Да нет, мы этого не понимаем! У нас, может, один разбитый домишко оставят на
память, да и то едва ли! Снесут и построят новый!
все еще не смотрел на меня, и руки, в которых он держал фотографии, немного
дрожали Но он хоть замолчал: должно быть, догадался, что говорил до сих пор
слишком много.
подавляюще мрачными остовами разрушенных зданий, раскинулись полевые палатки
- белые, легкие, похожие на маленькие снежные горы. У них был воздушный вид
- точно они спустились в Сталинград прямо из стратосферы. Это был один из
лагерей, в котором жили молодые строители, съехавшиеся в город по путевкам
ЦК комсомола.
успел ответить. - Неужели площадь Павших борцов?
от площади Павших борцов, а потом пошли к набережной, и ты сказала, что не
видела памятника Хользунову?
сброшен взрывной волной, но сохранился, и сталинградцы уже успели поставить
его на прежнее место? Но у него было такое лицо, как будто произошло что-то
непоправимое и в этом непоправимом был виноват он, он один! Не знаю, что
пришло ему в голову - решил ли он, что я не рассказала Андрею о нашей
встрече в Сталинграде, или сама эта встреча как-то сместилась в его сознании
и перепуталась с нашим последним разговором? Он вдруг замолчал на полуслове,
с потрясенным, остановившимся взглядом.
надевать шинель. Андрей бросился за ним.
уйду. Я позвоню вам. Все хорошо. Просто у меня вдруг пошли круги перед
глазами, - сказал он, стараясь с усилием улыбнуться. - А в такие минуты мне,
пожалуй, лучше быть одному. - Он впервые взглянул на меня. - Я ведь еще и
контужен. Таня знает. - У него было измученное, растерянное лицо. - Таня,
подтверди, пожалуйста. Ты еще не забыла мою историю болезни?
МЫ ОДНИ
и мы заговорили о нем, я сказала, что не понимаю, почему он расстроился,
вспомнив о нашей сталинградской встрече. Это была ложь, но еще не поздно
было объяснить эту ложь. В самом деле, не могла же я сказать правду при Кате
и Рамазанове, хороших, но, в общем, далеких людях?
машинально следя, как я мою посуду, стелю постели, заплетаю волосы на ночь -
почему я все-таки ничего не сказала? Он ждал, он никогда не заговаривал
первый. Я только спросила неискренним голосом: "Что же ты не ложишься?" - и
он, не сводя с меня взгляда, неопределенно покачал головой. Нужно было
сказать десять слов, только десять... Но с той минуты, как Андрей понял, что
я что-то скрыла и продолжаю скрывать от него, точно какая-то злая сила
подхватила меня...
недоговоренное? Ты думаешь, я не чувствовал, как ты скрывалась от меня, как
скрыла теперь то, что произошло между вами?
что ты от самой любви всегда, еще девушкой, ждала чего-то другого. Ты всегда
заставляла себя любить меня, даже в наши самые счастливые дни. Когда ты
наконец позвала меня и я приехал в зерносовхоз, думаешь, я не видел, как у
тебя что-то оборвалось, потускнело? Вот скажи, что это неправда? Ты думаешь,
я не замечал, как ты грустишь и завидуешь чужому счастью? Ты всю жизнь
доказывала себе и другим, что меня нельзя не любить, а сама не любила.
теперь рассказала бы, что произошло между вами.
казалось, что у тебя счастливые сны, в которых ты счастлива не со мной. Я
сам виноват, не нужно было надеяться, что ты наконец полюбишь меня. А ты
столько лет прожила с нелюбимым!
расстроенное лицо, когда, проводив гостей, мы вернулись и он вдруг
перекрестил меня на ночь.
переписывались после Сталинграда?
проститься со мной.
странная мысль!
виновата. Ты притворялась с первой минуты, когда он вошел, неужели ты
думаешь, что я не заметил, как ты волновалась? Ты запретила ему являться при
мне, а он не выдержал и пришел, и ты рассердилась на него, а сама в глубине
души была рада.
было мрачное лицо, с косящим неподвижным взглядом.
кто еще может влюбиться в меня?
думаешь, я не вижу что ты радуешься, когда я уезжаю?
еще с первых дней в Анзерском посаде, когда ты обещала, что будешь моей
женой, и притворилась из жалости, что полюбила меня. Да, из жалости, и вот
уж как дорого обошлась мне эта жалость!
глубокими складками у рта. Ремень с пистолетом висел на спинке кровати, он
скользнул по нему потускневшим взглядом. Он был в отчаянье, я видела, что он
стыдится своей ревности, которую всегда скрывал от меня, что ему трудно
бороться с желанием - не знаю - ударить меня, уйти. Застрелиться?
пижаме, перед которым я за что-то должна была отвечать и бог весть в чем
провинилась, - так я смотрела на него, не думая ни о чем, в оцепенении, от
которого не могла освободиться. "Да, это он. И нужно что-то придумать, чтобы
все стало как прежде, когда я любила его. А я не хочу и не буду ничего
придумывать, а буду желать, чтобы между нами все было безжизненно, пусто".
бросилась к Андрею, не помня себя.
думай, что я так перед тобой виновата! Да, ты прав, у меня бывают какие-то
глупые мысли, какие-то обрывки мыслей и чувств, о которых я не говорила
тебе, и хорошо, что не говорила, потому что мало ли что мелькнет, мало ли
что может присниться, когда человек не владеет собой? Да, ты прав, я
неискренне рассказала тебе о Володе. Я должна была рассказать и не знаю,
почему я не сделала этого должно быть, боялась огорчить и расстроить тебя. И
сейчас молчала так долго, потому что была оскорблена, что ты подозреваешь
меня. Ну, прости меня! Я виновата.
мелькнула в душе горькая мысль, что я уговариваю не только его, но себя. Но
только мелькнула!
чуть заметно - истертые бумажные шторы. Мы помирились, и все стало как
прежде. Прошел еще час или два, и совсем рассвело, а с зарей, как известно,
все становится на привычное место. И становится ясно, что по ночам нужно
спать, а не ссориться с мужем.
НИ ОДНОЙ СВОБОДНОЙ МИНУТЫ
оказалось ни одной свободной минуты. Дела, дела! И действительно важные, так
что не было ничего удивительного в том, что мы занялись ими с рвением и
даже, можно сказать, с вдохновением.