хозяйственной деятельности мисс Миггс.
мистер Хардейл.
ее совсем сломило. Нечего и говорить, что эти добрые люди трогательно
ухаживают за ней. Они ее жалеют от всей души.
Вардена нет?
они ушли вместе. Варден сегодня всю ночь провел вне дома... Но вы это,
наверное, знаете,- ведь вы, кажется, были вместе?
неутомим.
право: он пожинает то, что посеял.
нерешимости.
только то, что уродилось, забывая о том, что посеяно. Вот и вы делаете ту же
ошибку в отношении меня.
убедительность этим словам, и Эдвард в первую минуту не нашел, что ответить.
правду. А вы все же ошибались. На мою долю досталось, быть может, больше
горя, чем на долю других. Но и я виноват - не сумел нести это бремя, как
должно. Где надо было гнуть, я ломал. Я ушел в себя, мудрствовал и бередил
свою душу, вместо того чтобы открыть ее всему великому и прекрасному, что
создал бог. Тому, для кого все люди - братья, легче нести свой крест. А я
отвернулся от мира, и вот теперь расплачиваюсь за это.
продолжал:
можно было начать жизнь сначала, я исправил бы свою ошибку и, пожалуй, не
столько во имя добра и справедливости, сколько ради своего же блага. Но при
одной мысли, что опять пришлось бы выстрадать то, что я выстрадал, я всей
душой инстинктивно восстаю против этого и с грустью говорю себе: если бы
даже, зачеркнув прошлое, можно было начать жизнь сначала с уже нажитым
опытом, я все-таки остался бы тем же, и все повторилось бы...
себе... Ну, оставим это, поговорим о другом. Скажите, сэр, вы любите мою
племянницу по-прежнему? И она все еще любит вас?
что я не променяю ее любви на все блага мира.
Хардейл. - Вы заставили поверить в это даже такого предубежденного скептика,
как я. Подождите здесь, я сейчас вернусь.
отца,- сказал он, глядя то на Эдварда, то на племянницу,- я вас выгнал и
приказал никогда больше не возвращаться.
вспоминаю, - сказал Эдвард.
неприятна,- продолжал мистер Хардейл.- И признаюсь, я действовал под
влиянием незабытой тяжкой обиды. Но в одном я не могу упрекнуть себя: я
всегда всей душой желал Эмме настоящего счастья, и при всех моих
заблуждениях мною руководило искреннее, горячее стремление заменить ей отца,
насколько это в моих слабых силах.
Эмма.- Я чту память умерших, но любила вас одного всю жизнь. Никакой родной
отец не мог быть нежнее к своей дочери, чем вы были ко мне, и с тех пор, как
я себя помню, никогда эта доброта не сменялась суровостью.
Но мне и не хотелось бы, чтобы было иначе. Так радостно слышать твои нежные
слова! Вспоминать их в разлуке с тобой будет для меня таким утешением,
какого ничто другое мне дать не может. Потерпите еще чуточку, Эдвард. Мы с
ней столько лет провели вместе, что нелегко мне с ней расстаться и отдать ее
вам, хотя я верю, что с вами она будет счастлива.
вам несправедлив, сэр, и прошу меня простить. Это не просто фраза и не
показное сожаление, я говорю вполне искренне и серьезно. Откровенно
признаюсь вам обоим, что было время, когда я, чтобы разлучить вас,
потворствовал обману и предательству - я в них не участвовал, но допустил
их.
в первый раз, - возразил мистер Хардейл.- Я не могу расстаться с вами, пока
не получу полного прощения. В то уединение, куда я уйду от шумного света, я
унесу с собой и без того немалое бремя сожалений и не хочу его увеличивать.
любить и уважать вас. И, думая обо мне, помните только одно: что я вам
благодарна за прошлое и верю в наше счастливое будущее.
это - прекрасное слово, полное радужных надежд. Мне будущее сулит иное, но я
надеюсь, что оно принесет моей душе мир и отдых от забот и страстей. Когда
вы уедете, я тоже покину Англию. За границей есть много монастырей. Теперь
две главные цели моей жизни достигнуты, и монастырь для меня - наилучший
приют. Не огорчайся, мой друг, - ты забываешь, что я старею, и мой жизненный
путь уже близится к концу. Ну, да мы еще не раз успеем потолковать об этом и
посоветоваться.
отнесусь к ним с полным вниманием. Что же мне вам еще сказать? Последнее
время вы с Эдвардом бывали вместе так много, что мне, пожалуй, больше не к
чему говорить о тех обстоятельствах, которые вас разлучили и посеяли между
вами недоверие?
человек не должен никогда сходить с широкой дороги чести, даже под
благовидным предлогом, что цель оправдывает средства. К благородной цели
всегда можно прийти честным путем. А если нельзя, значит и цель
недостойная,- так и надо решить и отказаться от нее.
тому, что осталось ей от некогда богатого отцовского имения, я хочу добавить
в знак моей любви свою лепту,- впрочем, такую скромную, что о ней и говорить
не стоит. Эти деньги мне больше не понадобятся. Я рад, что вы уезжаете из
Англии. Пусть наш злосчастный дом остается, как он есть, в развалинах. Через
несколько лет вы вернетесь на родину и тогда обзаведетесь новым домом,
красивее и счастливее старого. Итак, Эдвард, отныне мы друзья?
Хардейл.Теперь, когда я вас ближе узнал, я чувствую, что не мог бы выбрать
для Эммы лучшего мужа. Отцу ее вы тоже пришлись бы по душе - он был
благородный и добрый человек. Я отдаю ее вам от его имени и с его
благословением. Теперь я могу уйти от мира более спокойным и довольным, чем
жил в нем.
донесшийся откуда-то страшный шум. Все трое так и застыли на месте.
приближались с каждой минутой и очень скоро перешли в оглушительный рев,
донесшийся уже с угла улицы.
следовало предвидеть это и принять меры. Я сейчас выйду к ним.
броситься за ним, обоих снова остановил громкий крик, на этот раз уже с
лестницы: в комнату вбежала жена слесаря и, угодив прямехонько н объятия
мистера Хардейла, закричала: - Она уже знает! Знает! Мы ее постепенно
подготовили и сказали ей все!
водится у женщин во всех экстренных случаях, немедленно хлопнулась в
обморок.
народом улицу. Среди густой толпы, в которой никто ни секунды не стоял
спокойно, виднелось красное лицо и плотная фигура Вардена - он барахтался в
этой толпе, как человек, который борется с волнами в бурном море. Его то
относило назад на десяток-другой ярдов, то бросало вперед почти до двери
собственного дома, то снова назад, то он оказывался вдруг на другом
тротуаре, через минуту - опять у домов своих соседей, взлетал иногда на
ступени какого-нибудь крыльца, и к нему тянулись, приветствуя его, полсотни
рук, и огромная толпа надрывала глотки, изо всех сил крича "ура". И хотя эти
взрывы восторга могли окончиться для него печально - ему грозила опасность
быть разорванным на клочки,- слесарь, ничуть не теряясь, отвечал на крики,
пока не охрип, и так азартно махал шляпой, что поля ее почти совсем
отделились от тульи.
(причем после каждого такого полета он еще больше сиял весельем и радостью и
оставался безмятежен, как соломинка на воде), слесарь ни на миг не выпускал