получали указания? -Из центрального комитета".
подтвердилось позднее волнениями в Бельфоре, Люневиле и Эпинале. Мятежники
рассчитывали на пятьдесят второй полк, пятый, восьмой, тридцать седьмой и
двадцатый кавалерийский. В Бургундии и южных городах водружали дерево
Свободы, то есть шест, увенчанный красным колпаком.
сильно и остро давало себя чувствовать в Сент -Антуанском предместье. Именно
там был очаг возбуждения.
и сердитое, как улей, трепетало в нетерпеливом ожидании взрыва. Там все
волновалось, но работа из-за этого не останавливалась. Ничто не могло бы
дать представления о его живом и сумрачном облике. В этом предместье под
кровлями мансард таилась ужасающая нищета; там же можно было найти людей
пылкого и редкого ума. А именно нищета и ум представляют собой особенно
грозное сочетание крайностей.
всегда отражаются торговые кризисы, банкротство, стачки, безработица,
неотделимые от великих политических потрясений. Во время революции нужда - и
причина и следствие. Удар ее разящей руки отзывается и на ней самой.
Население этого предместья, исполненное неустрашимого мужества, способное
таить в себе величайший душевный пыл, всегда готовое взяться за оружие,
легко воспламеняющееся, раздраженное, непроницаемое, подготовленное к
восстанию, казалось, только ожидало искры. Каждый раз, когда на горизонте
реяли эти искры, гонимые ветром событий, нельзя было не подумать о
Сент-Антуанском предместье и о грозной случайности, поместившей у ворот
Парижа эту пороховницу страдания н мысли.
очерке, известны в истории. Во времена смут здесь опьянялись словом больше,
чем вином. Здесь чувствовалось воздействие некоего пророческого духа и
веяний будущего, переполнявших сердца и возвышавших душу. Кабачки
Антуанского предместья походят на таверны Авентинского холма, построенные
над пещерой Сивиллы, откуда проникали в них идущие из ее глубин священные
дуновения, - на те таверны, где столы были подобны треножникам и где пили
тот напиток, который Энний называет сивиллиным вином.
Революционное потрясение вызывает в нем трещины, сквозь которые пробивается
верховная власть народа. Эта верховная власть может поступать дурно, у нее,
как и у всякой другой, возможны ошибки; но, даже заблуждаясь, она остается
великой. О ней можно сказать, как о слепом циклопе: Ingens {Могучий (лат).}.
владевшая умами, говорил ли в них в этот день фанатизм или благородный
энтузиазм, из Сент-Антуанского предместья выходили легионы дикарей или
отряды героев.
которые в дни созидающего революционного хаоса, оборванные, рычащие,
свирепые, с дубинами наготове, с поднятыми пиками бросались на старый
потрясенный Париж? Они хотели положить конец угнетению, конец тирании, конец
войнам; они хотели работы для взрослого, грамоты для ребенка, заботы
общества для женщины, свободы, равенства, братства, хлеба для всех,
превращения всего мира в рай земной, Прогресса. И доведенные до крайности,
вне себя, страшные, полуголые, с дубинами в руках, с проклятиями на устах,
они требовали этого святого, доброго и мирного прогресса. То были дикари,
да; но дикари цивилизации.
но они хотели принудить человеческий род жить в раю. Они казались варварами,
а были спасителями. Скрытые под маской тьмы, они требовали света.
свирепыми и страшными во имя блага, есть и другие люди, улыбающиеся, в
расшитой золотой одежде, в лентах и звездах, в шелковых чулках, белых
перьях, желтых перчатках, лакированных туфлях; облокотившись на обитый
бархатом столик возле мраморного камина, они с кротким видом высказываются
за сохранение и поддержку прошлого, средневековья, священного права,
фанатизма, невежества, рабства, смертной казни и войны, вполголоса и учтиво
прославляя меч, костер и эшафот. Если бы мы были вынуждены сделать выбор
между варварами, проповедующими цивилизацию, и людьми цивилизованными,
проповедующими варварство, - мы выбрали бы первых.
низвергаться в бездну ни ради прошлого, ни ради будущего. Ни деспотизма, ни
террора. Мы хотим идти к прогрессу пологой тропой.
политика бога.
Глава шестая. АНЖОЛЬРАС И ЕГО ПОМОЩНИКИ
нечто вроде скрытой проверки.
метафор, Анжольрас сказал:
хочет иметь бойцов, должен их подготовить. Должен иметь чем воевать.
Повредить это не может. Когда на дороге быки, у прохожих больше вероятности
попасть им на рога, чем тогда, когда их нет. Подсчитаем примерно, каково
наше стадо. Сколько нас? Не стоит откладывать это на завтра. Революционеры
всегда должны спешить; у прогресса мало времени. Не будем доверять
неожиданному. Не дадим захватить себя врасплох. Нужно пройтись по всем швам,
которые мы сделали, и посмотреть, прочны ли они. Доведем дело до конца,
доведем сегодня же. Ты, Курфейрак, пойди взгляни на политехников. Сегодня
среда - у них день отдыха. Фейи! Вы взглянете на тех, что в Гласьер, не так
ли? Комбефер обещал мне побывать в Пикпюсе. Там все клокочет. Баорель
посетит Эстрападу. Прувер! Масоны охладевают. Ты принесешь нам вести о ложе
на улице Гренель -Сент -Оноре. Жоли пойдет в клинику Дюпюитрена и пощупает
пульс у Медицинской школы. Боссюэ прогуляется до судебной палаты и поговорит
с начинающими юристами. Я же займусь Кугурдой.
ребята горячие, но склонные остывать. Я не знаю, что с ними происходит с
некоторого времени. Они думают о чем-то другом. Их пыл угасает. Они тратят
время на домино. Необходимо поговорить с ними немного, но твердо. Они
собираются у Ришфе. Там их можно застать между двенадцатью и часом. Надо бы
раздуть этот уголь под пеплом. Я рассчитывал на беспамятного Мариуса,
малого, в общем, славного, но он не появляется. Мне бы нужен был кто-нибудь
для Менской заставы. Но у меня нет людей.
охладевших сердцах!
улицей Принца до улицы Вожирар, потом миновать Кармелитов, свернуть на улицу
Ассас, добраться до улицы Шерш -Миди, оставить за собой Военный совет,
пробежать по Старому Тюильри, проскочить бульвар, наконец, идя по Менскому
шоссе, пройти заставу и попасть прямо к Ришфе. Я на это способен. И мои
сапоги тоже способны.
Прюдома, мне известен Общественный договор, я знаю назубок конституцию
Второго года! "Свобода одного гражданина кончается там, где начинается
свобода другого". И, по-твоему, я невежда? У меня в письменном столе
хранится старая ассигнация. Права человека, верховная власть народа, черт
меня побери! Я даже немного эбертист. Я могу с часами в руках толковать о
самых изумительных вещах шесть часов подряд.