тем дальше как будто отступали от меня эти горы. Но все-таки я добрался и
перевалил через них. Когда я стал подходить к тому местечку, о котором мне
говорили, я начал рассуждать сам с собой: "Что же я стану делать, когда
увижу ее?"
стужи, по-прежнему виднелось в двери, а руки ее просили, молили меня не
отгонять ее.
на минуту! Пусть только увидела бы она мое лицо... услышала мой голос...
увидела, как я стою перед ней, - и мысли ее обратились бы к родному дому,
откуда она бежала, к дому, где прошло ее детство, - и, будь она леди
королевской крови, все равно она упала бы к моим ногам! Уж я-то хорошо это
знал! Много раз во сне я слышал ее крик: "Дядя!" - и видел, как она падает
передо мной, словно мертвая. Много раз во сне я поднимал ее и шептал ей:
"Эмли, родная моя, я пришел издалека, чтобы принести тебе прошенье и увезти
домой!"
крестьянское платье... Я знал: только бы найти ее - и она пойдет рядом со
мной по каменистым дорогам, пойдет куда угодно и больше никогда, никогда
меня не покинет... Надеть на нее это платье, выбросить то, которое она
носила... она снова обопрется о мою руку, и я поведу ее домой... иной раз
остановимся по дороге, чтобы отдохнули ее избитые ноги и сердце, еще более
разбитое... вот все, о чем я тогда думал. И похоже на то, что ему я бы
ничего не сделал, только посмотрел бы на него. Но... не суждено было этому
сбыться, мистер Дэви, - пока не суждено! Я опоздал, и они уехали. Куда - я
так и не узнал. Одни говорили - туда, другие - сюда. Я побывал и тут и там,
но Эмли не нашел, и вот я вернулся домой.
я увидел старый баркас и свет в окошке. Подошел я поближе, посмотрел в окно:
верная миссис Гаммидж сидит, одна-одинешенька, у очага, как мы с ней
условились. Я крикнул: "Не пугайся! Это я, Дэниел!" - и вошел в дом. И как
чудно мне там показалось - никогда бы я не подумал, что так мне будет чудно
в старом баркасе.
котором были два-три письма, и положил на стол.
через неделю после моего отъезда. Банкнот в пятьдесят фунтов, завернутый в
бумагу, на ней мое имя, ночью его подсунули под дверь. Она старалась
изменить свой почерк, но разве мог бы я его не узнать!
сложен раньше, и отодвинул в сторону.
он, развернув другую бумажку.
произнес: - Будьте добры, прочтите, сэр. Я стал читать:
руку! Но постарайтесь, постарайтесь- не ради меня, ради доброты дяди, -
постарайтесь, чтобы ваше сердце хотя бы на минутку смягчилось! Постарайтесь,
прошу вас, пожалеть несчастную девушку и напишите на клочке бумаги, здоров
ли он и что говорил обо мне, прежде чем вы перестали поминать между собой
мое имя, и не кажется ли вам, что под вечер, в час, когда я, бывало,
возвращалась домой, он как будто думает о той, которую так горячо любил. Ох,
сердце у меня разрывается, когда я думаю об этом! Я стою перед вами на
коленях, прошу и молю, чтобы вы не были ко мне так жестоки, как я того
заслуживаю, - знаю, что заслуживаю! - но будьте доброй и милосердной, и
напишите хоть что-нибудь о нем, и пришлите мне. Вам незачем называть меня
Малюткой, незачем называть тем именем, которое я опозорила, но прислушайтесь
к моим мольбам, сжальтесь надо мной и напишите хоть несколько слов о дяде,
которого глаза мои никогда, никогда не увидят на этом свете!
право быть жестокой, - тогда спросите, дорогая, того, кому я больше всего
принесла Зла, того, чьей женой должна была я стать, - спросите его, прежде
чем вы окончательно решитесь не отзываться на мою жалкую мольбу! Если хватит
у него сострадания сказать, что вы можете ответить мне (я верю, сострадания
у него хватит, о! я в это верю, ведь он всегда был такой хороший и
великодушный!), скажите ему тогда, (но не раньше), что, прислушиваясь к
ветру, дующему по ночам, я чувствую, как этот ветер с гневом проносится мимо
него и моего дяди и мчится ввысь, к богу, чтобы свидетельствовать против
меня. Скажите ему, что если завтра суждено мне умереть (а я так рада была бы
умереть, будь я готова к смерти!), то до последнего моего вздоха я буду
благословлять его и моего дядю и молиться о счастье его домашнего очага!"
нетронутыми, как и те, полученные раньше, и мистер Пегготи также сложил их.
К письму были приложены подробные указания, куда послать ответ, и хотя
письмо прошло через много рук и трудно было определить с полной
достоверностью место, где она скрывалась, тем не менее казалось весьма
вероятным, что писала она оттуда, где, по дошедшим слухам, ее видели.
доброте своей, сочинил письмо, а она его списала. Они написали ей, что я
пошел ее разыскивать, и передали мои прощальные слова.
бумажку. - Десять фунтов, как видите. А туг написано: "От верного друга", -
как и в первый раз. Но в первый раз деньги были подсунуты под дверь, а эти
пришли третьего дня по почте. Я буду искать ее по почтовому штемпелю.
верховьях Рейна. В Ярмуте он нашел каких-то иностранных купцов, знавших тот
край, и они начертили ему что-то вроде карты, в которой он без труда мог
разобраться. Он положил ее между нами на стол и, подперев одною рукой
подбородок, другою намечал по ней свой путь.
молва, что лучше уже и пожелать нельзя. Каждый готов прийти ему на помощь,
да и он готов помочь всем. Никогда никто не слышал от него ни одной жалобы.
Но моя сестра уверена (говоря между нами), что это его подкосило.
произнес мистер Пегготи, - как будто и о жизни своей не заботится. Когда в
непогоду нужен человек для тяжелой работы, он тут как тут. А если надо пойти
на трудное дело, с опасностью для жизни, он впереди всех своих товарищей. И
ласковый он, как ребенок. В Ярмуте все дети его знают.
снова бережно спрятал у себя на груди. Лицо в дверях исчезло. Только
снежинки залетали в комнату, а больше ничего не было видно.
сегодня, мистер Дэви, и как же я этому рад!.. А завтра спозаранку опять в
дорогу. Вы видели, что у меня тут, - он прижал руку к груди, где хранился у
него маленький пакет. - Одно только тревожит меня: а вдруг стрясется со мной
какая-нибудь беда раньше, чем я возвращу деньги? Если я умру и они пропадут,
или их украдут, или еще что случится, а он так ничего и не узнает и решит,
что я их взял, ну, тут, думается мне, не задержусь я на том свете! Думается
мне, я должен буду вернуться!
другу руку.
не упаду мертвым, лишь бы только положить перед ним эти деньги. Если я это
сделаю и найду мою Эмли, - вот тогда я успокоюсь. А если я ее не найду,
может быть она хотя бы услышит, что дядя, так ее любивший, не прекращал
своих поисков, покуда не прекратилась его жизнь. И, если только я в ней не
ошибаюсь, это заставит ее вернуться, наконец, домой!
удалявшуюся от нас одинокую фигуру. Под каким-то предлогом я заставил его
повернуться ко мне и занимал разговором, пока та фигура не скрылась.
сведениям, можно получить чистую, недорогую комнату на ночь. Вместе мы
прошли по Вестминстерскому мосту, и я расстался с ним на Саррийской стороне.
И мне почудилось: когда он, одинокий, снова пустился в путь, все вокруг
притихло из благоговения перед ним.
того лица, которое так глубоко врезалось в мою память. Нет, ее здесь не
было. Наши следы уже замело снегом, виднелся только свежий мой след, а когда
я, уходя, оглянулся, и его почти занесло - такой сильный был снегопад.
ГЛАВА XLI
тщательно обсудили его письмо "в интересах обеих сторон", каковое выражение
вызвало у меня тревогу не только потому, что они к нему уже раз прибегли в
ходе упомянутой выше семейной ссоры, но и потому, что, по моим наблюдениям
(их подтверждает вся моя жизнь), такие общепринятые выражения похожи на
фейерверк, первоначальный вид которого, перед тем как его пускаешь, - а
пустить его ничего не стоит, - не дает никакой возможности судить о
разнообразии форм и красок. Обе мисс Спенлоу прибавляли, что они намерены
воздержаться от выражения "путем переписки" своих взглядов касательно