смотря на него. - Себя я уже давно продала.
Скьютон. - Не верьте тому, что она говорит! Ей нравится болтать попусту. Это
моя красивая, непочтительная дочь. За все, что я для нее сделала, она только
и знает, что упрекает меня, миледи. Вот посмотрите, миледи, как она глядит
на свою бедную, старую мать.
нащупывала монеты, а другая старуха следила за ней с жадностью - алчное
нетерпение и дряхлость почти столкнули их головами, - Эдит вмешалась.
роще. Когда вы ничего не хотели мне подать. Ну, а джентльмен - тот подал
мне! Да благословит его бог, да благословит его бог! - прошамкала старуха,
поднимая костлявую руку к небу и отвратительно усмехаясь своей дочери.
возражение с ее стороны. - Ты ничего в этом не понимаешь. Я не хочу, чтобы
меня разубеждали. Я уверена, что это превосходная женщина и добрая мать.
Благодарю вас, миледи. Да благословит вас бог, миледи! Прибавьте еще шесть
пенсов, дорогая леди, ведь вы сами добрая мать.
очень непочтительно, - захныкала миссис Скьютон. - Вот, возьмите! Пожмем
друг другу руку. Вы добрая старушка, у вас столько этого... как оно там
называется... и всего такого. Вы полны любви и так далее, не правда ли?
должна еще раз пожать вам руку. А теперь ступайте! И я наделось, -
обратилась она к ее дочери, - что вы проявите больше благодарности и
естественного, как оно там называется, и всего такого - я никогда не могла
запомнить эти названия, - потому что не было на свете лучшей матери, чем эта
добрая старушка. Идем, Эдит!
находящихся по соседству румянах, осторожно вытирали слезы, старуха
заковыляла в другую сторону, шамкая и пересчитывая деньги. Больше ни одним
словом не обменялись Эдит и молодая женщина, не сделали ни одного жеста, но
обе ни на секунду не сводили глаз друг с друга. Так стояли они лицом к лицу,
пока Эдит, словно очнувшись, не прошла медленно вперед.
красота нас не спасает. И вы гордая женщина, но гордость нас не спасает. Нам
нужно бы узнать друг друга, когда мы встретимся снова.
ГЛАВА XLI
таинственные речи; песчаные гребни бороздят берег; морские птицы взмывают и
парят; ветры и облака летят по неисповедимым своим путям; белые руки манят в
лунном свете, зазывая в невидимую, далекую страну. С нежною, меланхолической
радостью Флоренс снова видит старые места, где когда-то бродила такая
печальная и, однако, счастливая, и думает о нем в тихом уголку, где оба они
много, много раз вели беседу, а волны плескались у его ложа. И теперь, когда
она сидит здесь в раздумье, ей слышится в невнятном, тихом ропоте моря
повторение его коротенькой повести, сказанных им когда-то слов; и чудится,
будто вся ее жизнь, и надежды, и скорби с той поры - и в заброшенном доме и
в доме, превратившемся в великолепный дворец, - отражены в этой чудесной
песне.
обожаемое им существо, мистер Тутс, последовавший сюда за Флоренс, но по
своей деликатности не смеющий тревожить ее в такую минуту, также слышит
реквием маленькому Домби в шуме волн, вздымающихся, и падающих, и вечно
слагающих мадригал в честь Флоренс. Да, и он смутно понимает - бедный мистер
Тутс! - что они нашептывают о тех временах, когда он был более разумным и
отнюдь не тупоголовым; и слезы выступают у него на глазах, так как он
боится, что стал теперь непонятливым и глупым и годным только для того,
чтобы над ним смеялись; и тускнеет его радость, вызванная успокоительным
шепотом волн, напоминающих ему, что он на время избавился от Петуха, ибо
этот бойцовый экземпляр курятника отсутствует, тренируясь (за счет Тутса)
перед великой битвой с Проказником.
сладостную мысль, и помаленьку, не раз останавливаясь в нерешимости,
приближается к Флоренс. Заикаясь и краснея, мистер Тутс притворяется
удивленным и говорит (от самого Лондона он неотступно следовал за ее
каретой, наслаждаясь даже тем, что задыхался от пыли, вырывавшейся из-под
колес) о своем крайнем изумлении.
пронзенный насквозь прикосновением маленькой ручки, столь ласково и
доверчиво протянутой ему.
его заметить, так как Диоген устремляется к ногам мистера Тутса и, в ярости
налетая на него, кувыркается, словно собака из Монтаржи *. Но Диогена
останавливает кроткая хозяйка:
Стыдись!
возвращаться, и носиться с лаем вокруг нее, и бросаться очертя голову на
первого встречного, чтобы доказать свою преданность. Мистер Тутс тоже был бы
не прочь броситься очертя голову на любого прохожего. Мимо идет какой-то
военный, и мистеру Тутсу очень хотелось бы броситься на него стремглав.
мистер Тутс.
прочь зайти к Блимберам, я... я иду туда.
отправляются в путь, а Диоген бежит впереди. У мистера Тутса дрожат колени;
и хотя он великолепно одет, ему кажется, что костюм плохо сидит на нем, он
видит морщинки на шедевре Берджеса и Кo- и жалеет, что не надел самой
парадной пары сапог.
ученый вид; а наверху есть окно, на которое она, бывало, смотрела, отыскивая
бледное личико, и при виде Флоренс бледное личико в окне освещалось улыбкой,
а исхудавшая ручка посылала воздушный поцелуй, когда она проходила мимо.
Дверь отворяет тот же подслеповатый молодой человек, чья глупая улыбка,
обращенная к мистеру Тутсу, является выражением слабохарактерности. Их
вводят в кабинет доктора, где слепой Гомер и Минерва дают им аудиенцию, как
в былые времена, под аккомпанемент степенного тиканья больших часов в холле
и где глобусы стоят на прежнем месте, словно и мир неподвижен и ничто в нем
не гибнет в силу всеобщего закона, по которому - покуда мир вращается - все
рано или поздно рассыпается в прах.
небесно-голубом чепце; вот и Корнелия со своими рыжеватыми кудряшками и
блестящими очками, по-прежнему роющаяся, как могильщик, в гробницах языков.
Вот стол, на котором он сидел, покинутый, одинокий, "новичок"; и сюда
доносится издалека воркование все тех же мальчиков, ведущих все ту же жизнь,
все в той же комнате, на основании все тех же принципов!
так как мисс Домби, подобно ему самому, пожелала посетить старые места, они
пришли вместе.
Блимбер, - повидать наших молодых людей. Это все ваши бывшие однокашники,
Тутс. Кажется, в наш маленький Портик не поступало новых учеников, дорогая
моя, - говорит доктор Блимбер Корнелии, - с тех пор как мистер Тутс нас
покинул?
Байтерстон из пансиона миссис Пипчин - щеголяет в воротничке и галстуке и
носит часы. Однако Байтерстон, рожденный под какою-то несчастливой
бенгальской звездой, весь перепачкан чернилами, а его лексикон так распух от
постоянного обращения к нему за справками, что не хочет закрываться и
зевает, как будто и в самом деле устал от вечных приставаний. Зевает также и
его хозяин, Байтерстон, выращиваемый под усиленным давлением доктора
Блимбера; но в зевоте Байтерстона чувствуется злоба и угроза, и кое-кто
слыхал, как он выражал желание, чтобы "старый Блимбер" лопался ему в руки в
Индии. Там он и опомниться не успеет, как его утащат в глубь страны
Байтерстоновы кули и передадут с рук на руки тугам; * уж в этом он может не
сомневаться!
все остальные; старшие ученики заняты преимущественно тем, что с превеликим
усердием забывают все, что знали, когда были моложе. Все они столь же учтивы
и бледны, как и в былые времена; и среди них мистер Фидер, бакалавр
искусств, с костлявыми руками и щетинистой головой, трудится по-прежнему: в
настоящий момент запущен в работу его Геродот, а остальные оси и валы лежат
на полке за его спиной,
джентльменов визит вырвавшегося на волю Тутса, на которого взирают с