полумрак, где пригасло светилась лампочка, похожая на сальный огонек,
поднимающийся над гильзой. Ему представлялся сырой блиндаж с бревенчатым
накатом, густо заселенный, тесный, длинный, с бревен капало, он пытался
достать шею, снять с горла петельку, но руки были вроде как у покойника,
связаны на груди.
пробовал трясти головой: "Хорошо, хорошо, потерплю, -- и где-то далеко в
себе усмехался: а что еще остается делать?.."
всевозможным добром -- металлом, костями, багровыми тряпками, меж которых
темнели обгорелые концы тряпочек -- кресал, самодельные зажигалки, баночки
из-под табака, две-три слепых фотографии, изображение на них съело грязным
потом, даже денежка -- скомканная красная тридцатка и другие ценности.
Несли, прятали нехитрое походное добро солдаты, и самые ловкие доносили его
аж до операционного стола. Началась перевязка. Александр Васильевич
облегченно и крепко уснул. Очнулся от освежающего прикосновения к лицу
чего-то мягкого, в ноздри ударило запахом спирта. Виски, заодно и лицо ему
протирала та самая женщина, что взяла над ним опеку. Звали ее Ольгой --
слышал во время операции майор. Более в палатке никого не было, лишь
возилась в углу белой мышью та женщина с плоской спиной, что ведала
инвентарем, она что-то, видать привычное, ворчала, опрастывая тазы с
отходами в железное корыто. Пожилой солдат цеплял корыто загнутым
винтовочным шомполом и волок его наружу. Железное дно корыта взвизгивало на
оголенных корнях дубов.
куда бы бросить грязную ватку. -- Теперь на эвакуацию, в госпиталь, там и
грязь, и гнус оберут.
запущенных раненых, как с плацдарма, еще не видела.
всмотрелся в медсестру, снявшую маску, -- нет, не показалось, молодая
женщина не просто красива, но величаво красива, этакая былинная пава, в
хорошей девичьей поре, свежа лицом, со спело налитыми губами. Над верхней
губой золотился пушок, чуть вздернутый нос властного человека подрагивает --
от спирта, не иначе, чешуисто, будто у кедровой шишки, отчеркнутыми
крылышками ноздрей. Во всем ее облике, в туго свернутых под белой косынкой
волосах, в ушах с маленькими золотыми сережками, похожими на переспелую
морошку, в неторопливых движениях, в скупо произносимых словах чувствовалась
основательность.
красоту, чтобы на нее смотреть и отдыхать от ратных подвигов. Не разучился
еще Создатель творить.
вздохнула: -- Я таких ли речей тут наслушалась. Я уже вся в дырах. Всю
издырявили мужичье, всю разделали, как говяжью тушу. Как я устала от этого
всего.
рассердилась Ольга и отряхнула грудь.
Прибравшись, Ольга присела на пенек и, отведя взгляд, молвила: -- Не надо
вам больше ни о чем беспокоиться, у вас все страшное и грязное осталось
позади, на плацдарме.
заботу. Нет-нет, спирту не надо. Я не пью.
даже для себя: -- Не все продается, что покупается. Давно читали Куприна?
санитарным инвентарем. Здесь изволил его навестить командир родного
артиллерийского полка Иван Харитонович Вяткин. Зарубин плотно прикрыл глаза,
чтобы не видеть этого мурлатого товарища с густоволосой, одеколоном воняющей
прической. На утре, облившись холодной водой после здорового сна, он
выпячивал бочкой круглящуюся грудь, на которой оттопыренно, точно у бабы,
болталась пара медалей.
протянул ее для приветствия. Корпусом, да и лицом, и прической Иван
Харитонович Вяткин будто родной брат Авдею Кондратьевичу Бескапустину, тоже
полковнику, но только в звании они и роднились, в остальном же, прежде всего
в деле -- небо и земля.
гостю. Вяткин сделал вид, мол, протянул руку затем, чтобы поправить постель
раненого собрата по войне.
хохотнул Вяткин.-- Что дела там аховые, по раненым, по потерям знаю. Почему
ты раненый на плацдарме сидел? Все геройствуешь? Ох, Алексан Васильевич!
Алексан Васильевич! -- отеческим, журящим тоном гудел командир полка.
Зарубин пристально взглянул на Вяткина. Тот не выдержал его взгляда.
по этой причесанной "под политику" пустой башке.
старорежимные. Тебе бы в царской армии, среди дворянчиков...
готовый и дальше сражаться за себя, но в палатку влетела, схватила за руку
мужа Анастасия Гавриловна и потащила его, бросив на ходу:
оттащив его в глубь леса, она вдруг размахнулась и дала ему звонкую
оплеуху.-- Дур-рак! Чтобы сегодня же был в полку! Сейчас же! Вон! На нашей
машине. Зарубин в любимцах у командира корпуса ходит. Что если он напишет на
тебя докладную. Тебя ж... Да не напишет. Он гордый. И в полк к тебе он
больше не приедет. Некем тебе, дураку, закрываться станет. Пропадешь! Живи
смирно, не ерепенься. Понайотова не раздражай. Тот, чего доброго, пристрелит
тебя. Его дед или прадед у генерала Скобелева воевал... Потомственный боец.
А-а, тебе что Скобелев, что Кобелев... -- Подняв лицо на дрожащее сквозь
полуопавшие дубы солнце, Анастасия Гавриловна слизывала слезы с губ.
топтался Вяткин подле нее. -- Ну, уеду я, счас уеду...
-- малопривлекательная, простолицая, незатейливо, хотя и добросовестно
состроенная, она лучше смотрелась бы формовщицей в литейном цехе иль
трактористкой, шофером среди мужичья, на фронте связисткой или прачкой.
Однако суждено ей было по роду и призванию сделаться врачом, да еще военным.
На Халхин-Голе в госпиталь, где она начинала свой боевой путь, привезли
молодого лейтенанта Вяткина, тогда и в самом деле болевшего язвой желудка,
от курсантских и походных харчей обострившейся. Язва давно зарубцевалась,
мужик здоров, но около жены изрядно избаловался, разнежился, обнаглел.
нее больше, чем у мужа, характер рубаки, умна, самоотверженна и в то же
время слаба -- расстанется со своим оболтусом, скажет себе: "Все!", -- да
через неделю затоскует о нем, захочет его нестерпимо и поедет на попутной в
полк, чтобы потом опять сутками стоять возле операционного стола,
отрабатывая "увольнение", и выпрашивать затем внеочередной выходной.
нее копытит: "Тосенька! Тосенька!" Она его и выручала, и помогала ему в
продвижении по службе, в получении званий, в получении наград -- не в коня
корм! Не умнеет Ванечка, опять его надо выручать, подлаживаться, угождать. С
нею все еще считаются в дивизии. Генерал Лахонин, качая головой, не раз
говорил:
Слышишь -- в послед-ний!" Сколько было тех "последних разов". Но вот генерал
Лахонин переместился выше и дальше. В дивизию назначен новый командир,