(Что бы я вершил без тебя, донюшка!) Бояре, дума, дружина, послы, ханский
баскак, торговые гости, это все будет потом, а ему сейчас, как в детстве,
как в юности ранней, надобно, чтобы его, попросту пожалев, погладили по
голове, и это может содеять только она, донюшка, и только перед ней он и
может позволить себе на миг быть беззащитным и слабым...
нее, суровеет ликом. Сейчас взойдет сын, и давать себе ослабу нельзя!
снегу, и Москва-река еще скована льдом. Холодный северный ветер не дает
пройти ледоходу. Василий входит разгоревшийся с холода, глазенки блестят.
Сын, сын! Того ли я хотел для тебя! Мыслил ли отсылать старшего сына
ханским заложником, как в прежние, недобрые времена!
не низь излиха. Москву сожгли, язык не порушили! Дядя твой, Владимир
Андреич, вишь, разбил тогды татар, дак живо ушли прочь! После битвы на
Дону не токмо мы, а и они нас страшатся! Так что... - И не знает более,
что сказать.
надо сказать, что да, конечно, я... И не может! В миг сей, миг прозрения
истины, не может...
владимирское добывали!
еще поранее того! С батькой Олексеем! - И замолкает Дмитрий. Не ведает,
что прибавить. Батьку Олексея в ту пору держали в затворе, в Киеве, чуть
что и не уморили той поры! А ведь и с владыкой Олексеем ездили в Орду!
Было!
назад, так легше! На охоту там будешь ездить с ханом, да и самому... Нет,
сын, я не великий воин! Воин - Боброк! Да и он ноне плох, бают, болесть у
ево долгая...
Силы там - что черна ворона! По то и едешь в Орду! Великое княжение нам ся
терять не след!
сын. (Похвала сына невольно приятна Дмитрию.)
сумеешь ли ты, отрок, принять груз на свои плеча? Не уронишь ли?
прежде всего долг и великая мера ответственности перед всею землей и перед
всем языком русским. Смутно чует, что и он далеко не всегда был на должной
сану своему высоте и в делах, и в думе, и в распорядке княжеском. Как-то
ты, сын, будешь править без такого наставника, коим был покойный владыка
Олексей!
головой:
отрекся.
Кажется, эта суетня, какая-то новая, внизу, на сенях, означает приход
преподобного.
медленно осеняет себя крестным знамением, заранее каясь в проявленной
слабости и мрачных мыслях нынешних, ибо уныние такожде, как и гордыня,
грех, непристойный христианину.
окладе. - Отче! Прости и укрепи! Что бы я делал и без тебя тоже, святой
муж, среди соблазнов и страстей света сего! Без тебя с Федором!> -
поправляет себя князь, еще раз с горем понимая, что прощенный и
приближенный им Пимен никак не может заменить Олексея на престоле
духовного владыки Руси.
Ивана Петровского, Спасского архимандрита и иных, бояр и духовных, будет
прочтена прежняя грамота, по которой Василию оставляется на старейший путь
само великое княжение, град Коломенский, села, угодья, коневые стада,
борти и ловища, треть Москвы и прочая, и прочая, дабы не исшаяла, не
расточилась, не растеклась вновь по уделам собранная воедино земля, чтобы
не изнемогла и не ослабла единая власть, без которой (все ли бояре великие
понимают сие?) не стоять Руси великой!
сыном Александром уже давно устремили в Орду. В Орде нынче ярославские,
ростовские и суздальские князья, и - не устроили бы вновь какой пакости
Семен с Васильем Кирдяпой!
кметей, холопов и слуг, толмачей, слухачей, поваренных мужиков, конюхов,
гребцов, многоразличной обслуги, духовных лиц и гостей торговых, в Орду
отправляется и сын покойного Никиты Иван.
службу. При нынешней бестолочи в делах митрополичьих, при том, как к
новому владыке, Пимену, относился весь московский посад, да и большая
часть духовных (скаредность и лихие поборы нового владыки не радовали
никого), оставлять сына под началом митрополичьей дворни ей не хотелось
никак. Но и служба, которую вымолила, выпросила, почитай, вдова Никиты, не
была премного почетней, не обещала долгих спокойных лет, да и легка не
была. Требовалось сопровождать в Орду, к новому хану, княжого отрока, а
там, по возвращении... Да и что там теперича, в Орде? И захватить, и в
рабство продать могут! А ежели беда какая с княжичем Василием?! И князь не
простит! (И себе не прощу тогда, что отослала сына в Орду!) И даже такое
подходило - пасть в ноги сыну теперь: <Все брось, мол, оставайся дома!> Но
уже и чуяла, и понимала - поздно! Такого ей и сын не простит!
в горницу. Стыдно баять было, но и не сказать - нельзя.
Не кори меня, старую, а наш, михалкинский, род (уже себя не отделяла от
мужевых предков) силен был службою князьям московским! Федор Михалкич
грамоту на Переяслав князю Даниле добыл, дак вот с того! И другом был
князю с отроческих никак летов. А и Мишук, дедушко, а и батя твой, Никита!
И еще сильны были мы, Федоровы, щедротами Вельяминовых. Помнишь,
маленького водила к Василь Васильичу? А тысяцкое ушло, и ихней заступы
уже, почитай, не стало... Сам понимай! И терем тот продан, в коем я
останавливала, бывало, на Москве... И еще держались волею покойного
владыки Алексия! Мне он подарил ладу моего, тебе - жизнь. Казнили бы в те
поры Никиту, и ты не был бы никогда нарожден на свет! Дак вот ото всех тех
оборон что осталось ныне? Матерь твоя довольно навалялась в ногах у
сильных людей, и...
зреть материн обрезанный, беззащитный взор.
допрежь. Тебе-то и за данщика владычного, и у себя, в Островом, сработать
ле?
тесть Офанасов обещал помочь, ежели какая нужа придет! Езжай, не сумуй и
помни материн завет!
него на плече, ничего не понимающий, но доверчиво-беззащитно (сердце
сжалось от того сладкою болью) прильнувший к нему, с рук на руки
переданный сын Ванюшка, Ванята, Иван Иваныч! Когда-то, - подумалось, - и
увижу тебя теперь!
началась бесконечная работа на княжом дворе. Кули и укладки, дары и снедь,
кони, возы, ячмень и справа, завертки, новые гужи, обруди, подковы - запах
паленого рога аж въелся в платье, перековывали, почитай, всех коней. До
Владимира путь! Так же ли дедушка силы клал, когда отправлялся в Киев с
владыкою али еще куда? Всех-то путей еговых и не ведал, не запомнил Иван!
И отцовы-то дела от матери понял, почитай...
конца апреля плотному снегу пошли, завиляли, потянулись друг за другом
возы и возки, кошевки и сани, розвальни и волокуши с княжеским добром. И
стало тяжким напоминанием, нужою несносною материно - <подружись с
княжичем!> А как? Что ли распихать бояр да влезть в возок княжеский? По
шее древком дадут, да и службы лишить ся придет!
Иные возы едва-едва, припрядывая коней, вытягивали из весенней, жидкой,
остро пахнущей всеми ароматами пробуждения грязи. И новая суета началась,
когда кладь и добро перегружали в речные суда. По великому счастью
Иванову, пришло ему попасть гребцом на княжой паузок. А и тут: как
исполнить материн завет?