Чтение 137–й страницы книги ~Жюльетта~

фаллос, а потом займемся остальными жертвами.
- Нет, - твердо заявил великий герцог, который в это время не
переставал целовать и поглаживать мое тело, - вчера я пролил слишком много
спермы и нынче не расположен к извержению. Пока я еще в силе, надо
продолжать акушерство.
И он принялся за вторую девушку. "Причиной выкидыша будет волшебный
напиток" - гласил приговор был приготовлен роковой кубок, девочка,
осужденная выпить его содержимое, отчаянно скривила лицо и затрясла головой,
но радом стоял беспощадный аббат, который одной рукой схватил ее за волосы,
другой разжал ей губы железным скребком мне оставалось влить напиток в ее
глотку, а герцог, возбуждаемый Элизой, яростно тискал мои ягодицы и ягодицы
жертвы... Великий Боже, как же был силен этот эликсир! Я ни разу не видела
таких быстрых результатов. Едва жидкость попала в ее горло, как бедняжка
издала страшный, леденящий кровь стон, взмахнула руками, как подбитая птица,
и рухнула на пол, а в следующий миг между раскинутых ее ног показалась
детская головка. На этот раз извлечением занялся аббат, так как Леопольд,
который, вставив член в рот Раймонде, слился со мной и Элизой в похотливом
объятии и не был в состоянии продолжать такую тонкую операцию я подумала,
что он вот-вот извергнет свой заряд, но распутник вовремя сдержался.
Третью девочку распяли на полу, крепко привязав ей руки и ноги, ее плод
должен был погибнуть от топтания на животе. Раймонда встала на колени,
обхватила сжатыми грудями член злодея, а он, поддерживаемый мною и Элизой,
исполнил дикий танец на животе несчастной, и через полминуты оттуда вышел
ребенок. Его также бросили в камин, отец даже не удосужился посмотреть,
какого пола был его отпрыск, а мать волоком вынесли из комнаты скорее
мертвую, нежели живую. Последняя из четверых была не только самая
прелестная, но и самая несчастная. Представьте, как она должна была
страдать, когда ребенка вырывали из ее чрева!
- Эта наверняка не выживет, - небрежно бросил Леопольд, - и своим
оргазмом я буду обязан ее жуткой агонии. Другого и быть не может, потому что
из всех четверых она доставила мне наибольшее удовольствие эта сучка
понесла в самый первый день, когда я лишил ее невинности.
Ее привязали к диагональному кресту из тяжелых деревянных брусьев так,
что ее ягодицы упирались в перекрестье тело ее прикрыли тканью, обнаженной
оставалась только округлая, вздувшаяся часть, в которой уже шевелилась новая
жизнь. Аббат принялся за работу... Леопольд, не спуская блестевших глаз с
происходящего, овладел мною сзади правой рукой он ласкал ягодицы Элизы,
левой - влагалище Раймонды, и пока жестокосердный священник вскрывал живот и
извлекал ребенка, ставшего злой судьбой его матери, этот благороднейший
вельможа Австрии, великий наследник Медичи, знаменитый брат известнейшей
шлюхи Франции, сбросил в мой зад неимоверное количество спермы, сопровождая
это другим потоком самой площадной, самой мерзкой и богохульной брани.
- Итак, милые дамы, - заговорил великий герцог, вытирая свой член, -
эти три тысячи цехинов, которые вы просили и которые я согласился вам
заплатить, включают в себя стоимость вашего молчания касательно наших
совместных проделок.
- Все останется между нами, - сказала я, - но при одном условии.
- Что я слышу! Она еще ставит условия! Гром и молния, да как вы
посмели!
- Вот так и посмела. Это право дают мне ваши преступления, которые я
могу обнародовать и сбросить вас с трона.
- Смотрите, ваше высочество! - взорвался аббат. - Смотрите, к чему
привела ваша снисходительность к этим шлюшкам их вообще не следовало
приглашать сюда, или же им надо перерезать горло, раз они увидели, что здесь
произошло. Ваша жалость, мой повелитель, кончится плачевно для вас или для
вашего кошелька, я не раз говорил вам об этом. Умоляю вас, сир, перестаньте
унижаться перед этим дерьмом.
- Спокойнее, аббат, спокойнее, - высокомерно заявила я, - приберегите
свои дешевые речи для тех дешевых девок, с которыми привыкли иметь дело вы и
ваш хозяин. Не подобает разговаривать таким образом с женщинами, которые не
менее богаты, чем вы, - продолжала я, повернувшись к герцогу, - и которые
занимаются проституцией не из-за нужды или жадности, а только ради своего
удовольствия. Так что давайте прекратим перепалку: ваша светлость нуждается
в нас, мы нуждаемся в вас, стало быть, чаши весов уравновешиваются. Мы даем
слово хранить полнейшее молчание, Леопольд, если вы, со своей стороны,
гарантируете нам полнейшую неприкосновенность на то время, что мы будем
находиться во Флоренции. Поклянитесь, что нам будет позволено безнаказанно
творить в ваших владениях все, что мы пожелаем.
- Я мог бы избежать этого вымогательства, - сказал Леопольд, - и не
запятнав свои руки кровью этих жалких созданий, убедить их в том, что здесь,
как и в Париже, достаточно тюрем, за стенами которых быстро научаются
держать язык за зубами, но мне неприятно употреблять подобные методы с
женщинами, такими же распутными, как я сам, поэтому я даю вам полную свободу
действий, которую вы просите - это касается вас, мадам, ваших своячениц и
вашего супруга, но только на шесть месяцев, после чего вы должны убраться из
моих владений.
Получив все, что требовалось, мы поблагодарили Леопольда, взяли деньги
и распрощались.
- Надо сполна воспользоваться такой блестящей возможностью, - сказал
Сбригани, услышав рассказ о наших приключениях в поместье великого герцога,
- и за это время прибавить, по меньшей мере, еще три миллиона к тому, что мы
уже имеем. Жаль, конечно, что "карт-бланш" выдана нам в такой нищей и
грязной части страны, но уж лучше эта малость, чем вообще ничего: в конце
концов полгода будет достаточно, чтобы сколотить приличное состояние.
Нравы во Флоренции отличаются большой свободой, а поведение жителей -
удивительной распущенностью. Женщины одеваются почти так же, как мужчины,
мужчины - почти как девушки. В редких итальянских городах встретишь такую
склонность к сокрытию своего пола, и эта мания флорентийцев, несомненно,
проистекает из их насущной потребности профанировать половые признаки.
Содомия здесь является чем-то вроде моды или повального увлечения, в истории
города было время, когда его отцы, с успехом выговаривали у Ватикана
снисхождение ко всем формам этого порока. Инцест и адюльтер также пользуются
почетом и совершаются совсем открыто: мужья уступают своих жен, братья спят
с сестрами, отцы - с дочерьми.
"Это все климат, - утверждают жители, - климат виновен в нашей
распущенности, и Бог, поместивши нас в такие условия, не должен удивляться
нашим излишествам, ибо Он сам ответственен за них".
В этой связи расскажу об одном весьма странном флорентийском обычае. Во
вторник на масленой неделе ни одна женщина не имеет права отказать
содомистским поползновениям своего супруга, если же ей взбредет в голову
отвергнуть его домогательства и если он сочтет ее отказ не убедительным, она
сделается посмешищем всего города. Как счастлива эта нация, и как мудро она
поступает, облекая свои страсти в одежды закона! Вот вам достойный
подражания пример здравомыслия, ибо есть невежественные народы, которые,
следуя принципам, в равной мере глупым и варварским, вместо того, чтобы
послушаться голоса своего инстинкта, через посредство абсурдного
законодательства подавляют в людях естественный позыв.
Однако, как бы ни были свободны нравы флорентийцев, любителям острых
ощущений не позволяется шататься по всему городу. Проституткам выделен
особый квартал для обитания, за пределами которого они не имеют право вести
свою торговлю и в котором царит удивительный порядок и спокойствие. Впрочем,
эти девицы, по большей части совсем не привлекательные, живут в очень плохих
условиях, и внимательный наблюдатель, посетив увеселительные заведения, не
найдет в них ничего примечательного и интересного, если не считать
удивительной покорности их обитательниц, которые и привлекают внимание
только благодаря этой покорности, предоставляя в полное распоряжение
желающих любую часть тела и с поразительным терпением выносят любую, даже
саму жестокую прихоть распутников. Мы с супругом не раз развлекались в
обществе этих жриц любви, подвергая их всевозможным унижениям и телесным
увечьям, и ни разу не слышали от них ничего похожего на жалобы или протесты,
чего никогда вы не встретите во Франции. Но если проституция не особенно
процветает во Флоренции, тамошний либертинаж поистине не знает границ, и
жилища богатых горожан, напоминающие неприступные крепости, являются
настоящим приютом самого гнусного сладострастия: немало девушек,
соблазненных или просто украденных, томятся в этих святилищах мерзких утех,
теряют там честь, а нередко и самое жизнь.
Вскоре после нашего появления в городе один богатый и знатный человек,
замучивший до смерти двух девочек семи и восьми лет, был публично обвинен
родителями в изнасиловании и убийстве улик против распутника было более,
чем достаточно, он выплатил жалобщикам незначительную сумму, и больше об
этом деле ничего не было слышно.
В то же самое время власти заподозрили одну известную сводницу в том,
что она похищала девушек из добропорядочных семей и продавала их
флорентийским вельможам. На вопрос об именах своих клиентов она выдала такое
количество уважаемых в городе лиц, что расследование тотчас прекратили,
документы сожгли и женщине запретили рассказывать о своих проделках.
Почти все флорентинки высокого положения имеют привычку торговатъ
своими прелестями в публичных домах, куда приводит их необузданный
темперамент, а очень часто и нужда. Что же до официального положения
замужней женщины, оно во Флоренции очень незавидное: - может быть, самое
худшее из всех европейских городов, - и очень немногие из них живут в
роскоши. Роль "чичисбея" {Постоянный спутник замужней женщины.} сводится
лишь к тому, чтобы служить ее ширмой, и он редко пользуется ласками своей
спутницы, которую в данном случае уместнее назвать госпожой назначенный в
качестве друга ее мужа, он повсюду сопровождает ее и послушно удаляется по
первому ее приказу. Сильно ошибается тот, кто считает "чичисбея" чем-то
вроде любовника, - это просто-напросто верный и снисходительный друг
женщины, ее союзник, хотя порой бывает шпионом мужа, но спать с ней он не
имеет права. Словом, это самая позорная обязанность, какую только может
взвалить на себя итальянский мужчина. Едва на пороге появляется богатый