только от боли, но и от ярости. Если в его крике и содержался какой-то
приказ, то убийцы либо не расслышали его, либо проигнорировали, стараясь
держаться от Миляги подальше. Он двинулся к их раненому предводителю сквозь
серое облако каменной пыли. Афанасий лежал на боку, приподняв голову и
опираясь на локоть. Миляга опустился перед ним на корточки и осторожно
оторвал руки Афанасия от лица. Глубокий порез виднелся под левым глазом, и
еще один - над правым. Оба они, как и целое множество более мелких царапин,
обильно кровоточили. Но ни одна из ран не могла стать бедствием для
человека, который носил их так, как другие носят драгоценности. В конце
концов они затянутся и пополнят его коллекцию шрамов.
того, чтобы причинять кому-то вред, но если ты вынудишь меня, ни один из них
не уйдет отсюда живым. Ты меня понял? - Он взял Афанасия за плечо и помог
ему встать на ноги. - Ну же, давай.
кровавый дождь, идущий у него перед глазами.
них не только не убрал в ножны, но и не опустил своего оружия. Миляга
двинулся к двери, ненадолго задержавшись лишь ради последнего замечания.
- сказал он, - так что, прежде чем снова начать за мной охоту, еще раз
проверьте доказательства моей вины, в чем бы она ни заключалась. И
посоветуйтесь со своим сердцем. Я не враг вам. Все, что я хочу, - это
исцелить Имаджику. Разве ваша Богиня не хочет того же самого?
чем он успел раскрыть рот, откуда-то снаружи послышался крик, спустя
мгновение - еще один, потом еще, потом - десятки криков, исполненных боли и
страха. Приносившие их порывы ветра превращали их в пронзительное карканье,
царапающее барабанные перепонки. Когда Миляга повернулся к двери, ветер уже
гулял по всей комнате, а в тот момент, когда он двинулся к выходу, одна из
стен, словно подхваченная рукой великана, зашаталась и поднялась в воздух.
Ветер, несущий с собой груз панических воплей, бросился внутрь,
переворачивая светильники. Разлившееся масло загорелось от тех самых язычков
пламени, которые оно питало, и в ярком свете желтых огненных шаров Миляга
увидел сцены хаоса, разворачивающиеся со всех сторон. Убийцы опрокинулись,
подобно светильникам, не в силах противостоять мощному напору ветра. Миляга
заметил, как один из них напоролся на свой собственный кинжал. Другой упал в
лужу масла и был мгновенно охвачен пламенем.
нарастающей катастрофы. Другая стена комнаты была унесена ветром в одно
мгновение. Ее лохмотья поднялись в воздух, словно занавес, открывающий перед
зрителями сцену бедствия и разрушения. Буря трудилась над всем лагерем,
старательно потроша того великолепного алого зверя, внутрь которого Миляга
вошел с таким благоговейным ужасом. Стена за стеной рвались в клочки или
вырывались ветром из земли. Державшие их колья и веревки разлетались во все
стороны, угрожая увечьями и смертью. А позади всего этого хаоса виднелась и
его причина: некогда гладкая стена Просвета, которая теперь клубилась,
словно каменное небо, которое Миляга видел, стоя под Осью. Похоже,
источником этого мальстрема была дыра, проделанная в ткани Просвета. Это
обстоятельство придавало вес обвинениям Афанасия. Действительно, находясь
под угрозой убийц и Мадонн, не мог ли он невольно вызвать себе на подмогу
какого-нибудь духа из Первого Доминиона? Если это действительно так, он
должен найти его и усмирить, прежде чем новые, еще более невинные жертвы
добавятся к длинному списку погибших из-за него людей.
На дороге, по которой он шел, движением управляла буря. Ветер носил взад и
вперед следы своих собственных подвигов, возвращаясь к местам, уже сметенным
с лица земли во время первого штурма, чтобы подобрать уцелевших, швырнуть их
в воздух, словно бурдюки с кровью, и разорвать на части. Порывы ветра
забрызгали Милягу красным дождем, но сила, приговорившая к смерти столько
мужчин и женщин вокруг, самого его оставила невредимым. Она не могла даже
сбить его с ног. Причина? Его дыхание, которое Пай как-то назвал источником
всей магии. Черный плащ по-прежнему облегал его, очевидным образом защищая
от бури и придавая дополнительный вес, который, нисколько не затрудняя его
шагов, делал его устойчивым.
кто был в одной комнате с Мадоннами. Отыскать место оказалось нетрудно, даже
среди этой бойни: ветер бешено раздувал огонь, и сквозь брызги крови и
летящие обломки Миляга увидел, что несколько статуй поднялись со своих
каменных лож и встали в круг, в котором нашли себе убежище Афанасий и
несколько его последователей. Миляге оно показалось не слишком надежным, но
он увидел еще несколько уцелевших, которые ползли к нему, не отрывая глаз от
Святых Матерей.
еще одно создание, обладавшее достаточным весом, чтобы противостоять
нападкам ветра: мужчина в одеянии того же цвета, что и разорванные в клочья
палатки, скрестив ноги, сидел на земле не более чем в двадцати ярдов от
источника яростной бури. На голову его был накинут капюшон; его лицо было
обращено к мальстрему. Может быть, этот монах и есть та сила, которую он
вызвал? А если нет, то как этому парню удается оставаться в живых так близко
от тайны разрушения?
незнакомца, отнюдь не будучи уверенным, что его голос не утонет в свисте
ветра и шуме криков. Но монах услышал. Он обернул к Миляге свое наполовину
скрытое капюшоном лицо. В его спокойных чертах не было ничего зловещего. Его
лицо нуждалось в бритве, его нос, некогда сломанный, нуждался в пластической
операции, а его глаза не нуждались ни в чем. Похоже, все, что им было нужно,
- это видеть приближение Маэстро. Лицо монаха расплылось в широчайшей
улыбке, и он немедленно поднялся на ноги и почтительно склонил голову.
спокойным, но голос легко заглушал царившее вокруг смятение. - Скажите, вы
уже видели мистифа?
голос, как и его тело, обрел сверхъестественную тяжесть.
прорвал Просвет, и в эту дыру устремилась буря.
вижу его! - Он с упреком посмотрел на монаха. - Он нашел бы меня, если б был
здесь.
свой капюшон. Его вьющиеся волосы изрядно поредели, но сохранили частичку
очарования церковного певчего. - Он очень близко, Маэстро.
вверх, в воздушный вихрь. Миляга посмотрел в том же направлении. В небе
кружились полотняные клочья, взмывающие вверх и падающие вниз, словно
большие раненые птицы. Там же виднелись обломки мебели, обрывки одежды и
кусочки плоти. И посреди этого мусорного облака Миляга увидел стремительно
опускавшийся силуэт, еще более темный, чем небо или буря. Монах пододвинулся
к Миляге.
выставив ладони вперед, словно для того, чтобы отвести от них
приближающегося духа.
рассмотреть черный силуэт у себя над головой. Это действительно был мистиф
или, вернее, то, что от него осталось. Либо украдкой, либо с помощью одной
лишь силы воли ему удалось пробить Просвет. Но этот побег ничем не улучшил
его состояние. Злобное пламя порчи пылало внутри него еще ярче, почти
полностью уничтожив пораженное тело, а с уст страдальца срывался такой
жалобный вой, словно ему вскрыли живот и выпотрошили внутренности на его
собственных глазах.
прыжок которого был прерван на полпути: руки вытянуты вперед, а голова (ее
остатки) откинута назад.
разобрать.
вы причиняете ему боль, то, ради Бога, прекратите.
спуститься. Миляга понял, что теперь им овладевает другая сила. Дух забился,
пытаясь противостоять заклятьям из Просвета, которые приказывали ему
вернуться обратно в то место, откуда он сбежал.
борясь с силою Просвета. От них исходила вонь разложения, и они обжигали
обращенное вверх лицо Миляги, но их жало помогло ему понять слова,