и ваша смелость. Я знаю, вы с друзьями обязательно попытаетесь помочь
Нирьену, и бессмысленно вас от этого отговаривать. Вы твердили о моем
безрассудном упрямстве. Ха! Я уповаю лишь на то, что вы не дадите себя
убить. Своей смертью вы отнюдь не послужите Шорви Нирьену, а без вас на
свете станет скучнее.
Что ж, я постараюсь, не обрекать вас на скуку.
судьба.
Глупо. Обидно. Но слова сказаны, и она запнувшись продолжила: - Вы слишком
умный и занимательный собеседник, чтобы умереть молодым. Я не выношу
расточительства.
Элистэ покосилась на Дрефа - интересно, заметил ли он ее невольный ляпсус?
Ей показалось, что он на миг помрачнел - от разочарования? Впрочем, скорее
всего именно показалось.
несомненно, избавят вас от этого недостатка.
полегчать на душе, однако не полегчало.
Куда большего внимания сейчас заслуживает совсем другое.
освободить Евларка Валёра.
сливались, переходили друг в друга, и в ровном однообразии жизни их было
не различить. Евларк Валёр потерял счет дням заключения - время для него
застыло на месте. Он уже не вспоминал о Ворве, родной провинции с ее
заболоченными лугами, высоким небосводом, мирной и вольной жизнью. Все это
кануло в прошлое, вероятно, навсегда. Теперь он существовал в мире
каменных стен и дверных засовов, железных оков, жестокосердных тюремщиков
и огненных видений Заза, к которой был прикован цепью. Постылое постоянное
общение с Чувствительницей привело к возникновению между ними особых уз,
которые были ему в высшей степени тягостны. Он проник в сознание Заза - и
так основательно, что расстался с душевным покоем. Стремление убивать
снедало Заза денно и нощно, и Евларк все время ощущал гнет ее кровожадного
вожделения. Он был изнурен и подавлен, пребывал в отчаянии, однако не
решался протестовать. Огромные кулаки кузена Бирса напрочь выбили из него
саму мысль о бунте. Раз Уисс решил, что ему, Евларку, надлежит оставаться
здесь, значит так тому и быть до тех пор, пока Защитник не передумает.
чувствуют себя точно так же. Вот почему он удивился не меньше своих
тюремщиков, когда Арсенал загорелся в самом прямом смысле слова. Правда, в
отличие от стражей, Евларк сразу распознал чародейную природу огня.
пламень, зеленый огненный выдох дракона в самую гущу толпы, - обычные
видения помешанной на насилии Заза. Пробудили его истошные вопли
народогвардейцев. Евларк разлепил веки и ужаснулся. Ему показалось, что он
все еще барахтается в огненных грезах Заза. Со всех сторон взлетали языки
пламени и рассыпались искрами, дым валил удушливыми клубами, метались
обезумевшие народогвардейцы. Евларк жалобно вскрикнул, но тут выработанное
суровыми упражнениями мастерство пришло ему на помощь, и он распознал
действие чар, разом увидел наваждение во всей его силе - работу поистине
великого мастера, соединившего обман зрения с безупречным воздействием на
слух, обоняние и осязание. Евларк слышал треск пламени, вдыхал едкий дым,
ощущал его привкус на языке и горечь в горле, чувствовал на коже
обжигающее дыхание огня. Отменный спектакль, но кто же его поставил?
видели самый настоящий пожар. Что двигало поджигателем, кто он и чем
завершится этот ужас - уж не гибелью ли незаменимой Заза? - над этими
вопросами у них не было времени задуматься. Как и над диким бешенством
Защитника, который наверняка разжалует, а то и арестует офицеров караула.
В мыслях у народогвардейцев было только одно - спасаться, и как можно
скорее, ибо в подвалах Арсенала хранилось достаточно пороха, чтобы поднять
на воздух весь округ, если огонь доберется до бочек. Задыхаясь и кашляя,
ослепленные народогвардейцы ринулись к деревянным дверям, которые тоже
начали заниматься огнем.
обязанностях, требовала спасти пленника. Не мог же несчастный просто так
сгореть заживо, тем более что он приходился родным братом самому
Защитнику? Поэтому начальник караула и капрал бросились к Евларку. У
начальника имелись два ключа: один - от ножных оков, которыми пленник был
прикован к Чувствительнице, другой - от ошейника, прикрепленного цепью к
вделанной в стену скобе.
глазах наваждение было одновременно и жизнеподобным, и призрачным. Оковы с
ошейником щелкнули и упали, народогвардейцы же видели совсем другое -
замки заело. Начальник караула, ругаясь на чем свет стоит, перебирал
ключи, пробовал то один, то другой, совал в скважины, дергал, поворачивал
- все без толку: замки не открывались. Капрал выстрелом из пистолета
перебил цепь в том месте, где она крепилась к скобе, однако в его
восприятии цепь осталась невредимой. А призрачное пламя тем временем
разгоралось; языки его взлетали по стенам, плясали на потолочных балках и
уже лизали серебристые бока Заза. От чудовищного жара трещали волосы,
одежда начала тлеть, кожа пошла волдырями. Народогвардейцы не выдержали. В
последний раз с жалостью глянув на обреченного, они молча рванулись к
выходу.
из стороны в сторону, подскакивая и как-то нелепо горбатясь. Все это
напомнило Евларку ужимки клоунов, потешавших народ на сельских ярмарках в
Ворве. За спиной у него беспокойно завозилась и загремела Заза, испустив
из обоих рыл по тоненькой струйке вполне настоящего ядовитого дыма.
голос, несомненно принадлежавший Возвышенному. - Неужели ее могло испугать
наваждение?
завесы огня. Незнакомец был невысок, худ, сед, очень хрупок и к тому же в
очках. В распахнутых его глазах сияла детская безмятежность. Но именно от
него - тут не могло быть никакого сомнения - исходила великая чародейная
сила.
объяснил Евларк. - Но ее взбудоражило необычное поведение людей.
удовольствием я бы с ней пообщался! Но, увы, сейчас не время и не место.
Быть может, как-нибудь вечерком, в другой раз. Теперь же нас ждут дела
поважнее. Вы готовы, мастер Валёр?
сегодня же ночью отправиться в Ворв.
профанировать высокий дар. Поймите, мне оскорбительно это видеть. Этому
нужно положить конец.
мой. Прошу сюда.
любимчик Защитника депутат Пульп не посмел доложить ему о втором побеге.
Два часа мудрые головы в Комитете Народного Благоденствия мучительно
искали выход. Не придумав ничего путного, они в конце концов остановились
на письме. Одинокий гонец перед самым рассветом отнес сложенное вдвое
послание, подсунул в освещенную щель под дверью кабинета Защитника и
спасся бегством, не став дожидаться, пока листок исчезнет, словно втянутый
ураганом.
бесновался, то за закрытыми дверями. Двое или трое членов Комитета,
явившиеся спозаранку, утверждали, что безмолвие рассветного часа нарушал
грохот, словно Защитник швырял стулья о стены своего кабинета, однако
никто не мог подтвердить их слова. Потом призвали стекольщиков вставить в
окна кабинета новые стекла; отчего разбились старые, так и осталось
невыясненным.