Клайд взял с собой в лодку, и о том, почему, если Клайд сумел доплыть до
берега в башмаках и костюме, он не подплыл к Роберте и не помог ей
уцепиться за перевернутую лодку? Клайд объяснил, как и раньше, что боялся,
как бы она не потащила его ко дну. Но теперь он впервые прибавил, что
крикнул ей, чтобы она ухватилась за лодку, а прежде он говорил, будто
лодку отнесло от них, и Смилли знал об этом от Мейсона. А в связи с
рассказом Клайда, будто ветер сорвал с него шляпу, Мейсон выразил
готовность доказать при помощи свидетелей, а также и правительственных
метеорологических бюллетеней, что день был тихий, без малейшего намека на
ветер. Итак, очевидно, Клайд лгал. Вся эта его история была шита белыми
нитками. Но Смилли, не желая его смущать, только повторял: "Ага, понимаю",
или: "Ну конечно", или: "Значит, вот как это было!"
обратил на них его внимание, утверждая, что один удар бортом лодки не мог
бы нанести повреждений в обоих местах. А Клайд уверял, что, опрокидываясь,
лодка ударила Роберту только один раз и от этого все раны и ушибы, - иначе
он просто не представляет, откуда они взялись. Но он и сам начал понимать,
как безнадежно жалко звучит это объяснение. По огорченному и смущенному
виду Смилли было ясно, что он ему не поверил. Смилли явно и несомненно
считает подлой трусостью со стороны Клайда, что он не пришел на помощь
Роберте. Он дал ей погибнуть - и трусость в этом случае весьма слабое
оправдание.
дальше. А Смилли, настолько огорченный и расстроенный, что у него не было
ни малейшего желания приводить Клайда в замешательство дальнейшими
расспросами, беспокойно ерзал на стуле, мялся и наконец заявил:
Очень рад, что услышал всю эту историю в вашем освещении. Я в точности
передам вашему дяде все, что вы мне рассказали. Но пока что я на вашем
месте по возможности ничего больше не стал бы говорить, - подождите, пока
не получите от меня дальнейших известий. Мне поручено найти здесь
адвоката, который мог бы вести ваше дело. Но так как уже поздно, а мистер
Брукхарт - наш главный юрисконсульт - завтра вернется, я думаю, лучше
подождать и поговорить с ним. Так что, если хотите послушать моего совета,
просто-напросто ничего больше не говорите, пока не получите известий от
меня или от него. Либо он приедет сам, либо пришлет кого-нибудь; тот, кто
к вам явится, привезет от меня письмо и даст вам указания насчет
дальнейшего.
мыслям. Но у самого Смилли не осталось ни малейшего сомнения в виновности
Клайда и в том, что лишь грифитсовские миллионы - если Грифитсы пожелают
тратить их на это - могут спасти Клайда от несомненно заслуженной им
роковой участи.
13
Уикиги-авеню Сэмюэл Грифитс в присутствии Гилберта выслушал подробный
отчет Смилли о его свидании с Клайдом и с Мейсоном. Смилли доложил обо
всем, что видел и слышал. И Гилберт Грифитс, неимоверно взволнованный и
разъяренный всем этим, воскликнул:
предупреждал, чтобы ты не брал его сюда!
прежнюю безрассудную симпатию к Клайду посмотрел на Гилберта выразительным
и глубоко огорченным взглядом, говорившим: "Для чего мы собрались здесь,
что нам следует обсудить, - неразумность моих первоначальных, хоть и
нелепых, но добрых намерений или создавшееся критическое положение?" А
Гилберт думал: "Убийца! А эта несчастная зазнайка Сондра Финчли хотела
что-то из него сделать, больше всего - чтобы позлить меня, - и только сама
себя запятнала. Вот дура! Ну, так ей и надо. Теперь и на ее долю хватит
грязи". Но и у него, и у отца, и у всех тоже будут бесконечные
неприятности. Весьма вероятно, что этот скандал ляжет несмываемым пятном
на всех - на него, на его невесту, на Беллу, Майру и родителей, и,
пожалуй, будет стоить им положения в ликургском обществе. Трагедия! Может
быть, казнь! И это в их семье!
пор, как Клайд приехал в Ликург.
на него никакого внимания. Целых восемь месяцев он был предоставлен самому
себе. Не могло ли это быть по меньшей мере одной из причин всего этого
ужаса? А потом его сделали начальником над двадцатью молодыми девушками!
Разве это не было ошибкой? Теперь Сэмюэл ясно это понимал, хотя, конечно,
ни в коей мере не прощал того, что сделал Клайд - отнюдь нет. Какая
низменная натура! Какая невоздержанность в плотских желаниях! Какое не
знающее удержу зверство: обольстить ту девушку и потом из-за Сондры, из-за
прелестной маленькой Сондры задумать от нее отделаться! А теперь он в
тюрьме и, по словам Смилли, не может придумать ничего лучшего для
объяснения всех этих поразительных обстоятельств, кроме уверений, что он
вовсе не намерен был убивать ее, даже и не думал об этом, и что от ветра у
него слетела шляпа! До чего жалкая выдумка! И никакого правдоподобного
объяснения насчет двух шляп или исчезнувшего костюма или насчет того,
почему он не пришел на помощь утопающей девушке. А следы удара на ее лице
- откуда они? С какой силой все это доказывает его виновность!
лучшего, болван!
Мейсон безоговорочно и вполне беспристрастно убежден в его виновности.
могу! Не представляю, как человек, близкий мне по крови, мог совершить
подобное преступление!..
Гилберт и его будущее! Белла со всеми ее честолюбивыми мечтами! И Сондра!
И все семейство Финчли!
взглядывал на Смилли - тот, безупречный и вылощенный, обнаруживал все же
крайнее душевное напряжение и мрачно покачивал головой всякий раз, как
Грифитс смотрел на него.
Смилли, возможно ли какое-либо другое истолкование сообщенных им фактов; и
наконец, помолчав, заявил:
что вы рассказали, я не могу бесповоротно его осудить, имеющихся у меня
данных для этого недостаточно. Может быть, есть еще какие-нибудь факты,
которые пока не всплыли на поверхность, - ведь вы говорите, что он о
многих вещах не сказал ни слова... может быть, есть какие-то неизвестные
нам подробности... какое-то, хоть слабое, оправдание... иначе все это
приобретает вид самого чудовищного преступления. Мистер Брукхарт приехал
из Бостона?
по телефону.
устал и сейчас больше не могу об этом говорить. Расскажите ему все, что вы
рассказали мне, Смилли. А к двум часам возвращайтесь с ним сюда. Может
быть, он подскажет нам что-нибудь стоящее, хотя я просто не представляю,
что именно. Одно хочу сказать: я надеюсь, что Клайд не виновен. И я хочу
сделать все возможное, чтобы выяснить, виновен он или нет, и, если нет, -
защищать его, насколько допускает закон. Но не больше. Никаких попыток
спасти того, кто виновен в подобном преступлении, - нет, нет и нет! - даже
если он и мой племянник. Это не по мне! Я не такой человек! Будь что будет
- любые неприятности, любой позор, - я сделаю все возможное, чтобы помочь
ему, если он не виновен, если есть хоть малейшее основание в это верить.
Но если виновен - нет! Никогда! Если этот малый действительно виновен, он
должен получить по заслугам. Ни доллара, ни одного пенни я не потрачу ради
того, кто мог совершить подобное преступление, даже если он мне и
племянник!
лестнице в глубине комнаты, а Смилли, широко раскрыв глаза, почтительно
смотрел ему вслед. Какая сила! Какая решительность! Какая справедливость в
столь критических обстоятельствах! И Гилберт, тоже пораженный, сидел
неподвижно, уставясь в пространство. Да, отец - это человек. Он может быть
жестоко оскорблен и огорчен, но, в отличие от него, Гилберта, отнюдь не
мелочен и не мстителен.
упитанный, тяжеловесный и осторожный адвокат; один глаз его был наполовину
закрыт опустившимся веком, брюшко изрядно выпячивалось, и создавалось
впечатление, что мистер Брухкарт, наподобие воздушного шара, если не
телом, то духом витает в выси в некоей весьма разреженной атмосфере, где
малейшее веяние любых юридических прецедентов, толкований или решений
легко перебрасывает его то туда, то сюда. При отсутствии дополнительных
фактов виновность Клайда казалась ему очевидной. Даже если и не так, решил
он, внимательно выслушав отчет. Смилли обо всех подозрительных и уличающих
Клайда обстоятельствах, все равно построить сколько-нибудь
удовлетворительную защиту будет очень трудно, разве что существуют
какие-нибудь до сих пор не обнаруженные факты, благоприятные для
обвиняемого. Эти две шляпы, чемодан... Бегство... И эти письма... Но он
предпочел бы сам их прочитать. Судя по уже известным обстоятельствам дела,
публика, безусловно, будет настроена против Клайда и в пользу погибшей