и выражаю свое сожаление джентльмену. Собственно, выразить сожаление должен
бы ты, но я знаю, что ты этого не сделаешь, вот и приходится мне делать это
от своего имени и от имени Флинтвинча, поскольку у джентльмена есть дело до
нас обоих.
дверь. Через минуту в комнату пошел мистер Флинтвинч, завидя которого гость
поспешно вскочил и заключил его в объятия.
Флинтвинч? Улыбается? Тем лучше, тем лучше! Да вы просто цветете!
Помолодели, посвежели, загляденье да и только! Ах, плутишка! Хорош, хорош!
плечи, что голова последнего моталась на искривленной шее, напоминая кубарь,
делающий последние обороты.
познакомиться поближе и даже стать друзьями! Надеюсь, вы теперь и сами
почувствовали это? А, Флинтвинч, почувствовали?
бы лучше сели, сэр. Сдается мне, вы уже успели пропустить стаканчик того
самого портвейна.
виде заключительной милой шутки отшвырнув Флинтвинча прочь, он уселся на
прежнее место.
догадок и стыда. Мистер Флинтвинч отлетел было ярда на три в сторону, но
тотчас же снова принял устойчивое положение и, сохраняя обычную
невозмутимость, только слегка запыхавшись, сурово уставился на Артура.
Полученная встряска не сделала мистера Флинтвинча ни менее деревянным, ни
менее замкнутым; единственное заметное изменение состояло в том, что узел
его галстука, приходившийся всегда под ухом, теперь торчал сзади, на манер
кошелька для косички, придавая ему некоторое сходство с придворным щеголем.
трусливой дворняжке, невольно притих под этим неподвижным взглядом), так
Иеремия не сводил своих с Артура. Казалось, они без слов уговорились
поделить обязанности таким образом. В течение нескольких минут Иеремия молча
скреб свой подбородок и сверлил Артура взглядом, как будто надеялся
высверлить из него все его мысли.
перешел к камину, в котором столько лет неугасимо горело священное пламя. И
тотчас же миссис Кленнэм, приподняв руку, до сих пор лежавшую неподвижно,
слегка махнула этой рукой Артуру и сказала:
должны заняться делами. Приходи в другой раз, когда сочтешь своим долгом
проскучать здесь полчаса. Покойной ночи.
обычаю, дотронулся до нее пальцами, а потом, склонившись над креслом, губами
дотронулся до ее щеки. Щека показалась ему сегодня тверже и холодней, чем
обыкновенно. Выпрямившись, он последовал за направлением материнского
взгляда, и глаза его уперлись в друга мистера Флинтвинча - мсье Бландуа.
Мсье Бландуа в ответ презрительно прищелкнул большим и указательным
пальцами.
величайшей неохотой оставляю вашего - вашего клиента в комнате моей матери.
Бландуа, в небрежной позе стоявший у камина спиной к огню (слова его столь
явно были адресованы Кленнэму, что тот, услышав их, замедлил шаги), - так
поверите ли, он столько наслышался всяких темных историй о здешних нравах и
обычаях, что, предложи вы ему остаться здесь, на ночь глядя, одному с двумя
людьми, заинтересованными в его переселении в лучший мир, - ни за что бы не
согласился, - даже в таком добропорядочном доме, как этот! - если б не был
уверен, что им с ним не справиться. Ха-ха! Вот ведь чудак, а, Флинтвинч?
если б не знал наверняка, что они и рады бы закрыть ему рот, да не в силах.
И уж, во всяком случае, стакана воды не выпил бы при подобных
обстоятельствах - даже в таком добропорядочном доме, мой Флинтвинч, - не
убедившись, что они сами пьют ту же воду; и не только пьют, но и глотают!
дала бы ему выговорить ни слова - Кленнэм только поглядел на гостя и вышел.
Тот в виде напутствия еще раз прищелкнул пальцами, и лицо его обезобразила
зловещая улыбка, от которой усы у него вздернулись к носу, а кончик носа
загнулся к усам.
темным сеням к прямоугольнику ночного неба, видневшемуся в отворенную
старухой дверь, - объясните мне, что тут у вас происходит?
темноте похожая на привидение, отвечала глухим, замогильным голосом:
ему показалось, что окна материнской комнаты, слабо светившиеся сквозь
желтые шторы, повторяют ему так же глухо:
ГЛАВА XI - Письмо Крошки Доррит
стало быть мое письмецо обременит Вас только необходимостью прочитать его
(может быть, Вам и для этого трудно будет выбрать время, но я надеюсь, что
Вы все-таки выберете); а потому я снова берусь за перо. Пишу на этот раз из
Рима.
дорогой, и путешествие отняло у них меньше времени, так что мы их уже
застали в Риме, где они наняли квартиру на улице, которая называется Виа
Грегориана, Вам она, верно, знакома.
Вас самое интересное. Мне показалось, что квартира у них не слишком удобная,
впрочем Вы могли бы судить об этом лучше меня, ведь Вы объездили так много
чужих стран, так хорошо знаете чужие нравы и обычаи. Разумеется, она
несравненно - в миллион раз! - лучше всего того, к чему я привыкла в
Лондоне; но я как бы смотрю не своими глазами, а глазами миссис Гоуэн. Ведь
она выросла в доме, где все дышало сердечным теплом и уютом - об этом не
трудно догадаться, даже если бы она не рассказывала мне с такой любовью о
своей прежней жизни.
довольно темной общей лестницы, и почти все оно состоит из большой неуютной
комнаты, которая служит мистеру Гоуэну мастерской. Окна до половины
заделаны, а на стенах рисунки углем и мелом - память о прежних жильцах, и
должно быть, за много лет! Часть комнаты отделена красной драпировкой,
которая от пыли кажется скорее серой; это гостиная. Когда я в первый раз
пришла туда, я застала миссис Гоуэн одну; она сидела, выронив из рук шитье,
и смотрела на небо, синевшее в верхней части окна. Пожалуйста, не
огорчайтесь, но я должна признаться, мне хотелось бы, чтобы вокруг нее было
больше воздуха, света, веселья, молодости.
нем изображен, если бы не присутствовала при сеансах), и благодаря этому
счастливому обстоятельству мне теперь гораздо чаще удается видеться с миссис
Гоуэн. Она очень много бывает одна. Слишком много.
четыре или пять, воспользовавшись тем, что гуляла без провожатых. Она
обедала в полном одиночестве, если не считать старика, принесшего из
харчевни обед на жаровне с горящими угольями. Он ей рассказывал длиннейшую
историю про каменную статую какого-то святого, которая помогла изловить
шайку разбойников, - хотел немножко развлечь ее, как он мне объяснил потом,
когда я уходила; у него, по его словам, "у самого дочка в ее годах, только
не такая раскрасавица".
досказать то немногое, что мне еще осталось. Не сомневаюсь, он отдает
должное ее красоте, он гордится ею - ведь все кругом от нее в восхищении, -
и он любит ее, да, да, бесспорно любит, но на свой лад. Мне он
представляется человеком холодным и склонным ко всему относиться с
небрежностью; если и у Вас подобное же впечатление, стало быть, я права,
думая, что она заслуживает лучшего. Если же Вы этого не находите, то я
наверняка ошибаюсь; ведь та, кого Вы, бывало, называли "мое бедное дитя",
по-прежнему доверяет Вашему уму и доброте больше, чем могла бы выразить
словами, если бы попыталась. Но не бойтесь, я не стану и пытаться.
конечно, и Вы того же мнения) мистер Гоуэн очень мало времени уделяет своей
профессии. В нем нет ни упорства, ни терпения, сегодня он берется за одно, а
завтра за другое, и ему совершенно все равно, доведена ли работа до конца
или брошена на середине. Слушая его разговоры с папой во время сеансов, я
иногда думаю: может быть, он оттого не верит в других, что у него нет веры в
себя? Так это или нет? Хотелось бы мне знать, что Вы скажете, прочитав эти
строчки! Я так ясно вижу сейчас Ваше лицо и, кажется, даже слышу Ваш голос,
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Орлов Алекс
Херберт Фрэнк
Зыков Виталий