единый. По звуку он определил, что стреляют из карабина. Капитолина
вздрогнула, но не проснулась. Через несколько минут выстрел грохнул где-то
на краю луга, и сквозь шум дождя послышались неясные крики.
тепло, пыльно, окружающий мир отдалился и на некоторое время заглох даже шум
дождя.
лежали, прижавшись друг к другу, касаясь щеками, плотно придавленные сеном,
как душным, толстым одеялом. Кто-то распахнул дверь, сказал громко:
на березе!
обвисла, удержала:
растворились в шуме дождя. Полковник выбрался из ямы, помог встать
Капитолине. На опушке луговины грохнул выстрел, и белая ракета, взвившись в
небо, высветила все щели над головой.
сенная труха, встречный ветер сек дождем по лицу. Мир был темным и неуютным,
за спиной время от времени гремели выстрелы. Они почти бежали, спотыкаясь и
уворачиваясь от деревьев, уходили, словно партизаны от облавы. Похоже,
Воробьев с Нигреем подняли на поиски всю обслугу охотничьего домика.
Крадучись, они обогнули терем - в окнах горел яркий свет - и тихо сели в
машину. Полковник запустил двигатель, не включая света, вырулил на дорогу.
Капитолину и возбуждало в нем жажду риска, испытания судьбы. Он опасно шел
на обгон, стиснув зубы, ждал встречной машины из-за поворота - везде
проносило. Взрывались под колесами лужи на асфальте, "дворники" на лобовом
стекле не справлялись с дождем, впереди колыхалось туманное пространство, в
котором мельтешили яркие пятна фар, едва различимая дорожная обочина,
красные огни впереди едущих машин и россыпь фонарей придорожных поселков.
Эта ночная гонка увлекала полковника, отрывала его от земли, и создавалось
полное ощущение полета. В машине было тепло, уютно, как на сеновале, и
окружающий мир вновь перестал что-то значить. Капитолина сняла сапоги,
армейскую куртку- вся их одежда осталась в охотничьем тереме - и,
устроившись с ногами на сиденье, не сводила с него глаз. Он чувствовал
восторг в ее взгляде- тот самый, уже забытый, будоражащий душу; он ждал
этого ее восхищения еще там, в зале трофеев, возле живого огня. Только эти
глаза и эти чувства были в состоянии возродить в нем утраченную мужскую силу
- то, что может врачевать лишь женщина, испытывающая хотя бы мимолетную
любовь.
неуверенности, как этот вездесущий ядовитый стронций, не подвластный ни
лекарствам, ни вину, тает и превращается в ничто под ее доверчивым и
восхищенным взглядом. Он как бы насыщался этим светом, тянул, как вампир,
впитывал целительную его силу и торжествовал. Он уже знал, что никогда не
сможет расстаться с этой женщиной, что она превращается для него в нечто
большее, чем просто приятная и красивая женщина, избранная для прогулки.
Возможно, она становилась тем самым символом, образом, о котором он мечтал и
который подспудно носил в своем воображении, даже испытывая ненависть к
женщинам. Власть противоречия довлела повсюду...
полет в тесном, замкнутом пространстве машины. Окружающий, пронизанный
дождем, ветром и холодом, мир преследовал повсюду. Он ворвался в их
уединение там, возле камина в зале трофеев; он отыскал их на сеновале,
разбудив стрельбой. И теперь он наплывал, накатывался девятым валом
московских огней.
дороге. Будто бы мелькнули перед капотом полосатый жезл и фигура в белой
каске, на миг выхваченная светом фар,- все унеслось и пропало в темноте. Он
не обнаружил погони, поскольку летел без оглядки, и не увидел, как впереди
перед ним раскатали "ежа"- ленту, унизанную шипами. Машина резко осела на
все четыре колеса и потеряла скорость. И тут же путь перекрыл автомобиль с
блистающим "попугаем" на крыше. Полковник затормозил. В тот же момент кто-то
распахнул обе передние дверцы одновременно, чьи-то жесткие, как рачьи
клешни, руки вырвали его из кабины и тут же прижали к мокрому асфальту.
Арчеладзе сделал попытку встать и услышал злобный, какой-то механический
голос:
головы: вот жесткая рука полезла в боковой карман, где лежал пистолет...
домике, но тут же и забыл о них, поскольку услышал пронзительный крик
Капитолины..
неузнаваемым не грим и не пластическая операция, а совершенно иная
психологическая среда существования и прямо противоположный прежнему
социальный статус. Никому в голову не придет искать бессребреника среди
вальяжных финансовых воротил. Если бы даже кто-то из знакомых увидел
Мамонта, то вряд ли бы допустил мысль, что это он. Похож - да, но не он,
потому что такого не может быть.
бедности. Император Александр I, обрядившись в поношенный солдатский мундир,
пришел на собственные похороны, а затем под именем старца Федора Кузьмича
прожил всю оставшуюся жизнь.
неожиданной, и Мамонт оказался неготовым к ней, ибо даже Стратиг не
предполагал ее и потому ничего не посоветовал.
корежить, задергалась голова, а глаза С болезненным блеском закрывались сами
собой, словно его разморило после улицы.
Узнаю твое поле... Но откуда такая защита?.. Ты всегда был темнилой... Но не
было защитного поля!
Он верил в то, что говорил, и тем самым как бы устрашал себя. Просто так от
него уже было не отвязаться... Мамонт уехал подальше от злополучного
перекрестка, покрутился по переулкам и загнал машину на какой-то пустырь со
строящимися гаражами. Едва он подумал, что здесь будет несложно отделаться
от Гиперборейца, вытолкнув его из машины, как тот вцепился в подлокотник.
задней мысли и говорить то, что думаешь. Однако тот незаметно коснулся
кнопки записи магнитофона и сел вполоборота к незваному гостю.
много знаю о тебе...
поднимется. Вижу твою ауру...
равно совсем не задавишь, а нам поговорить нужно.
никаких усилий, чтобы хоть как-то подавить психику Гиперборейца.
не могу справиться...
головой.- Я знаю, ты нынче ползал на Урале... Это ты грохнул генерала
Тарасова с его ребятами... Меня попросили установить - кто. Я установил...
Но тебя не назвал.
Гипербореец поморщился.- Кто-то все время перекашивает мое биополе!
шанс... Не мог упустить. Ты мне нужен! Я это понял в одно мгновение. Ты один
в состоянии поверить мне!
Корнев Павел
Корнев Павел
Василенко Иван
Акунин Борис
Флинт Эрик
Шилова Юлия