А еще ты - мой хозяин, и мой муж, и мой самый любимый брат... и если ты
прикажешь мне остаться, то я останусь. Но если только ты любишь меня,
Миляга, то, прошу тебя... пожалуйста... дай... мне... уйти.
красноречивая мольба, и если бы только Миляга был абсолютно уверен в том,
что по другую сторону Просвета находится Рай, готовый принять дух Пая, он
немедленно отпустил бы его, какие бы мучения ему это ни принесло. Но он
считал и не побоялся сказать об этом, даже в такой близости от Просвета.
мы не узнаем...
нет страха. Это тот самый Доминион, где был сотворен мой народ. Я хочу
увидеть его. - В этих словах Пая Миляга расслышал первый намек на чувство. -
Я умираю, Маэстро. Мне надо лечь и уснуть.
слова для освобождения Пая от его зависимости, но не в силах скрыть свое
отчаяние за банальностями. Как ни сильно было в нем желание избавить Пая от
страданий, оно не могло перевесить стремление удержать мистифа при себе. Не
могло оно и полностью уничтожить в нем чувство собственности, которое, при
всей своей непривлекательности, также входило составной частью в его
отношение к мистифу.
Маэстро, - сказал Пай. - Но я знаю, что тебе предстоит работа. Великая
работа.
никудышная уловка, и стыдясь ее, но решившись не отпускать мистифа до тех
пор, пока не будут высказаны вслух все доводы, призывающие его остаться.
Тиком Ро и со Скопиком. Оба они были членами последнего Синода и готовы
начать работу над Примирением вместе с тобой.
подготовлены. Они будут действовать в своем Доминионе, ты - в своем.
с Тиком Ро.
Примирении от имени Второго Доминиона, но его уже нет в живых. Он и в
прошлый раз был уже старым и не смог дождаться второй попытки. Я попросил
Скопика подыскать ему замену.
придется найти кого-то другого. Не будь таким потерянным, Маэстро.
Пожалуйста, прошу тебя, ведь ты был великим Примирителем...
дожидается тебя на Гамут-стрит. Все наши приготовления. Все наши обсуждения
и споры. И даже я сам, собственной персоной.
откроется, ты найдешь меня.
она его от полного отчаяния, когда мистиф исчезнет.
поднес ее к губам Миляги. Физического прикосновения Миляга не почувствовал,
но сердце рванулось у него из груди.
оставалось около дюжины ярдов, и чем ближе подходил к нему мистиф, тем
быстрее билось сердце Миляги, и так уже чуть не сошедшее с ума от
прикосновения Пая. Его удары отдавались у него в голове громовым звоном.
Даже сейчас, уже зная, что он не может вернуть назад дарованную свободу,
Миляга неимоверными усилиями удерживал себя от того, чтобы не броситься за
Паем и не заставить его помедлить хотя бы одну секунду, чтобы еще раз
услышать его голос, постоять с ним рядом, побыть тенью тени.
землю между твердой реальностью и царством ничто. Миляга не стал отводить
взгляд и продолжал смотреть ему вслед с твердостью, скорее вызывающей, чем
героической. Мистиф был стерт, словно набросок, который уже сослужил службу
своему создателю и был уничтожен за ненадобностью. Но в отличие от наброска,
который - сколько его ни стирай - все равно оставляет на листе следы ошибки
художника, Пай исчез полностью и окончательно, и безупречная пустота
сомкнулась за ним. Если бы Миляга не удерживал мистифа в своей памяти - этой
ненадежной книге, - можно было бы подумать, что его вообще никогда не
существовало.
Глава 41
человек, собравшихся у двери. Все они, хотя и с некоторого расстояния, без
сомнения, стали свидетелями того, что только что произошло. Пока он проходил
мимо, никто не осмелился и кашлянуть. Потом он услышал у себя за спиной
нарастающий шепот, словно гул насекомых. Неужели им нечем заняться, кроме
как сплетнями о его горе? - подумал он. Чем скорее он уйдет отсюда, тем
лучше. Он распрощается с Эстабруком и Флоккусом и немедленно покинет это
место.
единственным знаком его присутствия была вмятина на подушке на том месте,
где лежала его прекрасная голова. Ему захотелось самому прилечь ненадолго на
постель Пая, но вокруг было слишком много людей, чтобы позволить себе такую
слабость. Он даст волю скорби позже, за пределами этих полотняных стен.
тело пританцовывало, как у боксера, ожидающего удара.
тебе спасибо и до свидания.
попросили передать тебе... - Пот словно смыл с его лица всю краску;
запинался он на каждом слове.
успокоить его. - Ты делал все, что мог, а в награду получал от меня только
несправедливые упреки.
Маэстро, какая радость.
боишься.
что там случилось: ты подошел так близко к Просвету, и тебя не затянуло
туда, а потом - ты так изменился ... - Тут только Миляга обратил внимание,
что черное облако до сих пор облепляло его. - ... Так вот, все это
представляет дело совсем в другом свете. Я не понимал, прости меня, это было
очень глупо с моей стороны, но, понимаешь, я не понимал, что нахожусь в
обществе, ну, как это сказать, такой силы. Если я, понимаешь, там, что ли,
чем-то, так сказать, обидел или оскорбил...
безмерно счастливый, что остался в живых после этого разговора, повел его
прочь от пустой постели.
полотняного зверя, ветер, почти неощутимый в сумерках, стал подниматься с
новой яростью. К тому времени, когда Флоккус провел его в комнату, где ждал
его отец Афанасий, стены лагеря бешено сотрясались. Пламя расположенных на
полу светильников трепетало при каждом порыве ветра, и в его отблесках
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Березин Федор
Андреев Николай