Слава постучал, ему не ответили, за дверью голоса, о чем-то спорят,
постучал снова, и снова не ответили, приоткрыл дверь, заглянул - как всегда,
у Шабунина народ, вошел, встал у стены.
Шабунин ребром ладони стучал по столу.
- А ты достань, достань, - твердил он, со злой усмешкой глядя на
стоящего перед ним мужика с обвислыми рыжими усами. - Налог вы соберете, о
том разговора нет, а остальной хлеб? На базар? Вы торговать научитесь!
- Девки румяна спрашивают, кольца...
- Вот я и говорю: достань!
- Дык откуда ж взять? - спросил рыжеусый с отчаянием.
- "Дык, дык", - передразнил Шабунин. - Поезжай в Орел, на складах полно
этой дребедени...
Тут, перебивая рыжего, в разговор встрял пожилой мужчина в тужурке из
синего сукна.
- А нам чего?
- А вам керосин давно пора вывезти с Верховья, - отрезал Шабунин. -
Провороните хлеб, вызовем в уком...
Шабунин заметил Славу, он все замечал, только притворялся иногда, что
не замечает.
- Тебе чего?
- Я попозже.
- Пришел - говори.
Шабунин никогда ничего не откладывал на "попозже", его слова прозвучали
как приказ.
- Я насчет Колпны...
- Что там?
- Нет базы для пропаганды. Жалуются ребята, негде собираться, говорят.
Везде народные дома, читальни, библиотеки, а у нас только околицы да
завалинки, говорят.
- А вы чего смотрите? Езжай в Колпну, найди помещение и оборудуй
нардом. Есть же там какие-никакие помещички. Поставь вопрос перед
волисполкомом - помещиков выдворить, дом забрать...
- А куда выдворить?
- Это уж их забота. Грабь награбленное. Я, конечно, шучу, но не может
быть, чтобы в Колпне не нашлось подходящего помещения. Да не на один день
поезжай, а подольше, возьми кого-нибудь себе в помощь. Чтобы не просто
ткнуть пальцем: вот вам дом, а осмотрись, привлеки народ, поищи в местных
учреждениях мебель, обойдутся в исполкоме и без кресел. Поищите книги из
помещичьих библиотек, заинтересуйте учителей, словом, чтобы все честь по
чести, людям надо не указывать, а помогать.
- Значит, ехать?
- Иди на конный двор. Верхом-то ездил?
- Спрашиваете!
- Пусть тебе оседлают коня - обойдешься без пролетки, и сыпь в Колпну.
На конном дворе дали иноходца, крупного, в яблоках.
Слава собрался за полчаса в укоме договорился, что днем позже выедет в
Колпну Ушаков, вдвоем они всю волость расшевелят ремнем привязал к седлу
портфель и поскакал вроде как бывалый кавалерист - ноги в стременах,
пришпорил бы, да нет шпор!
Миновал последние дома, дорога потянулась меж овсов, зеленые кисти
клонились к земле, среди зелени лиловел мышиный горошек.
До чего ж хорошо в поле! Впереди небо и позади небо, и сам он летит в
неведомые края!
Если бы не конь! Споткнулся о выбоину, и тупой болью отдалась та
выбоина, передняя лука трет и трет, хоть слезай и иди пешком...
Слава попридержал лошадь, качнуло вправо, качнуло влево - ох, дьявол,
до чего больно! - оглянулся, нигде никого, только коршун висит в небе, да
свистят в поле кузнечики.
Перекинул ногу через седло, свесил ноги на одну сторону, как амазонка,
никто не видит, а так легче, и подумал, что "до Колпны еще ой-ой как
далеко".
Впереди телега, на телеге баба в желтом платке.
Снова ноги в стремена, даже рысью промчался мимо бабы.
То вприскочку, то еле-еле тащась, то боком затемно добрался Слава до
Колпны.
Торчали старые ветлы, а за ветлами лежало село, тускло светились окна,
и в отдалении повизгивала гармошка.
Слава медленно двигался по сельской улице. Мимо, хихикая, прошли девки.
Выбежал из подворотни пес и тут же скрылся.
Двухэтажный дом волисполкома, низ кирпичный, верх деревянный, сразу
видно, строен торговцем, внизу три больших окна закрыты ставнями, а наверху
все окна освещены.
Слава соскочил с коня, привязал повод к столбу, поднялся по
неосвещенной лестнице на второй этаж.
Он нашел Заузолкова, председателя Колпнянского волисполкома, они
встречались в Малоархангельске, и Заузолков тоже сразу узнал Ознобишина.
- По молодежным делам или еще что? - спросил он, пожимая гостю руку.
- Можно сказать, и так, и эдак, - отозвался Слава. - Жалуется на вас
молодежь. Нет у них крыши...
- На нас, а не на вас? Дитя не плачет, мать не разумеет... - Он
снисходительно смотрел на Ознобишина. - Покалякаем завтра утром. Сегодня у
нас исполком заседает. Делим косилки и жатки...
- Между кем делите? - поинтересовался Слава.
- Собрали по волости, у кулачков отобрали лишнее, в помещичьих
экономиях кое-что осталось. Вот и раздаем сельсоветам, чтоб помогли бедноте.
Куда ж нам тебя определить на ночевку? - задумался он. - Тут у нас
разговоров до утра!
- Да я здесь где-нибудь, - предложил Слава.
- Зачем? - возразил Заузолков и поманил к себе человека в солдатской
фуражке. - Товарищ Крептюков, председатель сельсовета, Иван Афанасьевич, -
представил. - А это молодежный секретарь с уезда товарищ Ознобишин. Будь
ласков, Иван Афанасьевич, отведи товарища Ознобишина... К Федорову. Пожалуй,
так сподручней всего. Попроси Евгения Анатольевича принять гостя как
положено.
Крептюкову, должно быть, не впервые приходилось водить приезжих по
указанному адресу, он выжидательно посмотрел на гостя из Малоархангельска, а
Заузолков тут же отошел и вмешался в чей-то спор.
Слава вновь очутился на улице.
- Ваш? - спросил провожатый, указывая на коня. - Забирайте с собой.
Свернули в проулок в сторону от села, Крептюков вывел приезжего на
широкую аллею, в темноте Слава не мог рассмотреть таинственно шелестящие
деревья.
Шли долго, Слава успел и звезды пересчитать, и лермонтовские стихи
вспомнить...
Наконец спросил:
- А Федоров - кто он такой?
- Как вам сказать... Помещик, - ответил Крептюков.
- Помещик? - испугался Слава. - Зачем же к нему?
- А мы у него часто ставим приезжих, - равнодушно пояснил Крептюков. -
Евгений Анатольевич не хотят с нами ссориться, приезжие остаются довольны.
- И что ж это за помещик? - спросил Слава.
- Обыкновенный, - продолжал объяснять Крептюков. - Десятин сто было,
сад, коров с десяток. Землю забрали, коров тоже, а дом и сад пока при нем.
За деревьями показался дом, не то, чтобы очень большой, однако
заметный, с широким балконом, с колоннами, с полукруглыми высокими окнами,
слабый свет лился из-за опущенных штор.
Крептюков постучал в окно, штора тотчас отдернулась, мелькнуло чье-то
лицо, отворилась дверь.
- Кто там? - послышался хрипловатый голос.
- Это я, Евгений Анатольевич, - отозвался Крептюков. - Принимай гостя.
- Пожалуйте.
- Да нет, я пойду, - сказал Крептюков. - Привел к тебе человека. Из
Малоархангельска. Слышал небось про комсомол? А это у них самый главный.
Приюти на пару дней.
- Разумеется, - приветливо отозвался хозяин. - Милости просим.
- А я пошел, - сказал Крептюков. - Дела еще. Бывайте!
Он сбыл приезжего с рук и скрылся в темноте.
- Заходите, - пригласил гостя хозяин и шире распахнул дверь. - Не
споткнитесь о порог...
Слава переступил порог.
"Логово врага", - мысленно и не без иронии произнес он.
Но логово оказалось таким милым и привычным, что на него сразу пахнуло
чем-то знакомым, давнишним и домашним. Настоящая столовая, в каких ему
приходилось бывать в довоенной Москве. Обеденный стол, стулья с высокими
спинками, старинный буфет, картины, круглая висячая лампа под белым
стеклянным абажуром, скатерть на столе, блеск самовара, вазочки с вареньем и
печеньем...
Самому Федорову за пятьдесят, вдумчивые глаза, седая бородка. Супруга
помоложе, пышные волосы, легкий румянец, приветливая улыбка. Две
барышни-погодки лет по двадцати. Дочери, конечно...
Нравилось ему и как Федоровы одеты - и серая тужурка на хозяине, и
темный капот на хозяйке, и ситцевые платья на девушках.
- Давайте знакомиться, - сказал хозяин дома. - Меня зовут Евгений
Анатольевич. А это моя супруга, Екатерина Юрьевна. А это Оля и Таня. Как у
Лариных. А вас как?
- Вячеслав.
- А по батюшке?
По отчеству его редко называли, только незнакомые мужики да Федосей с
Надеждой в Успенском.
- К чему это?
Лукьяненко Сергей
Контровский Владимир
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Махров Алексей