Чтение 136–й страницы книги ~Посмотри в глаза чудовищ~

Берлин - и с тех пор никаких раскопок не вел. Как отрезало.

- Когда-нибудь эти археологи докопаются до ада,- сказал я.

Все три недели, проведенные в отряде, я по крупицам собирал и
складывал в картину разрозненные сведения, касающиеся этой гробницы.
Сегодняшнюю ночь я выбрал для вылазки к тому месту, которое было
несомненным входом в склеп:

Чертову колодцу, расположенному на склоне горы Геллерт. Это был на
самом деле старый колодец, высохший, полузасыпаный. Неоднократно
вблизи колодца находили мертвых детей, но промежутки между убийствами
были так велики, что об одном маньяке речи быть не могло: здесь
управились бы только три-четыре поколения. Подозревали некую
изуверскую секту, обязательных в таких случаях евреев, оборотней,
вампиров: Говорили, что если бросить в ночь новолуния в колодец
камень, то камень этот вылетит обратно со страшным воем, а бросавшему
век не будет удачи в любви. И много чего другого говорили такого, чему
разумный человек никогда не поверит.

Старички в Будапеште, как и везде, невероятно словоохотливы и
горазды на страшные байки. Знай я венгерский, установить вход в
гробницу можно было не за три недели, а за три дня. А если бы не
стреляли - то и за день.

Но именно потому-то здесь и стреляли:

Аттила знаком велел нам лечь, и мы легли. Две и потом еще две тени
беззвучно пересекли наш путь.

Они шли вдоль реки и вряд ли были советскими разведчиками. Скорее
всего, такие же повстанцы, как и мы. Координации в действиях не
существовало никакой.

Там, где находился Чертов колодец, было почему-то светлее.

- Аттила,- шепнул я,- смотри:

Он стал смотреть. И, наверное, что-то увидел, потому что вынул
нож.

И через секунду - я тоже увидел что-то:

Трудно описать словами то, чего на свете не бывает. Так выглядят
чудовища из страшного сна, который вы забываете сразу, как проснетесь.
Остается только липкий пот, сердцебиение и боязнь темных углов.

С другой стороны, это был безусловный обман зрения. Чудовище
состояло из темных кустов, световых пятен, травы, какого-то шеста с
висящей тряпкой: Но мы - все трое, и "слепой" Коминт тоже, видели его
настолько непреложно, что сомневаться в истинности картины не
приходилось.

Чудовище двигалось, изгибало спину, переставляло лапы: Пасть его
раскрылась, и далекий раскат орудий обозначил его рев.

Тень - из тех, пересекших нам путь? - обреченно поползла к нему,
упала:

Когтистая лапа мелькнула, тело подбросило над землей - уже
неживое. И тут же сверкнула вспышка взрыва, заставившая нас надолго
ослепнуть, но вот звук - звук так и не пришел, погаснув в пространстве
десяти шагов:

На том берегу ударили два пулемета. Сиреневые пули по крутой дуге,
подобно струям фонтана, перелетали Дунай и широко сыпались вокруг нас,
как мертвые светлячки.

Потом все стихло.

Чудовища больше не было.

Труп лежал совсем рядом с нами. Чуть дальше - еще один:

- Посвети,- прошептал Аттила.

Я вытащил свой трехцветный фонарик.

Человек, лежащий перед нами, был одет в обтягивающий черный
трикотажный костюм. На голове был шлем вроде танкистского с большими
наушниками. По груди его будто проехал грузовик:

У второго была раскроена голова, и только поэтому мы смогли
рассмотреть знак на груди: силуэт летучей мыши в светлом круге.

- Интересно:- сказал Аттила и осмотрелся. - А где еще двое?

Они лежали вблизи каменного кольца, обрамляющего колодец, один на
другом, будто смерть застала их в самый неподходящий момент.

- Где-то я видел такую эмблему,- произнес Аттила задумчиво. - Где
же я ее мог видеть?..

Я оставил его размышлять над этой проблемой, а сам достал из
вещмешка банку с разведенным мелом и кисть - и обозначил на земле
защитный круг с необходимыми онерами. Потом вынул веревку.

- Коминт,- позвал я.

- Слушаю, командир,- впервые за несколько дней отозвался он.

- Я пошел вниз. Ты прикрываешь. Если припрет по-настоящему -
бросай все и беги. Обо мне не думай. Тогда разбудишь его,- я кивнул на
Аттилу,- обычным паролем.

- Понял, командир.

- Ну, и - дай знать Фархаду, пусть шлет большой десант. Заодно -
расскажи про этих нетопырей, - я кивнул на мертвецов.

Те, кто шел здесь раньше меня, сделали основную работу: разобрали
завал. Не то, чтобы разобрали совсем, но протиснуться было можно. Свет
фонаря упирался в темные грани каменных блоков со следами то ли тесла,
то ли когтей.

Потом открылся уходящий вниз лаз, укрепленный частыми окладами из
мореного дуба. Под ногами оказалось что-то вроде приставной лестницы
или рельсового пути с неширокой колеей. Да это и был, наверное,
рельсовый путь, присмотрелся я - для деревянного паровоза пятого
века...

Впрочем, все это было неважно.

Когда в тридцать пятом - почти случайно - я был направлен вновь на

Мадагаскар, шейх Али из Багдада соизволил, наконец, сделать то,
чего от него безуспешно добивался Шлиман: поделиться своим
многовековым опытом поиска кладов и грабежа могил. Где и при каких
обстоятельствах разжился шейх столь долгим веком, оставалось загадкой
- во всяком случае, для всех, кого я знал.

Шейх любил рассказывать истоии из своей жизни, странно
напоминавшие сказки "Тысячи и одной ночи". Однако дело свое он знал
великолепно. Он отметил своим присутствием все известные погребения
Африки, Аравии, Азии и Европы, а узнав об открытии нового материка,
немедленно крестился у самого Диего де

Ланды перед отплытием в Юкатан...

Сейчас все это могло мне пригодиться. Я перестал напрягать зрение
и повел рукой перед собой, прислушиваясь к напряжению материалов и
породы. И сразу же обнаружил полость под ногами. Еще шаг - и я рухнул
бы вниз на камни или колья... Механизм, отключающий ловушку, давно
вышел из строя. Пришлось по- кошачьи, цепляясь за крепь, ползти по
стене мимо опасного места.

Дальше шло примерно то же самое. Строители гробниц были изощрены,
но скованы догматами. А главное - надо постоянно помнить, что самые
страшные и хитрые ловушки поставлены не на того, кто пытается
приникнуть снаружи, а на того, кто может пожелать выйти изнутри...