в совете командиров, даже в тесноте сложнейших коллизий и трудных решений
я отдыхал по-настоящему. В это время закрепилась надолго одна из моих
привычек: я потерял умение работать в тишине. Только когда рядом, у самого
моего стола звенел ребячий галдеж, я чувствовал себя по-настоящему уютно,
моя мысль оживала и веселее работало воображение. И за это в особенности я
был благодарен горьковцам.
здесь была новее, и новее были педагогические перспективы.
это преждле всего, коллектив, чего уже никак нельзя сказать о сотрудниках
наробраза. И чем больше я присматривался к этому коллективу, чем больше
входил в рабочие отношения, тем ярче открывалась передо мною одна
замечательная новость. Как это вышло, честное слово, не знаю, но коллектив
чекистов обладал теми самыми качествами, которые я в течение восьми лет
хотел воспитать в коллективе колонии. Я вдруг увидел перед собой образец,
который до сих пор заполнял только мое воображение, который я логически и
художественно выводил из всех событий и всей философии революции, но
которого я никогда не видел и потерял надежду увидеть.
всего я боялся разочароваться. Я держал его в глубокой тайне, ибо я не
хотел, чтобы мои отношения к этим людям сделались сколько-нибудь
искусственными.
педагогического мышления. Меня особенно радовало, что качества коллектива
чекистов очень легко и просто разьясняли многие неясности и неточности в
том воображаемом образце, который до сих пор направлял мою работу. Я
получил возможность в мелчайших деталях представить себе многие, до сих
пор таинственные для меня области. У чекистов очень высокий интеллект в
соединении с образованием и культурой никогда не принимал ненавистного для
меня выражения российского интеллигента. Я и раньше знал, что это должно
быть так, но как это выражается в живых движениях личности, представить
было трудно. А теперь я получил возможность изучить речь, пути логических
ходов, новую форму интеллектаульной эмоции, новые диспозиции вкусов, новые
структуры идеала. И - самое главное - новую форму использования идеала.
Как известно, у наших интеллигентов идеал похож на нахального
квартиранта: он занял чужую жилплощадь, денег не платит, ябедничает,
вьедается всем в печенки, все пищат от его соседства и стараются выбраться
подальше от
идеала. Теперь я видел другое: идеал не квартирант, а хороший
администратор, он уважает соседский труд, он заботится о ремонте, об
отоплении, у него всем удобно и приятно работать. Во-вторых, меня
заинтересовала структура принципиальности. Чекисты очень принципиальные
люди, но у них принцип не является повязкой на глазах, как у некоторых
моих "приятелей". У чекисто принцип - измерительный прибор, которым они
пользуются так же спокойно, как часами, без волокиты, но и без поспешности
угорелой кошки. Я увидел, наконец, нормальную жизнь принципа и убедился
окончательно, что мое отвращение к принципиальности интеллигентов было
правильное. Ведь давно известно: когда интеллигент что-нибудь делает из
принципа, это значит, что через полчаса и он сам, и все окружающее должны
принимать валерьянку.
немногословие, и отвращение к штампам, неспособность разваливаться на
диване или укладывать живот на стол, наконец, веселую, но безграничную
работоспособность, без жертвенной мины и ханжества, без намека на
отвратительную повадку "святой жертвы". И наконец, я увидел и ощутил
осязанием то драгоценное вещество, которое не могу назвать иначе, как
социальным клеем: это чувство общественной перспективы, умение в каждый
момент работы видеть всех членов коллектив, это постоянное знание о
больших всеобщих целях, знание, которое все же никогда не принимает
характера доктринерства и болтливого, пустого вяканья. И этот социальный
клей не покупался в киоске на пять копеек только для конференцмй и
сьездов, это не форма вежливого, улыбающегося трения с ближайшим соседом,
это действительно общность, это единство движения и работы,
ответственности и помощи, это единство традиций.
счастливые условия: им оставалось только смотреть. А мне уже не нужно было
с разгону биться головой о стену, чтобы убеждать начальство в
необходимости и пользе носового платка.
к краткой формуле , я понял: я близко познакомился с настоящими
большевиками, я окончательно уверил в том, что моя педагогика - педагогика
большевистская, что тип человека, который всегда стоял у меня как образец,
не только моя красивая выдумка и мечта, но и настоящая реальная
действительность, тем более для меня ощутимая, что она стала частью моей
работы.
работа хоть и трудная, но посильная человеческому рассудку.
думали окружающие. Чекисты отчисляли из своего жалованья известный процент
на содержание коммунаров, но это было неприемлимо и для нас, и для
чекистов.
задерживали жалованье, затруднялись даже в расходах на питание. Мастерские
давали незначительные доходы, потому что по сути были мастерскими
учебными. Правда, сапожную мастерскую мы с хлопцами в первые же дни
затащили в темный угол и удушили, навалившись на нее с подушками. Чекисты
сделали вид, будто они не заметили этого убийства. Но в
других мастерских мы никак не могли раскачаться на работу, приносящую
доход.
чек и сказал:
будет, понимаете? Используйте этого... он человек энергичный...
педагогического типа - Соломон Борисович Коган. Соломон Борисович уже
стар, ему под шестьдесят, у него больное сердце, и одышка, и нервы, и
грудная жаба, и ожирение. Но у этого человека внутри сидит демон
деятельности, и Соломон Борисович ничего с этим демоном поделать не может.
Соломон Борисовис не принес с собой ни капиталов, ни материалов, ни
изобретательности, но в его рыхлом теле без устали носятся и хлопочут
силы, которые ему не удалось истратить при старом режиме: дух
предприимчивости, оптимизма и напора, знание людей и маленькая,
простительная беспринципность, странным образом уживавшаяся с
растроганностью чувств и преданностью идее. Очень вероятно, что все это
обьединялось обручами гордости, потому что Соломон Борисович любил
говорить:
Мы очень нуждались в его жизненном опыте. Правда, проявлялся этот опыт
иногда в таких формах, что мы только холодели и не верили своим глазам.
строительного института, так надо же ее куда-нибудь складывать.
строительному институту.
институт. Если бы это был институт, стал бы я с ним связываться!
них есть деньги. А раз есть деньги, так им хочется иметь мебель. А для
мебели нужна крыша. Вы ж знаете. А крышу они будут еще строить, потому что
у них еще и стен нет.
себе... Это образцовое учреждение. Оно будет заниматься какими-то
складами?! Есть у нас для этого время!
будет стоит двадцать тысяч. А если вы говорите: не нужно строить, пусть
будет по-вашему. Для чего мы будем строить складочные помещения, если нам
нужен вовсе сборный цех?..
Закопали столбы, начали плотники складывать стены.
что? Мне жаль, что ли?
помещения, а сборный цех...
помещения? Это же вы сказали?
Володихин Дмитрий
Верещагин Олег
Семенова Мария
Русанов Владислав
Афанасьев Роман
Орлов Алекс