следами удара на ее лице! Какие ясные, какие неопровержимые улики!
был самым подходящим человеком для того, чтобы о них доложить, он решил
сообщить обо всем губернатору штата и получить разрешение на созыв
чрезвычайной сессии Верховного суда для разбора дел этого округа вместе со
специальной сессией местного совета присяжных, - тогда он, Мейсон, сможет
созвать этот совет в любое время. Получив такое разрешение, он сумеет
подобрать состав совета присяжных, и, если Клайда решат предать суду,
можно будет через месяц-полтора начать процесс. И только себе одному
Мейсон мог признаться, что этот процесс будет для него весьма кстати,
принимая во внимание предстоящие в ноябре выборы и его затаенные надежды
попасть в список кандидатов. Ведь без чрезвычайной сессии дело может быть
рассмотрено лишь очередной сессией Верховного суда в январе, а к тому
времени кончатся его прокурорские полномочия, и если даже он и будет
избран на пост судьи, то все-таки не сможет сам вести это дело. А между
тем жители округа настроены в высшей степени враждебно по отношению к
Клайду, и в этих краях вряд ли найдется хоть один человек, которому не
покажется справедливым ускорить суд. К чему откладывать? К чему давать
такому преступнику отсрочку и возможность обдумать какой-то план спасения?
Тем более что это громкое дело, безусловно, создает ему, Мейсону,
юридическую, общественную и политическую славу во всей стране.
12
Налицо все волнующие, яркие, но в нравственном и религиозном смысле
ужасные атрибуты: любовь, романтика, богатство, бедность, смерть. Издатели
из числа тех, что мгновенно улавливают общенациональную значимость и
интерес подобных преступлений, сейчас же заказали по телеграфу и
напечатали красочные описания - где и как жил Клайд в Ликурге, с кем он
был знаком, как ухитрился скрыть свои отношения с одной девушкой,
одновременно обдумывая план бегства с другой. Из Нью-Йорка, Чикаго,
Филадельфии, Бостона, Сан-Франциско и других больших американских городов
на Востоке и на Западе непосредственно Мейсону или местным представителям
"Ассошиэйтед пресс" или "Юнайтед пресс" сплошным потоком шли телеграммы с
запросами о дальнейших подробностях преступления. Кто та красивая и
богатая девушка, в которую, по слухам, влюблен этот Грифитс? Где она
живет? Какие, в сущности, отношения были у нее с Клайдом? Однако Мейсон,
питавший благоговейное почтение к богатству Финчли и Грифитсов, не желал
называть имя Сондры и говорил лишь, что это дочь очень богатого
ликургского фабриканта (кого именно - он не считает нужным сообщать);
впрочем, он без колебаний показывал пачку писем, которую Клайд тщательно
перевязал ленточкой.
них, наиболее поэтические и горестные, были даже переданы в газеты для
опубликования, ибо кто же мог оградить ее память... Их появление в печати
вызвало волну ненависти к Клайду и жалости к ней: бедная, скромная,
одинокая девушка, у нее никого не было - только он, а он оказался
жестоким, вероломным убийцей. Виселица - это еще, пожалуй, слишком хорошо
для него! Дело в том, что по дороге на Медвежье озеро и обратно и все
последующие дни Мейсон был погружен в чтение этих писем. Некоторые
особенно трогательные строки, касавшиеся ее жизни дома, ее огорчений,
тревог о будущем, ее явного одиночества и душевной усталости глубоко
взволновали его, а он быстро заразил этим волнением других - жену, Хейта,
местных репортеров, и последние в своих корреспонденциях из Бриджбурга
очень живо, хотя и несколько искаженно, обрисовали Клайда - его упорное
молчание, его угрюмость и жестокосердие.
Утики отправился на ферму Олденов и немедленно дал довольно точное
описание исстрадавшейся и убитой горем миссис Олден: слишком измученная,
чтобы негодовать или жаловаться, она просто и бесхитростно рассказала ему
о том, как Роберта любила своих родителей, как она была скромна,
добродетельна, набожна; как местный пастор методисткой церкви сказал
однажды, что никогда он не встречал девушки разумнее, добрее и красивее; и
как все годы, пока она не уехала из дому, она была поистине правой рукой
матери. И уж, конечно, только потому, что ей жилось в Ликурге так трудно и
одиноко, этот негодяй сумел заговорить ее сладкими речами и, обещая
жениться, вовлек ее в недозволенные отношения (просто не верится, что это
с нею все-таки было) - в связь, которая привела ее к смерти. Ведь она
всегда была честная, чистая, нежная, добрая. "И подумать только, что она
умерла! Никак не могу этому поверить".
какая-то она грустная, но она улыбалась. Я тогда удивилась, почему это она
и днем и вечером все ходит по ферме, разглядывает каждую вещицу, собирает
цветы. А потом подошла, обняла меня и говорит; "Знаешь, мамочка, я хотела
бы опять стать маленькой и чтобы ты взяла меня на руки и убаюкала, как
когда-то". А я ей говорю: "Что с тобой, Роберта? Почему ты сегодня такая
грустная?" А она отвечает: "Нет, ничего. Ты же знаешь, я завтра утром
уезжаю. Поэтому у меня сегодня как-то смутно на душе". И подумать только,
что у нее на уме была эта поездка! Мне кажется, у нее было предчувствие,
что все выйдет не так, как она ожидала. И подумать только, что он ударил
мою девочку, которая никогда и мухи не обидела!"
безутешный Тайтус.
хранили упорное молчание. Что касается Сэмюэла Грифитса, то он сперва
никак не мог понять и поверить, что Клайд оказался способен на такое
страшное дело. Как?! Такой вежливый, робкий и, безусловно, приличный юноша
обвинен в убийстве? Сэмюэл в это время находился довольно далеко от
Ликурга - в Верхнем Саранаке, куда Гилберт с трудом дозвонился ему по
телефону, и от неожиданности едва мог осмыслить услышанное, не говоря уже
о том, чтобы действовать. Да нет же, это невозможно! Тут, наверно,
какая-то ошибка. Наверно, Клайда приняли за кого-то другого.
правда, поскольку девушка работала на фабрике в том отделении, которым
заведовал Клайд, и у прокурора в Бриджбурге (Гилберт уже с ним беседовал)
имеются письма, написанные погибшей девушкой Клайду, и Клайд даже и не
пытается от них отречься.
подумав, а главное, не говори об этом никому, кроме Смилли или Готбоя,
пока я не приеду. Где Брукхарт? (Он говорил о Дарра Брукхарте,
юрисконсульте фирмы "Грифитс и Кь").
вернуться в понедельник или во вторник, не раньше.
попробует договориться с редакторами "Стар" и "Бикон", чтобы они до моего
возвращения воздержались от всяких комментариев. Я буду завтра утром.
Скажи ему еще, пускай возьмет машину и, если можно, сегодня же съездит
туда (он подразумевал Бриджбург). Я должен знать из первых рук, в чем
дело. Пусть он повидается с Клайдом, если удастся, и с этим прокурором и
выяснит все, что можно. И пусть подберет все газеты. Я хочу сам
посмотреть, что уже появилось в печати.
проведя два дня и две ночи в томительном и горьком раздумье о внезапной
катастрофе, оборвавшей все ее девические грезы о Клайде, решила наконец
признаться во всем отцу, к которому она была больше привязана, чем к
матери. И она пошла в кабинет, где он обычно проводил время после обеда,
читая или обдумывая свои дела. Но, не успев подойти к отцу, она стала
всхлипывать: ее по-настоящему потрясло и крушение ее любви и страх, что
скандал, готовый разразиться вокруг нее и ее семьи, может погубить ее
тщеславные надежды и положение в обществе. Что скажет теперь мать, которая
столько раз ее предостерегала? А отец? А Гилберт Грифитс и его невеста? А
Крэнстоны, которые, за исключением Бертины, находившейся под ее влиянием,
никогда не одобряли такой близости с Клайдом?
понимая, в чем дело. Но тотчас почувствовал, что случилось нечто очень
страшное, поспешно обнял дочь и, стараясь утешить, зашептал:
обидел? Чем? Как?
произошло: о ее первой встрече с Клайдом, о том, как он ей понравился, как
к нему относились Грифитсы, о ее письмах, о ее любви... и, наконец, об
этом ужасном обвинении и аресте. И вдруг все это правда! Повсюду станут
трепать ее имя и имя ее папочки! И Сондра снова зарыдала так, точно сердце
ее разрывалось... Но она хорошо знала, что в конце концов ей обеспечено и
сочувствие отца и его прощение, как бы ни был он расстроен и огорчен.
здравому смыслу, удивленно и неодобрительно, хотя и не без участия,
посмотрел на дочь и воскликнул:
в себя не могу прийти. Это уж слишком, должен сказать. Обвинен в убийстве!