, обречена на сожжение под небом Сенцио.
врозь с тех пор, как Эрлейн принес ее на руках из сада. Утром на следующий
день он пережил трудный час, полный непонимания, стараясь привыкнуть к
тому сиянию, которое явственно окружало их обоих. Алессан выглядел так,
как во время исполнения музыки, словно нашел центр мира. Когда Дэвин
бросил взгляд на Алаис, то увидел, что она наблюдает за ним со странной,
потаенной улыбкой на лице; это еще больше сбило его с толку. У него
появилось ощущение, что он даже за самим собой не поспевает, не то что за
переменами в окружающем мире. И еще знал, что у него не будет времени
разбираться в подобных вещах из-за того, что начнется сейчас в Сенцио.
глубинное ощущение надвигающегося рока, словно боги подвесили перед ними в
летнем воздухе чаши весов.
Ринальдо, сидящему в редкой тени изогнутой оливы, прилепившейся к склону
их холма. Целитель настоял на том, чтобы отправиться с ними, и не захотел
прятаться у Солинги в городе. "Если вы рискуете жизнями, значит, мое место
тоже там", - вот и все, что он сказал, и вместе со всеми еще до рассвета
поднялся сюда, опираясь на свой посох с головой орла.
следует быть рядом с этими двумя, понимал он. Его обязанности здесь были
такими же, как у них: охранять этот холм, если один из чародеев или они
оба пошлют сюда солдат. В их распоряжении шестьдесят человек: банда
Дукаса, отважная горстка матросов Ровиго и те тщательно отобранные люди,
которые в одиночку добрались на север, в Сенцио, в ответ на весточки,
разосланные по провинциям. Шестьдесят человек. Этого должно было хватить.
задумчивости. - Теперь смотрите в оба и скажите мне.
возбуждение. - Как мы и предполагали, своим присутствием на холме Брандин
свел на нет численный перевес. Его мощь гораздо сильнее магии Альберико.
Даже сильнее, чем я предполагал. Если ты спрашиваешь мое мнение о том, что
происходит сейчас, то я бы сказал, что игратянин вот-вот прорвется в
центре, меньше чем через час.
вещи начинаются, они происходят очень быстро.