страшная, и, разумеется, взглянув на это любопытное явление, нужно было
немедленно отвернуть. Но стрелок-радист, где-то читавший о
чайках-бургомистрах, на беду, нашел пару этих огромных птиц, сидевших
отдельно над общим гнездовьем и как будто с важностью наблюдавших за
порядком на шумном базаре. Он выстрелил и убил бургомистра. Но, боже мой,
как расплатились мы за этот злосчастный выстрел! Все пропало - и земля, и
небо! Черно-белая буря крыльев снялась с берега и рванулась над шлюпкой,
крича свистя и разрывая воздух. Шум гигантского водопада обрушился на нас
- и хорошо, если бы только шум! Сутки после этого случая мы мылись сами и
отмывали шлюпку, причем я нашел помет даже в боковом, застегнутом на
пуговицу кармане реглана.
стартовали с надеждой встретить рейдер, хотя мне давно было ясно, что его
нужно искать гораздо восточнее, и ходили, ходили над морем, пока не
кончалось горючее и пока штурман не спрашивал меня хладнокровно:
как бы расколотые вдоль и готовые скользнуть в бездонные снеговые ущелья.
превосходная минута, о которой стоит рассказать немного подробнее.
на стенах распялены шкуры тюленей. Два маленьких ненца, похожих на
пингвинов в своих меховых костюмах с глухими рукавами, играли на берегу, а
я разговаривал с их родителями - маленькой, как девочка, мамой и таким же
папой, с коричневой, высовывающейся из малицы головой. Помнится, речь шла
о международных делах, и хотя анализ безнадежного положения Германии был
взят мною из очень старого номера "Правды", ненец собирался сегодня же
рассказать его приятелю, который жил сравнительно недалеко от него - всего
в двухстах километрах. Маленькая жена едва ли разбиралась в политике, но
кивала блестящей черной, стриженной в скобку головкой и все говорила:
не шел, а именно, бежал по берегу от мыска, за которым стоял самолет.
что нас перебрасывали в Заполярье, то есть именно в те места, где,
по-моему, и нужно было разыскивать рейдер, я был поражен! Ведь это было
мое Заполярье!
глядя на эти шумные, богато раскинувшиеся кедры, я невольно подумал о том,
что все-таки давно я не был в этом городе моей молодости и самых смелых за
всю жизнь надежд.
в "мои" времена на этой улице стоял только один дом, принадлежавший самому
доктору, а все остальные существовали лишь на плане, висевшем в
окрисполкоме. Теперь среди высоких соседей затерялся маленький дом, в
котором за чтением дневников штурмана Климова я некогда проводил свои
вечера. Что это были за милые молодые вечера! Осторожно поскрипывали в
соседней комнате половицы под легкими шагами Володи. Доктор вдруг крякал,
крепко потирал руки и читал вслух понравившееся ему место из книги, а
потом начинал кричать на ежа, который почему-то любил жевать его ночные
туфли. Анна Степановна входила ко мне - большая, решительная,
справедливая, которой можно было все сказать, все доверить, - и молча
ставила передо мной тарелку с огромным куском пирога.
две большие, глубокие складки повисли над опустившимся ртом. Что-то
мужское показалось в ее фигуре и выражении лица, как это бывает у очень
больших стареющих женщин.
встретились в садике перед домом и вошли в столовую, кажется, совершенно
прежнюю, с желтым чистым полом и деревенскими половиками. - Вы же
мальчиком были тогда. Сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать?
буду Саня.
говорила о нем из того душевного такта, который - я это почувствовал - не
позволил ей так сразу, в первые минуты встречи, заставить меня разделить с
нею горе. Я сам что-то начал, но она перебила и быстро сказала: "Потом!"
гордилась, что я морской летчик и в орденах. - Откуда же теперь? С какого
фронта?
Иваныча!
вам об этом?
я заговорил о Володе. Кто же глубже и сильнее, чем она, мог почувствовать
мою тоску и волнение, - все, о чем я ни с кем не мог говорить? Она не
утешала меня, не сравнивала своего горя с моим - только обняла и
поцеловала в голову, а я поцеловал ее руки.
тут легко с местным народом, на воле. А это не шутка - в шестьдесят один
год военная служба. Можно, я друзьям сообщу, что вы прилетели? Как у вас
время?
кружку самодельного вина, которое очень вкусно делали в Заполярье, она
накинула платок, извинилась и вышла.
сообщить друзьям, что я прилетел. Не прошло и получаса, как легковая
машина остановилась у садика, и я с удивлением увидел в ней весь свой
экипаж. Стрелок и радист чему-то громко смеялись, а штурман в знаменитых
на весь Северный флот широких парадных штанах сидел рядом с шофером и
равнодушно пускал в воздух большие шары дыма.
Садись и едем к нему немедля. Мы позавтракаем у него, а потом...
за нами послал товарищ Ледков. Она вышла у окрисполкома.
некогда летали в становище Ванокан, где Ледков лежал, тяжело раненный в
ногу. На ненецком Севере он был известен не меньше, чем знаменитый Илья
Вылка на Новой Земле. Кстати сказать, совсем недавно в Полярном доктор
рассказывал о Ледкове, каким он стал энергичным, смелым работником и как
сумел в первые же недели подчинить всю жизнь огромного округа, с
разбросанным кочевым населением, задачам войны.
капитана Татаринова. Помнишь, когда мы ждали тебя с экспедицией - ведь он
даже ездил в какие-то стойбища, опрашивал ненцев. По его сведениям, в
одном из родов должны были храниться предания о "Святой Марии".
удивился, когда еще далеко не старый человек с крепким, точно сложенным из
булыжников лицом и острыми китайскими усами, встречая нас, вышел на
крыльцо окрисполкома) радушно принял нас в Заполярье. После обеда, на
котором я произнес длинную речь, посвященную доктору Ивану Иванычу и его
боевой деятельности на Северном флоте, мы поехали на лесозавод, потом в
новую поликлинику и т.д. Везде мы что-то ели и пили, и везде я рассказывал
об Иване Иваныче, так что, в конце концов, мне самому стало казаться, что
без участия Ивана Иваныча зашита наших северных морских путей могла бы,
пожалуй, потерпеть неудачу.
едва пошел шестой год, Теперь ему минуло пятнадцать, и с первого взгляда