заполненный московскими заводчиками и фабрикантами.
запрудили экипажи; Морозов, конечно, п р и п е р на авто, как, право, не
совестно, будто какой немец, нет скромности в человеке... Собрались на
чрезвычайное совещание, так в приглашениях было напечатано; все знали, что
произойдет, но, по обычной купеческой привычке, т е м н и л и друг перед
другом, лобызались, божились в дружбе, но о деле ни гугу - ждали.
Осташов.
Думы не надо, что вред от нее, и я так же говорю.
работать надо, да и путь по железке дорог; купчишке сельскому лень, он с
похмелья страдает; культурному человеку противно толкаться в одном
помещении с чернью.
понимает, за кого голосовать? Тут ему ихние вожди себя и подсунут! И
Плеханова коронуют, царем назовут! А немца Витте Троцкий заменит!..
Опохабили землю заводами, опохабили. Крестьянин зерно в землю кладет и
ждет милости от бога - дождя и солнца. Кто бога чтит, тот царю слуга. А
кто у фабричных бог? Машина. И на ту руку поднимали, станки громили. Не
умеют власти держать люд на Руси, особо в то время, когда быстро
поворачиваться надо, не умеют...
Ишь как разговорился! И по сторонам не зыркаешь, а раньше-то небось лишнее
слово боялся произнесть!
только - металлург, но с истинно русскими, московскими почтенными л ь н я
н щ и к а м и и с у к о н щ и к а м и водил дружбу, имел знакомства на
Западе, поскольку с а п о р т и р о в а л семье английских текстильщиков
Джерси, продававших свой товар на нижегородской ярмарке, и ф а с о н щ и к
а м салона Пуарэ - все купеческие жены получали от него к рождеству альбом
с новыми, на следующий год выкройками; сухо раскланивался Нобель, шел,
будто аршин проглотил; егозил глазами нефтяник Лианозов, одетый, как
всегда, с и г л ы, обшивал его один лишь Делос, лучший портной; чесал
лохматую бороду Розов, выставляя напоказ свои стоптанные сапоги, вертит,
черт, миллионами, ситец держит, давеча пришли к нему студентики билет на
благотворительный концерт продавать, предложили самый почетный, за сто
рублей, а он уперся - "дорого", предложили за четвертак - тоже не взял,
сторговал за рубль, студенты его начали позорить, а он: "Я сегодня вам чек
на двадцать тысяч послал, на библиотеку, а в театре и на галерке могу
постоять, все равно больше одного акта не выдержу, сморит". Шли,
рассаживались, ждали, пока совещание откроет граф Алексей Александрович
Бобринский, сахарозаводчик, главный конкурент Родзянке, тот в северную
столицу переметнулся, на Запад глазом косит, хохол чертов, с Гучковым
трется, с англофилом...
деловым сословиям" государем императором, самодержцем российским, и слово
предоставил Юлию Петровичу Гужону. Тот, черт, никому не открывал, что
будет главным докладчиком, они все, гасконцы эти самые, вроде нехристей,
право слово, такие же мыльные...
последнее слово добра, обращенное к бунтовщикам: "Хватит! Теперь, отныне и
навсегда, пусть воцарится мир и благоденствие у нас на родине, теперь
требования всех слоев, даже самых бедных, удовлетворены, теперь работать
на благо и расцвет державы!"
мы, пользуясь дарованным правом организации союзов и партий, должны
сегодня же возвестить России о создании "Московского союза фабрикантов и
заводчиков"!
единомышленники понимали - не по вкусу "обожаемому монарху": однако же он
сам все о т д а л! Значит, теперь надо вовремя застолбиться, на то и Дума,
чтобы там р а б о т а т ь, через нее к министрам подбираться.
промышленности. Ни в одной стране Европы нет такого рынка сбыта, как у
нас, нигде нет такого резерва рабочей силы. Ни в одной стране мира так не
ощущается недостаток капитала - и у правительства, которое ищет сейчас
заем, и у населения... Капитал не так легко производить, как людей, к тому
же рождающиеся не приносят с собою оборотных средств.
непроницаемость:
заграница, больше получить неоткуда. Какова предпосылка для притока
капитала? Широкое поле приложения. Я должен открыто и безбоязненно
сказать, что нынешние казенные железные дороги в России убыточны!
глазами друг на дружку косят, будто кони на ипподроме, когда на финиш
вырвались.
передаче казенных железных дорог в руки частных компаний, причем
государству будет выплачен выкуп, размер которого должна будет решить
экономическая секция, избранная народными посланцами. Если мы окажемся
хозяевами эксплуатации железных дорог, капитал из Европы потечет к нам
рекою. Говорят, непатриотично ставить вопрос о казенных дорогах, неловко
требовать их передачи в наши руки. Ой ли?
строительство оборонительных линий в тайге, то отчего же непатриотично
употребить иностранный капитал на освоение окраинных районов, где в земле
лежит золото, не тронутое еще никем?! Я также утверждаю, что винный акциз
не приносит казне такого дохода, который бы она получала, отмени
государственную монополию на продажу водки и спирта! Я хоть и француз, но
Россия для меня истинная родина, я добра моей родине желаю: не управиться
нам одним, без включения иностранного капитала в наши эксплуатационные
компании, придется пустить иностранцев в наши акционерные общества,
пустить на равных, не тыкая им в лицо, что не русские они... Иначе, коли
не пригласим иностранцев с их франками, фунтами и долларами, будет
продолжаться наша зависимость от казны, от бюрократов, от казенных
заказов, не будем мы себе хозяевами, все на прежние рельсы вернется, а
этого допустить нельзя. Я не тороплю вас с немедленным ответом, но
убежден, что здравый патриотизм возобладает над традиционным...
старик подстраховался, зла в нем не было, одна о б я з а н н о с т ь. -
Грех такое говорить!
одежном товаре оставил?
интерес, но коли Рябушинскому или Алексееву это было легче делать, то ему,
французу, - куда как трудней. Все собравшиеся полагали: где один француз
влез, там еще трех жди. Это, конечно, хорошо, что их деньги придут, но
ведь с деньгами-то свой д у х приволокут! Боялись купчики за привычный
уклад, который и без Гужонов давно уже Мамонтовы с Морозовыми начали
рушить, нанюхались в монте-карлах проклятой Европы, а она хуже холеры,
руки не отмоешь - в душу влазит.
купеческой хитрости, законспектировав своего средневекового единоверца
Олинария, посещавшего Московию. Особенно Гужона заинтересовала запись о
том, как Олинарий наблюдал продажу сукна в Охотном ряду: московские купцы
продавали аршин за три с половиной экю, а покупали у англичанина за
четыре. Олинарий не мог понять, какая же здесь выгода может быть, стенал
по поводу таинственного характера скифов, а Гужон все уяснил сразу: брали
у англичан в долг, а на сохраненные ж и в ы е деньги разворачивали
торговлю, влезали в село, качали мед, закупали пеньку и с лихвой гасили
платежи, в выигрыше еще оказывались. Эта постепенность, наивно-хитрая, у г
о в а р и в а ю щ а я, стала для Гужона некоей о т м ы ч к о й в его
деловых операциях: что не удавалось другим иностранцам, у него выходило.
ы м, потом глушил неожиданным, под это протаскивал с в о е, самое важное,
а потом отрабатывал назад, звал к братству и твердости, - это здесь всегда
ценили.
ошибку своих единоверцев: те судили о русском купечестве по статьям в
газетах, но писали-то эти статьи разночинцы и дворяне, они делом г р е б о
в а л и, торговли сторонились! Разве можно судить о профессии по отзыву
тех, кто п р о ф е с с и и не знал и презирал ее снисходительно?! Гужон
часто ходил в Малый - не столько смотреть Островского, сколько слушать
его. Царство-то темное, да в нем не один светлый луч, в нем много лучей, и
каждый своим цветом отдает.
спорили), Юлий Петрович легко перешел к тому, что должно было з а к р е п
и т ь успех первой части его выступления - по поводу иностранного