постился ли князь и не вкушал ли пищи с прошлого вечера? Владимир вертит
головою: <Как же! Конечно нет!> И Сергий ведет его в храм. Обедня уже
окончилась, и он причащает князя святых тайн прямо в алтаре.
ягоды в деревянной чаше и квас. Князь с удовольствием пьет, озирая келью,
полную в этот час мягкого солнечного сияния, несмотря на крохотные оконца,
прорубленные с истинно крестьянским бережением к теплу.
чуется, по тому откровенному удовольствию, которое звучит в голосе князя,
что созидание города для него много более, чем обязанность, но и любовь, и
утеха, и гордость - вс° тут! - Из единого дуба стены кладу! - хвастает он.
- И дани все отменил! И гостям даю леготу! Вот! И со сторон призываю -
селись, кто восхощет! Наместником мой окольничий, Яков Юрьич, Новосилец! -
И опять в ликующем голосе двадцатилетнего князя звучит и поет упоение
радости. Давать, дак полною мерою! - словно бы говорит он.
ему, кивает согласно.
означил... - Владимир краснеет, делает движение пасть на колени опять.
Сергий удерживает его, думает.
дальнейшие просьбы князя, договаривает: - Заутро поедь, княже, к себе, а
яз, не умедлив, гряду за тобою!
всякий случай покойного верхового коня, ведая конечно, что старец повсюду
ходит пеший, но... все-таки!
втягивается на узкую тропинку, постепенно исчезая в лесу. Дружина
Владимира, кроме одного лишь думного боярина, не старше своего князя. Все
они только что отстояли службу, причастились и теперь уже весело хохочут,
шуткуют, горяча коней. Сергий, проводивший князя до ворот, следит взглядом
ликующую толпу молодежи и на лице у него добрая улыбка наставника, коему
весело зреть, как резвятся на отдыхе ученики, покинувшие на мал час тесный
покой училища.
плотницким топором за поясом и с посохом, провожаемый одним лишь
Афанасием, коему надлежит принять игуменство в еще не созданном
общежительном монастыре <на Высоком>, церковь которого, во имя Зачатия
Пресвятой Богородицы, преподобный заложит своими руками уже через
несколько дней.
дождя. Два инока идут по дороге, минуя деревни, где мычит погибающая
скотина: ящур, <мор на рогатый скот, кони и люди>, как записывал
летописец. Только в укромности, под лесом и в низинах, растет хлеб, только
маленьких однодворных деревень в чащобе лесов не досягнул мор. На дороге
лежит вспухшая, мерзко пахнущая корова. Сергий идет к ближней деревне за
заступом. Роют яму. Долгою вагой спихивают туда корову, забрасывают
землей.
монастырь, они попадают назавтра к вечеру. Незаметно для себя Сергий
разучился ходить быстро, по шестьдесят-семьдесят верст в сутки, как в
молодости. Короче становится жизнь и длиннее дороги. И именно теперь время
особенно дорого!
новости: о погроме татар в Нижнем; о том, что юный кашинский князь
Василий, замирившийся было с Михайлой после смерти отца, поссорился вновь
с тверским великим князем и прибежал на Москву, а значит, вновь стало
возможным ратное размирье; что болеет тысяцкий; что мор, распространяясь
по земле, уже достиг Переяславля и Рузы; что пришлые иноки с трудом и
скорбию привыкают к навыкам общежительства...
постели. И Сергию, когда он уже засыпает, слушая тихое дыхание Федора,
вдруг становится единовременно горько и сладко, он почему-то вспоминает
давно покинутый дом, Ростов, откуда нет-нет да и приходят к нему в обитель
иноки, почитающие и до сих пор Сергия <своим>, ростовским, угодником...
Тихое веяние жизни, простой, земной, незаметной, той, которою жил до самой
смерти своей его и Стефанов младший брат Петр, жил, и умер, и погребен в
Хотькове, и навряд кто даже теперь вспомнил бы о нем, ежели не они со
Стефаном!
Укрепи меня! Больше ли я прочих? Ведь и я грешен, и страстен, и одержим
унынием, как и все! И свершаю подвиг с тем же усилием воли, какое надобно
любому смертному!
спешит, видимо, чувствуя, что срок жизни его не столь долог, как у
учителя, и надобно успеть свершить все задуманное при жизни своей...
мастеров аж из-под Можая и Дмитрова. Ухают дубовые бабы, звучит
несмолкаемая частоговорка топоров, вереницею отъезжают телеги, нагруженные
землей. Город строят тысячи, и два инока в посконине, мерно проходящие
сквозь толпы работного люду и развалы земли, не влекут ничьего внимания.
Но именно им надлежит содеять то, без чего город мертв и являет собою лишь
плотское, тварное скопище людское, живущее, как и трава, и скот, и звери,
и птицы, по законам животного естества. Они, иноки, должны подарить городу
свет. Внести в это кишение плоти жизнь Духа. И тут ошибиться нельзя.
Почему юный князь и скакал именно к Сергию, к Троице, дабы не подменить
свет обманкою, ложным, отраженным блеском мертвого слова.
- праведником, находящимся в нем. И без праведника не стоит ни город, ни
село, ни весь. Потому и проходят неспешно два усталых, осыпанных пылью
инока, удаляясь к устью реки, туда, где будет поставлен Сергием монастырь
<на Высоком>. И пусть Афанасий, проживши несколько лет, оставит игуменство
и уедет в Константинополь, где купит келью в монастыре да там и умрет,
посылая на родину иконы и книги. На его место тотчас придет другой игумен.
В сраме войны, мора и глада, в кипении злых страстей, в деловом перестуке
секир, в усилиях пахаря, в мужестве воина - страна жива праведником!
пройдет, он уйдет, угаснет его земная жизнь, протекут столетия, но памятью
преподобного Сергия будет и через столетия славиться наша земля.
Кремнике не продохнуть. Но дума все-таки собралась. Из Орды прискакал с
важными вестями Федор Кошка, а из Нижнего - тесть великого князя
московского, Дмитрий Костянтиныч, самолично повестить об избиении мамаевых
татар и попросить совета у зятя.
деревнях у них, у каждого, в разгаре скотий падеж, голодные мужики,
умирают люди и кони... И все-таки тут собрались победители, не желающие
уступать ни завоеванной нынешней власти, ни накопленного предками добра.
Кошка похудел, видимо изнемог и замотался в Орде.
его Черкас вновь выбил из Сарая, дак злобствует, требует нового серебра!
каких животов?!
суздальского князя. Дмитрий Костянтиныч глянул надменно, но и великий
князь Дмитрий тоже перевел взгляд на тестя, следовало отвечать. Голенастый
сухой суздальский князь гневно дернулся:
Голод, грабежи... А тут в соборе: <доколе>, мол! - князь сердито отводит
взгляд.
князь. - Я приставил охрану и корм выдаю.
протянул Дмитрий Костянтиныч.
Нижегородские смерды славно-таки поработали!
- Узбековы времена похотел воротить! Ну, разорили бы несколько городов,
народу побили! Того хотите, бояре?!
тафтяным платом взопревший лоб, произносит спокойно:
побили! Нехорошо! Не по закону таковое творить!
было!
подымает голову Тимур, сильнее его нынче никого нету; в Белой Орде
Урус-хан, тоже воевода суровый. И тот и другой без нашей помочи живо Мамаю