наедине сам себе! Иное дело служба, иное дело... вы думали, я хотел
сказать: дружба, нет-с, не угадали! Не дружба, а чувство гражданина и
человека, чувство гуманности и любви ко всевышнему. Я могу быть и
официальным лицом, и при должности, но гражданина и человека я всегда
ощутить в себе обязан и дать отчет... Вы вот изволили заговорить про
Заметова. Заметов, он соскандалит что-нибудь на французский манер в
неприличном заведении, за стаканом шампанского или донского, - вот что
такое ваш Заметов! А я, может быть, так сказать, сгорел от преданности и
высоких чувств и сверх того имею значение, чин, занимаю место! Женат и имею
детей. Исполняю долг гражданина и человека, а он кто, позвольте спросить?
Отношусь к вам, как к человеку, облагороженному образованием. Вот еще этих
повивальных бабок чрезмерно много распространяется.
очевидно недавно вышедшего из-за стола, стучали и сыпались перед ним
большею частью как пустые звуки. Но часть их он все-таки кое-как понимал;
он глядел вопросительно и не знал, чем все это кончится.
Петрович, - я прозвал их сам от себя повивальными бабками и нахожу, что
прозвание совершенно удовлетворительно. Хе! хе! Лезут в академию, учатся
анатомии; ну, скажите, я вот заболею, ну позову ли я девицу лечить себя?
Хе! хе!
и довольно. Зачем же злоупотреблять? Зачем же оскорблять благородные
личности, как делает негодяй Заметов? Зачем он меня оскорбил, я вас спрошу?
Вот еще сколько этих самоубийств распространилось, - так это вы представить
не можете. Все это проживает последние деньги и убивает самого себя.
Девчонки, мальчишки, старцы... Вот еще сегодня утром сообщено о каком-то
недавно приехавшем господине. Нил Павлыч, а Нил Павлыч! как его,
джентльмена-то, о котором сообщили давеча, застрелился-то на Петербургской?
и вдруг застрелился, и так скандально, что представить нельзя... оставил в
своей записной книжке несколько слов, что он умирает в здравом рассудке и
просит никого не винить в его смерти. Этот деньги, говорят, имел. Вы как же
изволите знать?
не подозревали?
придавило.
обеспокоил...
заявить...
он на ногах. Он стал сходить с лестницы, упираясь правою рукой об стену.
Ему показалось, что какой-то дворник, с книжкой в руке, толкнул его,
взбираясь навстречу ему в контору; что какая-то собачонка заливалась-лаяла
где-то в нижнем этаже и что какая-то женщина бросила в нее скалкой и
закричала. Он сошел вниз и вышел во двор. Тут на дворе, недалеко от выхода,
стояла бледная, вся помертвевшая, Соня и дико, дико на него посмотрела. Он
остановился перед нею. Что-то больное и измученное выразилось в лице ее,
что-то отчаянное. Она всплеснула руками. Безобразная, потерянная улыбка
выдавилась на его устах. Он постоял, усмехнулся и поворотил наверх, опять в
контору.
самый мужик, который только что толкнул Раскольникова, взбираясь по
лестнице.
приблизился к нему, подошел к самому столу, уперся в него рукой, хотел
что-то сказать, но не мог; слышались лишь какие-то бессвязные звуки.
неприятно удивленного Ильи Петровича. Оба с минуту смотрели друг на друга и
ждали. Принесли воды.
проговорил:
ограбил.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
административных центров России; в городе крепость, в крепости острог. В
остроге уже девять месяцев заключен ссыльно-каторжный второго разряда,
Родион Раскольников. Со дня преступления его прошло почти полтора года.
Преступник твердо, точно и ясно поддерживал свое показание, не запутывая
обстоятельств, не смягчая их в свою пользу, не искажая фактов, не забывая
мельчайшей подробности. Он рассказал до последней черты весь процесс
убийства: разъяснил тайну заклада (деревянной дощечки с металлической
полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о
том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она
была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в
ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил
и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой
говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки
и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение
указал камень на дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под
которыми найдены были вещи и кошелек. Одним словом, дело вышло ясное.
Следователи и судьи очень удивлялись, между прочим, тому, что он спрятал
кошелек и вещи под камень, не воспользовавшись ими, а пуще всего тому, что
он не только не помнил в подробности всех вещей, собственно им похищенных,
Шилова Юлия
Черепнин Владимир
Роллинс Джеймс
Ларссон Стиг
Лондон Джек
Афанасьев Роман