затем взойти на эшафот с гордо поднятой головой, до последнего момента
пребывая в полной уверенности, что совершил богоугодное, чуть ли не святое
деяние.
наверняка у тебя есть что-то на уме.
своего брата.
касается его участия в заговоре с целью убийства короля. Это признание
услышат гвардейцы, а через неделю об этом будет знать вся Кастилия. У
королевского дворца станут собираться толпы простонародья, требующие
смертной казни для графа де Уэльвы, да и мелкопоместные дворяне и
Генеральные Кортесы затянут ту же песенку - ведь и те, и другие
недолюбливают Фернандо. Так что волей-неволей королю придется уступить.
Vox populi, vox dei[59], как говорят римляне.
думаю, что он настолько глуп, чтобы самому себе подписывать смертный
приговор.
изложил суть своего замысла.
жутко охоч до драматических эффектов. Это, безусловно, в твоем репертуаре.
сногсшибательное зрелище, и я поехал бы с тобой только ради того, чтобы не
пропустить такое представление, не говоря уж о том... - Тут он осекся и
покраснел. - Впрочем, ладно. Но в одном я больше, чем уверен: сеньору дону
Фернандо твоя затея не придется по нутру.
смачно зевнул.
утра, чтобы к вечеру наверняка попасть в Калагорру. В Кастель-Бланко мы
долго не задержимся - я уже послал туда Жакомо с письменным распоряжением
для лейтенанта де Сальседо немедленно готовиться к отъезду. Так что и ты,
дружище, не мешкай с приготовлениями и пораньше ложись спать, иначе завтра
будешь дрыхнуть всю дорогу. - Он опять зевнул и щелкнул зубами. - Ну, а я
пошел забирать из-под ареста Монтини.
сумасброда?
подальше.
сентиментальный человек. В отличие от тебя, циника.
спальню. Не ошибся он также и в том, что Маргарита не удержится от
искушения, в отместку Тибальду, завлечь Симона к себе в постель. К тому
времени, когда Филипп и Бланка, "отпраздновав" радостную весть, уже
оделись и прихорошились, собираясь идти к Маргарите, чтобы, как обычно,
провести в ее обществе весь вечер, сама наваррская принцесса еще не
покидала своей спальни и не отпускала от себя Симона. Впрочем, надо
сказать, что и Симон не имел особого желания вставать с постели, и хотя он
был сыт любовными утехами по горло, ему было невыразимо приятно вот так
просто лежать, прижав к себе Маргариту, и время от времени целовать ее
сладкие губы.
вне спальни. Одним из ее бесспорных достоинств как любовницы было то, что,
скинув с себя одежду, она переставала быть принцессой и отдавалась
мужчинам просто как женщина, как равная им, ибо прекрасно понимала, что
там, где начинается неравенство, кончается любовь. Даже такой любви, к
которой она привыкла, скорее не любви, а мимолетному увлечению длинною в
несколько ночей, - даже этому чувству малейшее проявление спеси и
высокомерия способно нанести сокрушительнейший удар.
с трудом верилось, что эта милая и нежная женщина, которую он держит в
своих объятиях, и та надменная гордячка, принцесса Наваррская, которую он
знал раньше, - один и тот же человек. Не склонный к глубокому анализу, не
привыкший смотреть в самую суть вещей и явлений, Симон по простоте своей
душевной пришел к выводу, более близкому к истине, чем все мудреные
умозаключения прочих мужчин, бывших свидетелями этой удивительной
метаморфозы. По его мнению, та властная, высокомерная и своенравная
Маргарита была лишь маской, притворной личиной, за которой скрывалась
чувствительная и ранимая душа.
глаз, она мечтательно улыбнулась, перевернулась на бок и положила свою
белокурую голову ему на грудь.
прошептала она.
Маргарита.
радостная.
влюблена в него.
остальные твои друзья.
сердце.
нравишься...
Если я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне, что мешает нам провести эти три
недели вместе?
изменить мне раньше, чем я ему. Во-вторых, на днях он отправляется во
Францию - там у него какие-то дела. Ну, а в-третьих, не такая уж я шлюха,
как ты думаешь.
никогда так не думал и уж тем более не говорил ничего подобного. Это тебе
кто-то наврал.
напраслину, им пальца в рот не клади.
шлюхой. Я вовсе не это имела в виду.
привычках, нет.
Это вы, мужчины, привыкли перепрыгивать с одной женщины на другую... Между
прочим, сколько у тебя было женщин? Только откровенно.
благоразумно умолчав о дочери лурдского лесничего и ее дочурках.
жене лишь в Наварре? - (Симон утвердительно кивнул.) - Так это же
потрясающе!
натягивать на ноги чулки. Симон с восхищением глядел на нее, все больше
убеждаясь, что Амелина ей и в подметки не годится.
семь лет.