отрешением чрезвычайно радика льным: с переходом в другое качество, в другой
пол. Это уже не литературный прием и не маска: это лирика не любовная, но
духовная. Именно то, что нужно было в этот момент Пастернаку.
легко узнает свой голос - себя - в "Милая! - ведь всT сбылось...". Строчка
эта - житейский выдох, повторяемый многократно, ибо в течение жизни
"воскресать" приходится неодн ократно, написанное сбывается неоднократно. И,
приняв сказанное во внимание, представим теперь, что этот мужчина - вы и что
вы - Пастернак или, по крайней мере, поэт, то есть - человек, легко
впадающий в зависимость от порядка чужих слов, от чужих раз меров. Тем более
что вы только что написали довольно длинное и мало вас радующее
стихотворение четырехстопным ямбом, в котором больше интеллекта, чем веры,
больше слов, чем голоса. Которое больше - выход, чем выдох.
сбывается написанное не только в Писании, но и самими вами. Что сумма
написанного вами и есть то, про что сказано в Писании, и что этому пора
сбыться, что чаша вас не минует. Что
заочной любви, больше нет, но остался этот ее пятистопный хорей с
анапестическими провалами, и что он неотвязно звучит в вашем сознании.
людей пред праздником уборка..." от цветаевского "О путях твоих пытать не
буду..." столь же очевидна, как и их различие. Но мне хотелось бы
попробовать продемонстрировать, ч то различия не столько даже подчеркивают
эту зависимость, сколько являются ее формой. Что, в конечном счете, "О путях
твоих пытать не буду..." и "У людей пред праздником уборка..." - это одно и
то же стихотворение.
попытка эта обречена на провал. Более того, даже в случае удачи я не знаю,
что это может дать цветаеведению или пастернаковедению. Я не очень хорошо
представляю себе, почему я во обще за это берусь. Скорее всего потому, что
нечто в этих двух стихотворениях, помимо очевидной общности их размера и
тематики, заставляет меня их соединить воедино, и мне хочется определить это
нечто.
вошло во внутреннюю систему Пастернака не столько как стихотворение из цикла
"Магдалина", сколько как ключ к его пониманию самой Цветаевой. Это кажется
мне тем более вероятн ым, что стихотворение это само как бы предлагает его
читателю взгляд на автора извне. И читатель этот - первый - адресат всего
цикла; второй, возможно, сам Пастернак (который, конечно, с точки зрения
Цветаевой, именно ее "первый", главный читатель). Чт о "О путях твоих пытать
не буду..." должно быть произнесено тем, кто задумается над ее судьбой, не
столько даже с интонацией прошения, сколько с евангельским "не искушайтесь
обо мне". Во всяком случае, это именно то, что мог бы и должен был бы
сказать -
сказано, ибо этот житейский - или горчайший, если не буквально гефсиманский
- вздох включает в себя не только то, что было, но и то, чего и не
произошло. Эти строки - посмертн ые.
сказать ей это? Думаю, мог бы - если не "волос", то уж во всяком случае
"слTз". Для этого ему надо было бы только признать, что в 1923 году, когда
цикл этот писался, или в 1 949-м, когда он писал свою "Магдалину", он был,
выражаясь метафорически и, боюсь, метафизически, бос. Судя по тому, что нам
известно о его биографии, о качестве его личной жизни, он в обоих случаях
должен был ответить на этот вопрос утвердительно. Если б ы это было не так,
то в 49-м году он бы не принялся за евангельский цикл.
в этом стихотворении считал своим, мог принять на свой счет и что нет.
Достаточно предположить, что голос и интонация говорящего могли быть им
усвоены уже только потому, что
уже хотя бы поэтому - его. Думаю также, что само имя - Мария Магдалина -
анаграмматически содержит в себе имя Марина - тем более что для русского
слуха "Мария" и "Марина" не слишком дифференцируются. Анаграмматичность
только усиливается от повторяющихся гласных а/и/я и а/и/а и
идиосинкратическим эхом в "Мироносица! К чему мне миро?" еще закрепляется.
вольно или невольно присвоено. Нет никакой нужды нырять в его подсознание: в
системе поэтического мышления роль подсознания выполняется эвфонией. О
присвоении этого стихотвор ения косвенно свидетельствует тот комический
факт, сообщенный мне Томасом Венцлова, что Ольга Ивинская включила в свои
воспоминания это стихотворение, ошибочно приписав его Пастернаку. Не
исключено, что он читал ей его вслух, учитывая характер их отношен ий и -
если не ее прошлое, то свое будущее: как он его себе представлял. Во всяком
случае, к моменту написания "У людей пред праздником уборка..." шестнадцать
строк "Магдалины", как мне представляется, стали для Пастернака не только
частью его личной ми фологии, но камертоном, чья вибрация не утихает до
конца его дней. (Например, "В больнице".) Произошло это, естественно, помимо
его воли: стихотворение - весьма по-цветаевски, в высшей степени
по-цветаевски - себя ему навязало. То, что это произошло, с видетельствует о
духовной восприимчивости Пастернака - чтоб не сказать: его уязвимости и
обостренности в этот момент его слуха. Впрочем, разделять эти вещи, когда
имеешь дело с поэтом, особенно не следует.
вольно или невольно отождествляет себя с Христом, как это делает вообще
всякий верующий, но, естественно, более систематически.
только спустя два года после ее гибели (вы знаете эти два стихотворения
"Памяти Цветаевой", да? "Ты б в санях переехала Каму / В час налетчиков и
громил. / Пред тобой, как пр ед Пиковой дамой, / Я б от ужаса лед проломил".
Это грандиозные строчки, но это лучшие в этом стихотворении)... Тот факт,
что два стихотворения "Памяти Марины Цветаевой" написаны были только спустя
два года после ее гибели, свидетельствует не о том, что понадобился такой
срок, чтобы оправиться от потрясения, но об отсутствии внутренней - не
говоря о внешней - необходимости в таком стихотворении. Что касается
потрясений, в них в этот период тоже недостатка не было. Можно даже
добавить, что на долю русс кой поэзии вообще в этот исторический период
выпало испытание, которого она не могла и не смогла выдержать, ибо
адекватная реакция на катастрофы такого масштаба немыслима, кроме
абсолютного онемения. Отсутствие необходимости для Пастернака написать стихи
стихотворения "О путях твоих пытать не буду...", являющегося по существу
автоэпитафией, избавляющей кого бы то ни было от необходимости обращаться к
ней со своими словами. Следует предположить , что в 1943 году Пастернак либо
просто забыл о существовании "Магдалины", либо взялся за "Памяти Марины
Цветаевой", не имея текста "Магдалины" под рукой. Еще одно - и наиболее
вероятное предположение, что слух его не был в этот момент достаточно обостр
ен. Упрекать его здесь нельзя: дело было в разгар войны. К тому же он был
несомненно первым, осознавшим недостатки своего стихотворения, что сказалось
как в имеющихся разночтениях, так и в его последующей печатной судьбе.
Цензурные соображения, думается,
результате мы имеем дело со стихотворением, где автора с его микрокосмом
больше, чем предмета, о котором идет речь. Это часто случается с жанром
элегии, произошло это и здесь . Настоящим стихам памяти Марины Цветаевой
оставалось ждать еще шесть лет - ибо "У людей пред праздником уборка..."
есть прежде всего стихи памяти Цветаевой.
куплены масла". В 49-м он мог бы добавить к тому, что был "бос", еще и "Я
был наг, а ты меня волною / Тела - как стеною / Обнесла", вложив все,
включая горький, смыслы в глагол " обнесла" - потому что "ничего у нас с
тобой не вышло", обращенное Цветаевой к Рильке в "Новогоднем", относится и к
нему, как, впрочем, и наоборот - как, впрочем, ко всем трем вершинам этого
великого треугольника. И "масла" в этом контексте означали бы в
пастернаковском сознании не столько даже искусство Цветаевой, сколько
качество ее душевного движения, прикосновение которого почти осязаемо. О
цене, которой это душевное качество приобретается, лучше не спрашивать.
вершины целомудрия авторы комментария поздравляют своего родственника с
освобождением, квалифицируя его как эротику? Что касается "волны" в
последней строфе, то, помимо своей чист оты, волна всегда больше того, что
она омывает. Иными словами, человеческое в этот момент для Спасителя больше,
чем Божественное, - во всяком случае, чем его собственное. Именно таков был
бы, именно так должен был восприниматься эффект цветаевского твор чества -
всего ее творческого пути, если угодно, - для сознания любого ее читателя,
включая Пастернака.
ему надо было идти дальше. Мужская партия, другими словами, была уже
исполнена женщиной. Мужчина поэтому берется в "У людей пред праздником
уборка..." исполнить женскую парти ю. То есть в этом стихотворении Магдалина
отвечает Христу. Представим себе все это на сцене - или, лучше того, по
радио. Первым прочитывается "О путях твоих пытать не буду...". Давайте я
прочту эти стихотворения подряд. Посмотрим, что происходит.
Белоусов Валерий
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Орлов Алекс
Смит Кордвейнер
Самойлова Елена